Жажда

      Чертова книга улетела в стену уже в четвертый раз. Он предпочел бы вообще ее разорвать, но что-то подсказывало ИнУ, что ДонСик не оценит такого обращения с его вещами.       Едва он увидел название «Дневник психопата», как сразу все понял. Ярость захлестнула настолько сильно, что мешала дышать и требовала выхода. Да как посмел этот ничтожный червяк открывать его секреты?! Вывалить, как грязное белье из корзины, на всеобщее обозрение то, что ИнУ так долго и старательно скрывал за маской идеального сына, успешного мужчины и жесткого руководителя? Он так долго прятал ото всех свой внутренний мир: свои желания и мечты, свою ярость и ненависть. А еще свою боль — ту самую, что только росла после смерти матери. Даже привычка вести дневник, превратившаяся со временем в навязчивое состояние, появилась именно тогда. Еще ребенком он выплескивал на бумагу то, о чем не мог сказать отцу: о том, насколько ему важно его признание, как он жаждет отцовской любви и насколько сильно ненавидит и завидует ДжиХуну, которому доставалось все, о чем мечтал ИнУ. Мечтал — в смысле в детстве. Конечно же, в детстве…       Свою вторую жену председатель Со искренне любил, по-своему, конечно, но все же. А вот матери ИнУ, брак с которой организовали родители, не повезло — она так и не сумела заслужить любви мужа. И даже ребенок, сын, был всего лишь исполнением обязанностей — следовало вырастить того, кто сможет продолжить его дело, но не более. И это отношение ИнУ пронес через все детство, поначалу считая, что так оно и должно быть. Но потом появился ДжиХун, ребенок от любимой женщины, и ИнУ увидел разницу. Тот легко завладевал вниманием отца, его не так сильно ругали за ошибки или шалости, которые для ИнУ всегда были под запретом.       В один из дней, после очередной выволочки за какую-то мелкую ошибку, ИнУ увидел, как отец целует ДжиХуна в лоб, ласкового поглаживая по волосам. Ревность, ничем не замутненная, черная, искренняя — такая, какая может быть только у детей, — затопила его разум. Раз младший брат забирает внимание отца, значит, стоит его просто уничтожить. Тогда эта мысль казалась ему единственно правильной, не вызвала ни сомнений, ни отторжения. Он прокрался ночью в спальню, но когда он уже почти накрыл подушкой лицо спящего ДжиХуна, вошел отец. Тогда председатель Со решил, что ИнУ хочет вернуть себе комнату, что теперь занимал ДжиХун, но он ошибся — ИнУ хотел забрать себе отца. Но, несмотря на то, что его мотивы были неправильно поняты, слова председателя Со он запомнил навсегда: «Если ты хочешь что-то иметь, то докажи, что ты сильнее и умнее — стань лучшим».       И он им стал.       Это было трудно: иногда он просто падал в постель после долгого дня и отрубался, будто проваливаясь в черный колодец, но никогда ему не хотелось все бросить, даже мысли не возникало. Он изо всех сил учился, с каким-то маниакальным остервенением осваивая программу. С отличием закончил школу, университет. Став руководителем одного из отделов в компании своего отца, он показывал отличные результаты, а его репутация была просто безупречной, как, впрочем, и манеры, и вкус в одежде. Он не таскал домой женщин, да и вообще не слишком обращал внимания на отношения, искренне полагая, что, когда придет время, он женится на той, кого выберет отец.       Он действительно стал лучшим. Уж точно лучше многих: большая часть этих никчемных людишек умели только жрать и гадить и не стоили абсолютно ничего. В какой-то момент ИнУ осознал, что имеет право решать, кому жить, а кому умереть, ибо эти наглые, но совершенно никчемные создания не достойны даже дышать одним воздухом рядом с ним. И тогда, девять лет назад, совершив свое первое убийство, он испытал такое наслаждение, такую цельность, что все, чего он желал после — испытать это вновь.       