Пидоры в Волейболе. Челлендж 2020

      У Ацуму всегда были проблемы в школе. То он был слишком импульсивным, необдуманно отвечая на вопросы учителей, психуя, когда ответ оказывался неверным. То он не мог сосредоточиться на чем-то одном, перескакивая с первого задания на последнее, в итоге ни одного не доводя до конца. У него было много знакомых, но никого он не мог назвать своим близким другом. Слабый инстинкт самосохранения, что позволяло творить множество глупостей, опасных для жизни, а потом ловить приступы паники, спасаясь в сильных руках Осаму. Единственным неизменным в жизни Ацуму был брат. Ацуму мог часами с ним сидеть, обсуждая одну тему, ведь у Осаму получалось чертовски интересно рассказывать. Брат увлекал, сдерживал, успокаивал. Был единственным, кто важен. Единственным, кто принимал Ацуму таким, каков он есть. Пускай случались потасовки, пускай они грызлись, но брат всегда оставался константой в его жизни.       С возрастом любовь к брату приобрела новые углы. Окрасилась более яркими, ядовитыми красками. Ацуму понял, что влюбился в Осаму на втором году старшей школы. Это было неправильно, противоестественно, но это было. Мысли об этих чувствах выбивали из колеи. Ацуму стал ещё более неусидчивым. Заметно скатился в учебе, стал более нервным, зациклившись на единственной проблеме. Спасал только волейбол, такой же неизменный в жизни Ацуму, как и брат. Во время тренировок и игр он был собранным, влёгкую справляясь с поставленными задачами. Ведь это было интересно. Ни один из учебных предметов не захватывал так, как волейбол.       Если до выпускного класса на него не наседали с учебой, то на третьем году учителя стали требовательнее. Не помогали даже спортивные достижения. Ацуму заваливал тест за тестом, злился из-за этого и выплескивал весь яд на знакомых, очаровательно при этом улыбаясь. Оставшись на одной из перемен без Осаму, который был его якорем, он ввязался в драку. Ему разбили губу и хорошенько намяли бока, из-за чего пришлось идти в медпункт. Школьная медсестра осмотрела его ребра, после обработала губу, но не успела отправить домой, как в раздевалку вбежал разгневанный тренер. Хоть тот и грозил отстранить его от игр, но Ацуму знал, хрен его уберут из команды. Он был лучшим связующим. Сердцем Инаризаки. Поэтому не воспринял слова тренера всерьез. А через несколько дней снова подрался, вновь попадая в медкабинет, но уже с рассеченной бровью. Медсестра, обработав рану, не сразу отпустила его. Завела разговор, начав спрашивать о причинах драки. Ацуму говорил откровенно, рассказывая, как все было. Но быстро переключился на учебу, жалуясь на учителей, которые откровенно достали. Он даже не заметил, как разговорился, вываливая на молодую женщину все свои проблемы. Та его внимательно слушала, не перебивала, делала какие-то пометки в блокноте, а после предложила приходить к ней, если вдруг он снова будет расстроенным. А на тренировке он получил строгое наставление от тренера, который снова угрожал отстранением от игр, если Ацуму не сходит к Махиро-сенсей. Оставалось согласиться, тем более что говорить о себе ему нравилось. Особенно когда его внимательно слушали. Даже Осаму не был таким терпеливым, иногда ругая его за то, что он не способен дорассказать историю до конца. Из-за этого они ругались чаще всего. Но даже тогда Ацуму с ума сходил от распирающих его чувств, направленных на брата.       К медсестре, как и было велено, он стал ходить три раза в неделю. Всего минут на двадцать, но все это время Махиро-сенсей внимательно его слушала и делала какие-то пометки. Ацуму эти разговоры нравились. Он откровенно говнил на учителей, одноклассников, противников, иногда даже на Осаму, но сенсей не одергивала его, позволяя выплеснуть эмоции. И, черт побери, она не жаловалась, когда темы резко перескакивали с одного на другое.       