Ему нравилось оставлять своим жертвам выбор: пасть от его руки или умереть по другим причинам. И все они трусливо поджимали хвосты. Ни один не решился принять смерть от его руки — быструю и милосердную — жалкие глупцы выбирали смерть от «естественных причин», как та старуха, что задохнулась газом. Они до конца надеялись, что еще могут спастись, словно в последний момент может появиться кто-то, кто прекратит все это. А ИнУ смотрел… Смотрел и не мог остановиться, не мог насытиться этим невероятным зрелищем. То, как ужас плескался в глазах людей от осознания, что вот сейчас их никому не нужная жизнь завершится, волновало кровь. И самое сладкое, самое упоительное и волшебное: момент, когда стекленеют расширенные в страхе глаза, как гаснет в них разум и уходит нечто эфемерное — душа, быть может? — и то, что совсем недавно называлось человеком, превращается просто в бездушный кусок мяса.       В эти краткие секунды наслаждение, чистая эйфория, ни с чем не сравнимое удовольствие бежали по его венам. Он плавал в экстазе и сотрясался в эмоциональном оргазме все то время, пока смотрел на чужую смерть. Смерть от его рук. А потом приходил покой. Вся та ярость и злость, что он почти никогда не показывал миру, сотни невысказанных слов, не выплеснутых эмоций — все это переставало иметь значение. Он словно освобождался от того, что носил в себе так долго.       К сожалению или к счастью, спустя совсем немного времени в нем вновь начинала копиться агрессия, и, когда держать ее в себе больше не представлялось возможным, ИнУ вновь выходил на поиски новой жертвы. О, он держался до последнего — в конце концов, слишком частить было опасно, но потребность почувствовать себя совершенным кусочком вселенской мозаики все равно брала верх — ощущение, возникавшее в секунду смерти другого живого существа рядом, тот самый момент перехода за грань и осознание, что он отправляет этих слабаков, впустую проживающих свою жизнь, на дорогу Мертвых, делало его цельным, совершенным, словно бриллиант самой чистой воды.       Но все это принадлежало лишь ему, ему одному, а чертов ДонСик — бесполезный неудачник, трусливая размазня! — просто взял и обнажил нутро ИнУ перед всем миром. И сейчас он сидел на кровати и трясся от злости, будучи не в состоянии справиться с ней.       Он словно раненный зверь метался по своей клетке, бросая на валявшуюся у стены книгу взгляды, полные ненависти. ИнУ крутил в голове прочитанное и еще больше раздувал в себе жажду убийства. Он обязательно прикончит этого ублюдка ДонСика — в этот раз уж точно!..       «Стоп, — он даже запнулся от пришедшей в голову мысли. - А сколько раз он уже пытался?» Как минимум четыре. И если в первый раз ему помешала офицер БоГён, то во все последующие ДонСик справился с ним сам. С ним, хищником, что уже не один раз лишал жизни свою добычу. ИнУ вздохнул и обругал себя последними словами. Подняв книгу с пола, уселся за стол. Вместо того, чтобы анализировать характер своего похитителя и попытаться лучше его понять, ИнУ обращал внимание только на себя и дал ярости выйти из-под контроля — непозволительная слабость. Да, причина на это у него была, а вот права — нет.       Он помедлил, прежде чем открыть книгу, сконцентрировался, поднял обложку и принялся читать снова, на этот раз обращая внимание на того персонажа, которого ДонСик писал с себя. Типичный неудачник сначала, но хитрый и находчивый мужчина потом… Он попался в ловушку, что расставил ИнУ, но ловко выбрался из нее, в итоге одержав победу. Чем дальше читал ИнУ, тем больше задумывался о том, что позволил себе обмануться внешним видом, простодушной маской милого парня, но не увидел чего-то главного — того, что сейчас вылезло наружу. Того, что диктовало ДонСику похитить ИнУ и держать его в подвале, как пса, на цепи. Того, что позволяло ему обмануть всех вокруг, а главное — наслаждаться всем происходящим.       Так имеет ли право он, ИнУ, считать ДонСика ниже себя? Ведь сейчас именно он заперт здесь, ест с чужих рук и позволяет проделывать с собой всякое, а не наоборот. И если задуматься, то ДонСик был достаточно умен с самого начала, но никак не мог выбраться из рамок морали, перешагнуть собственное человеколюбие и доброту. Что если бы начальные условия у него были схожими с ИнУ? Стал бы ДонСик таким же, как он?       За все время владения дневником ДонСик почти не сомневался в том, что тот принадлежит ему. Разве это поведение нормального человека? Разве такой человеколюб и альтруист, коим считал себя ДонСик, мог принять свою темную, как он тогда считал, сторону так просто? Да, его вырвало в первый раз, когда он читал о совершенных убийствах, но это простая физиологическая реакция. Шок. А потом ДонСику хватило лишь мимолетного сходства своей собственной семьи с семьей ИнУ, описываемой в дневнике, чтобы поверить, что он действительно убийца-психопат. Он даже не попытался проверить. В итоге, правда, так и не смог никого убить, но правильно ли ИнУ понял причины этого?       ДонСику не нужно удовольствие от чужой смерти... Ему, как оказалось, достаточно лишь напугать свою жертву, как он сделал это с собственным начальником в туалете (о чем ИнУ узнал из книги) и Джихуном в тот раз, когда похитил его. Разумеется, в книге ДонСик этого не написал, но в тот раз, стоя в тени, ИнУ видел наслаждение, что проскальзывало на лице похитителя, пока он издевался над ДжиХуном. Поэтому, в принципе, он и не унижался до мольбы отпустить его или прочего бреда — просто знал, что ДонСик не сможет отказать себе в удовлетворении собственной потребности. Потребности обладать им, ИнУ… Он понимал, что его ждет в конечном итоге, но думать об этом было неприятно. Эти мысли позволяли страху пробираться в его душу, а этого допускать было нельзя.       Они похожи. Теперь он в этом не сомневался. Значит, ИнУ ошибся, зря сразу списал парня со счетов, как только узнал, что тот не убийца — ох, зря. Единственное, что их отличало — это чужая смерть. ДонСик еще не перешел ту грань, пути назад после которой не будет — вот и вся разница между ними. Хоть тот и рос в любящей семье, все же слишком долго был отщепенцем, над которым смеялись и которым помыкали все кому не лень. И это точно не могло пройти без следа — ИнУ был в этом просто уверен.       Так кстати вспомнился момент, когда ДонСик ударил по нему, напомнив про то, что ИнУ писал в дневнике о своей семье. С ювелирной точностью он кольнул его по самому больному — по отношению к родной матери, надменно глядя на него свысока и кривя губы в злой усмешке.* Он сделал это намеренно, прекрасно осознавая последствия, и получил наслаждение от его, ИнУ, боли. И тогда становится понятно, почему ДонСик решил наказать его, заперев в этом подвале, почему легко оставил мучиться от голода и жажды и с удовольствием наблюдал за ним, пока кормил и поил с рук. Он упивался болью и унижением, но не любым, нет. Его, как тонкого гурмана, не устраивало унижение кого попало — ему нужны были эмоции именно Со ИнУ.       А еще довольно пугающе смотрелись описания ИнУ в книге, если отталкиваться от той ситуации, что они имели сейчас. Он видел истинное лицо ДонСика, его нездоровую одержимость и пугающее поведение. Он описывал ИнУ как «красивого», «статного», «уверенного в себе». Он писал об этом после того, как узнал, кто же на самом деле совершил все эти убийства. Какой смысл был в том, чтобы описывать так того, кого ненавидишь? Разумеется, ДонСик не вывалил общественности те чувства, что испытывал на самом деле, но ИнУ уже успел их увидеть и распознать. Обожание, граничащее с безумием — вот что это. А, если добавить сюда желание унизить и причинить боль, то коктейль выходил просто гремучий. ИнУ поежился, будто от озноба.       