В один из таких визитов к Махиро-сенсей ее срочно вызвали на футбольное поле, где один из учеников получил травму. Она попросила дождаться ее, чтобы они могли продолжить разговор, и спешно покинула кабинет. Ацуму хотел прилечь пока, может, даже поспать, но зацепился взглядом за блокнот, где Махиро-сенсей делала пометки. Стало чертовски интересно, что она все время пишет. Перегнувшись через стол, он схватил блокнот и открыл его там, где была закладка. Это была последняя запись, но стояло только число и время их разговора. Ацуму перелистнул страницу, пробегаясь взглядом по записи их прошлого разговора. Увидев неприятное «предположительный диагноз» Ацуму нахмурился. И как он не понял, что у него в голове копаются? СДВГ. Эта аббревиатура не была знакомой. Нужно было срочно узнать, что это за хрень. Откинув блокнот, Ацуму вышел из гребаного кабинета, сразу же вводя в Гугле свой чертов предположительный диагноз. Открыв первую попавшуюся ссылку, он даже не стал читать дальше, увидев, что это заболевание относится к психическим расстройствам. Да он же псих. Засмеявшись, Ацуму, действуя, как всегда, импульсивно, побежал искать брата. Если он ненормальный, то ему все можно. Потом все спишется на нездоровую психику, а сейчас нужно было ловить момент.       Большая перемена подходила к концу, когда Ацуму ворвался в класс, приближаясь к Осаму и хватая его за руку.       — Нужно поговорить, срочно, — не обращая внимания на лёгкое сопротивление, он потащил брата из класса, уводя в туалет. Здесь уже было пусто, что не могло не радовать. Не придется тратить время на выпроваживание лишних ушей из туалета.       Кинув взгляд на Осаму, который ничего не говорил, лишь выжидательно смотрел, Ацуму широко улыбнулся и приблизился. Сжав предплечья брата, он в два шага вжал того в дверь, весело заговорив:       — Я псих, Саму. И я тебя пиздецки сильно люблю, — чтобы Осаму правильно понял его слова, Ацуму прижался плотнее и поцеловал в губы. Не лёгкий чмок, как целуют родственников, а с языком, влажно, откровенно, хоть и неумело. Пускай это был его первый поцелуй, но он старался не показать этого брату, обласкивая его губы.       Осаму какое-то время не шевелился, лишь рот приоткрыл от неожиданности, чем Ацуму воспользовался, скользнув вовнутрь языком. А потом крепко сжал его плечи и отстранил от себя, настойчиво подталкивая к раковине. Отступая, Ацуму широко улыбался, обдолбанным взглядом смотря на брата. Он поцеловал его. Он поцеловал Осаму. Тот резко повернул его спиной к себе, вжимая в край раковины и прижимаясь всем телом. Сжав его подбородок, не позволяя отвернуться от зеркала, висящего на стене, он смотрел на Ацуму через отражение, серьезно сказав:       — Цуму, ты любишь меня или себя?       Ацуму шумно, прерывисто выдохнул, во все глаза смотря в зеркало, видя два таких похожих, практически одинаковых лица. Но все равно они с братом были разными. Слепцом был тот, кто считал иначе.       Вцепившись пальцами в край раковины, Ацуму сильнее привалился к брату, забирая его тепло, дурея от его близости. Улыбнувшись, он с трудом повел бедрами, пахом проскользив по жёсткой раковине, а задницей — по члену Осаму, и посмотрел в его глаза.       — Обоих, Саму. Но себя мне не хочется трахнуть, — засмеявшись, он совсем не думал, что в туалет могут войти и застать их в таком компрометирующем положении. Он ловил момент, думая сейчас только об Осаму, который не отстранялся, продолжая его крепко держать. Потрясающе.       — Ты болен, Цуму.       — Даа, я чертов псих, — заведя одну руку назад, он сжал задницу брата, притягивая его ещё ближе к себе. — Хотеть, чтобы меня трахнул собственный брат, точно ненормально. Но я хочу тебя, Саму.       Расплывшись в улыбке, ни на мгновение не сводя взгляда с отражения, получая удовольствие не только физическое, но и моральное, он словил момент, когда брат чуть ослабил давление, и притерся к нему задницей, развратно простонав.       Раздался звонок на урок. Но Осаму его не отпустил. Перевел ладонь с подбородка на шею, чуть поджимая ее пальцами, и сам толкнулся бедрами, вызывая дикий восторг в глазах.       — Хочешь меня, Цуму?       — Мм, даа, — откинув голову ему на плечо, он повернулся вбок, смотря на профиль брата, который продолжал пялиться в зеркало. Судя по расширенным зрачкам и крепнущему члену, тому все нравится. Боги, да Осаму давно бы поколотил его, если бы не хотел этого. Если бы ему было противно. Эта мысль довольством прокатилась по венам.       — В нашей семье два ненормальных, — брат медленно повернулся к нему и поцеловал, мокро, развязно, облизывая его губы и язык. Ацуму протяжно простонал, сильнее сжимая его ягодицу, и беспокойно заерзал, желая большего. Он забыл, что они в школьном туалете. Сейчас он мог думать только об Осаму, который убрал ладонь от шеи и обеими руками расстегивал на нем брюки.       — Саму, Саму, Саму, — шепча между поцелуями, изгибаясь к брату, чтобы удобнее было целовать его, Ацуму быстро двигал бедрами, разжигая чужое желание и мешая себя целовать.       — Успокойся, Цуму, и дай тебя раздеть, — тихие слова Осаму заставили успокоиться, Ацуму замер, чувствуя, как ткань школьных брюк больше не давит на крепкий член. Брат не медлил, сдернул с него штаны с бельем до середины бедра, и оставил одну ладонь на животе, второй скользнув между телами. Если он собирался трахнуть его прям здесь и сейчас, то Ацуму не был против. Черт. Он был только за. Переведя взгляд на зеркало, он встретился с темным взглядом Осаму, не позволяющим пошевелиться, и протяжно выдохнул. Как красиво они смотрелись вместе. И как жаль, что это зеркало не в полный рост. Ацуму мог видеть только ладонь брата, давящую ему на живот, и темно-красную головку стоящего члена. Будоражило.       — Сведи ноги вместе, — Осаму легко укусил его за ухо, заставляя сконцентрироваться на нем. На его словах Ацуму послушно свёл ноги, чувствуя, как по ягодице скользит член брата. Довольно улыбаясь, он снова обеими ладонями сжимал раковину, предвкушая и боль, и удовольствие, что ему доставит Осаму. — Плотнее.       — Что-то ты раскомандовался, Саму, — и хоть он пытался звучать раздражённо, но его откровенно вело. Теснее сжав ноги, он чувственно простонал, ощутив, как Осаму толкается членом между бедер, проскальзывая крепким стволом между ягодиц и задевая головкой потяжелевшие яйца. Ох, черт. О таком он даже не подумал. Но это было безумно волнительно.       — Посмотри на меня, Цуму.       Так он и так смотрел. Хотя нет, он ничего не видел перед собой, впитывая ощущения от скольжения члена между его бедер. Смазки было чертовски мало, от этого трение доставляло не только удовольствие, но и боль. И как это было прекрасно.       Смотря на Осаму, который выцеловывал его шею, исподлобья поглядывая в зеркало, Ацуму сам начал двигать бедрами, до побеления костяшек сжимая раковину. Брат трахал его бедра, хоть мог вставить член в задницу. Одной ладонью гладил под рубашкой, дразняще задевая сосок, а второй накрыл член, скользя по нему в такт своим движениям. И смотрел, сжигая темнотой своего взгляда.       — В следующий раз я тебя трахну, Саму, — срываясь на тяжёлое дыхание и стоны, Ацуму хотел много всего наобещать, но ещё больше он желал раствориться в моменте. Но брат не давал, удерживая взглядом.       — Так уверен, что будет следующий раз? — в его голосе слышалась улыбка, не отразившаяся в глазах, переполненных похотью. Это было потрясающе.       — Дааа, — протяжно, несдержанно выстонав, Ацуму активнее задвигал бедрами. Как же хотелось кончить. Под братом. Вместе с ним. Как угодно. Только кончить, утопая в диком взгляде.       Осаму будто мысли его прочитал, задал быстрый темп дрочки и резче начал толкаться между бедер, раздразнивая промежность горячим стояком. Ацуму накрыло первым. Он ощутимо задрожал, слегка склонился над раковиной, разорвав зрительный контакт, и с коротким стоном кончил, запачкав спермой раковину и низ зеркала. Осаму кончил следом. Ацуму чувствовал, как по коже стекает горячее, липкое, и не мог даже слова сказать. Хорошо. Потрясающе. Нереально.       Брат позаботился о нем, позволив посмаковать удовольствие. Обтер его бумажными полотенцами и подтянул штаны.       — Возвращайся, Цуму.       Ацуму осознанно посмотрел на Осаму, расплываясь в довольной улыбке, очень быстро сошедшей с лица.       — Эй, Саму. Ты чуть не трахнул меня в туалете? — Тот лишь пожал плечами и обошел его, подходя к раковине и включая воду. — А если бы кто-то вошёл?       — Но не вошёл же. Вообще-то уже урок идёт. Но ты все равно слишком громкий.       — Псих, — восторженно проговорив, Ацуму засмеялся.       — И мне понравилось у зеркала. Это… интересно.       Ацуму удивлённо глянул на брата, но вскоре снова смеялся.       — Когда я стану известным волейболистом, я в спальне повешу зеркало на потолок, чтобы ты мог любоваться нами, пока я буду трахать тебя.       Осаму ничего не ответил, но взгляд, с которым Ацуму столкнулся в отражении, сказал больше любых слов. Охуенно. Они оба ненормальные. Но Ацуму готов быть хоть трижды психом, если Осаму будет рядом.