Он не знал, сколько времени у него ушло на чтение и размышления — часов здесь не было, как и окон. Кстати, именно поэтому воздух был тяжелым. Надо попросить ДонСика проветривать, хотя бы иногда просто держа дверь открытой, иначе его пребывание здесь грозило стать еще более неприятным.       Сейчас ИнУ был даже рад, что ДонСик написал эту книгу. Нет, его по-прежнему бесило, как он открыл всем возможность заглянуть во внутренний мир ИнУ, но стоило признать, что почти во всем попал в точку. Правда, он сомневался, что большинство тупоголовых кретинов поймет, о чем на самом деле написано в книге, на что стоило бы обратить внимание. Признаться, он думал, что ДонСик куда глупее, но тот так описал все произошедшее, что толком понять, что именно испытывает автор книги к своему несостоявшемуся убийце, было затруднительно. Казалось, что ДонСик уважал его как достойного противника, но рад, что выжил сам — очень тонкая грань между тем, что есть, и тем, что стоит показать широкой публике. ИнУ не ожидал такого понимания и проницательности от этого простака… Пора, пожалуй, перестать так его называть. Эта книга после прочтения поведала ему больше, чем он знал о любой из своих предыдущих жертв. Интересно, ДонСик рассчитывал на подобный результат?       Получается, те его слова о том, что он знает ИнУ как себя, не были ложью или пустой похвальбой — это действительно так. От подобного становилось не по себе, показалось, что все его мысли как на ладони. Как можно обвести вокруг пальца того, кто легко предсказывает твое поведение? Кто знает тебя как облупленного? ИнУ безнадежно отстал в этом от своего похитителя.       Но радовало то, что он теперь тоже куда лучше познал ДонСика — спасибо книге и собственной внимательности. А значит, они, считай, почти на равных, и еще не ясно, кто же из них победит в итоге.       Хотя, теперь уверенность в собственных целях — отомстить Юку и сбежать из страны — слегка пошатнулась. Действительно ли он хочет убить ДонСика? Уничтожить того, кто похож на него самого как отражение в зеркале? Сейчас ИнУ был не в состоянии ответить на этот вопрос даже самому себе. Что ж, значит, нужно внимательнее присмотреться к ДонСику: он должен узнать слабые места своего похитителя, понять, как повернуть слабости Юка против него самого, должен понять, как ими воспользоваться, чтобы тот как можно дольше оставлял его в живых; узнать пределы его обожания и желания причинить боль. И теперь оставалось ждать — возможно, ему повезет и… Да, главное — ждать, а там, кто знает, как повернется ситуация?

***

      ДонСик чувствовал эмоциональный подъем от удачно завершенного дела. Разумеется, результаты его ночной вылазки он узнает позже: пока водитель такси заявит о нападении и угоне, пока полиция удосужится проверить камеры на вокзале в Пуссане, пока они предположат, что это мог быть Со ИнУ, пока передадут информацию своим коллегам в Сеул. А тут уж БоГён начнет разбираться. Пройдет точно не один день, а значит, присутствие патрульного придется потерпеть какое-то время. Но, по крайней мере, теперь это не грозит затянуться совсем уж надолго, что существенно снижает шансы обнаружения ИнУ в его подвале. Однако надо будет сохранять осторожность и ходить вниз только тогда, когда полиция будет снаружи, и то ненадолго — если они позвонят в дверь, а ДонСик не услышит, то все может закончиться плачевно.       Домой он летел на всех парах. Во-первых, часов в десять должна подъехать БоГён, а значит, до этого времени нужно накормить ИнУ. А еще ему не терпелось рассказать своему пленнику о том, как здорово он все придумал и провернул. Интересно, ИнУ прочитал книгу или нет? Если нет, то ДонСик не будет злиться, ведь сон для слабого здоровьем пленника сейчас куда важнее, чем чтение.       Он зашел в магазин и купил пасту и зубную щетку. Не забыл и мягкий напульсник — вообще он должен надеваться на запястье, но ДонСик взял самый большой размер. ИнУ сейчас был действительно худым, и проблем с тем, чтобы одеть напульсник на ногу, под сковывающую ее цепь, быть не должно. Еще он захватил с десяток свежих газет и несколько журналов, а книги у него и дома есть, и немало. Интересно, ИнУ любит детективы и триллеры?       В общем, он лучился радостью и довольством, пока шел домой, пока переодевался и прятал одежду ИнУ, пока готовил ему завтрак и наливал чай. Расстроило только то, что он забыл спросить, что предпочитает пить ИнУ по утрам. Но, наверное, кофе ему пока нельзя, а значит, будет еще возможность уточнить.       Насвистывая какой-то незамысловатый мотивчик, ДонСик спустился в подвал и отпер одну из дверей. Он заглянул сквозь решетку — ИнУ не спал, а просто лежал на кровати. Бросив взгляд на вбитый рядом с дверью гвоздь, он увидел, что ключ от цепи висит на месте, как они и договаривались.       — Привет, — ДонСик широко улыбнулся. — Будь добр, надень браслет на ногу, я подожду.       Тот несколько секунд сверлил его хмурым взглядом, но потом молча поднялся на ноги и, подойдя к стене, взял в руки браслет. Еще немного времени ушло на то, чтобы надеть его на ногу.       — Доволен? — спросил ИнУ.       — Подойди ближе, чтобы я мог рассмотреть, что ты действительно его надел, — спокойно приказал ДонСик.       Как бы он ни обожал этого человека, доверять ему нельзя. Он прекрасно осознавал, что тот ждет малейшей ошибки, и стоит только ослабить бдительность, как ИнУ этим воспользуется.       Медленно, явно с трудом управляя собственными ногами, ИнУ подошел на максимально близкое расстояние, что допускала цепь. ДонСик убедился, что тот не пытается его обмануть, и, открыв дверь свободной рукой, вошел внутрь. И сразу застыл на месте, наткнувшись на внимательный, изучающий взгляд темных глаз. ИнУ смотрел на него так пристально, что ДонСик даже опустил глаза и оглядел свою одежду на предмет чего-то неуместного. Но все вроде было хорошо: пятен, дыр или расстегнутой молнии на ширинке он не обнаружил.       — У меня на лице что-то? — уточнил он на всякий случай.       — Что, прости? — словно вышел из прострации ИнУ.       — Я говорю, у меня лицо испачкано? Или что-то с одеждой? Почему ты так пристально смотришь?       — Нет, — ИнУ хмыкнул, а уголок губы дернулся в намеке на улыбку. — С тобой все в порядке.       — От тебя это звучит почти как комплимент, — улыбнулся ДонСик в ответ. — Особенно учитывая обстоятельства.       Комментировать это высказывание пленник не стал, вместо этого спросив, что на завтрак.       — Каша, — ДонСик продвигался к столу, удерживая поднос. — Когда поешь, я занесу тебе журналы и газеты. Подумал, что тебе будет интересно почитать. А еще будет просто отлично, если ты расскажешь мне о том, что любишь кушать. Понятно, что в ближайшее время придется довольствоваться кашами и бульонами, но я обещаю, что обязательно покормлю тебя вкуснятиной, как только появится возможность.       Он отодвинул один из стульев для ИнУ, и тот послушно сел. Но только он хотел взяться за ложку — каша была довольно жидкая, — как ДонСик ее перехватил.       — Можно я? — ему хотелось сделать это. Вроде ерунда, просто покормить, но в случае с ИнУ это казалось чем-то чертовски интимным.       — Мои руки свободны, — словно бы в подтверждение этому ИнУ поднял их над столом. — Я могу и сам. Зачем тебе это?       — Хочется, — просто ответил ДонСик, не желая вдаваться в подробности. — Но если мне надо сковать твои руки за спиной, чтобы иметь возможность покормить, то я сделаю это.       — Хочется, значит… — эхом повторил за ним ИнУ. Он сощурил глаза и несколько секунд раздумывал молча, а затем откинулся на спинку стула и положил руки на колени. — Что ж, если хочется, то делай.       ДонСик, наконец, осознал, что смущало его этим утром — что-то изменилось. В поведении ИнУ, в том, какие взгляды он бросал на ДонСика, и даже как разговаривал. С чего бы это? Он скосил взгляд на книгу, лежавшую здесь же на столе — может, в ней все дело?       Взявшись за ложку, ДонСик придвинул свой стул так близко, что они с ИнУ соприкоснулись коленями, и принялся кормить пленника. И если до этого тот совершенно точно бесился бы от подобного, то сейчас сидел на удивление спокойно.       — Ты расскажешь, куда ездил ночью? — поинтересовался ИнУ.       — О! — обрадовался ДонСик. — Конечно! Я так рад, что ты спросил! Ты ешь и слушай, — вот так, продолжая собирать с тарелки кашу и подносить ложку к красивым губам ИнУ, он поведал о своих ночных приключениях.       Разумеется, он не рассказывал о том, что решил предложить водителю такси снотворное, пока тот был за рулем, и слегка приукрасил процесс того, как он тащил его в канаву у дороги. Ну не мог же он признаться, насколько сильно сглупил? Хотя, судя по заинтересованному и местами скептическому выражению лица ИнУ, тот обо всем догадался сам.       — Что скажешь? — возбужденно поинтересовался он, закончив рассказ.       Со ИнУ спокойно попивал чай и держался так, словно он не в пижаме сидит в каком-то подвале, а находится на званом ужине.       — Скажу, — он отставил пустую чашку в сторону, — что я удивлен. Тебе удалось довольно быстро придумать хороший план и реализовать его. Остается надеяться, что он сработает.       — Вот мне интересно, — ДонСик придвинулся ближе и невесомо провел пальцами по щеке ИнУ, — а что бы ты предпочел: полицию или вот это? — он обвел рукой помещение.       — Ни то и ни другое, — отрезал ИнУ. Он не выказывал никакого недовольства по поводу прикосновений ДонСика, по крайней мере, внешне, и все еще держал руки на коленях. — Но ты в любом случае упростил мне жизнь, избавив от полиции.       ДонСик завороженно смотрел на то, как двигаются губы ИнУ, когда тот говорил, как дергается кадык, когда сглатывал слюну, и как почти незаметно бился пульс на шее. Он продолжил прикасаться к лицу мужчины, легко прошелся пальцами по приоткрытым губам, погладил выступающие скулы и острый подбородок с пробивающейся щетиной.       — Надо тебя побрить, — поморщился ДонСик. Он зарылся ладонью в его волосы и слегка потянул. — И подстричь, я же обещал. Как насчет сегодняшнего вечера? — и тут же, не дожидаясь ответа, продолжил. — Правда, придется ждать допоздна, пока полиция решит, что я лег спать. Жди меня уже после двенадцати, ладно?       — Я бы, может, и ждал, — скривил губы ИнУ, — если бы вообще мог знать который час. Без часов и без окна это слегка затруднительно.       — Ну вот, я снова повел себя как полный идиот, — ДонСик неохотно убрал руки от ИнУ и слегка отодвинулся. — Я сейчас занесу тебе что-нибудь почитать, щетку с пастой и уйду. Постараюсь днем зайти хоть на минутку, принести перекусить, но не знаю точно, когда получится. А, ну и будильник, чтобы ты мог знать время, — он хотел встать и уйти, но просто не смог. Он смотрел на такое красивое лицо ИнУ, и ему безумно хотелось прикасаться к нему, целовать губы, щеки, гладить нежную кожу. — Прости, — он снова придвинулся вплотную и двумя ладонями ухватился за затылок ИнУ, притягивая его ближе. ДонСик прижался лбом к его лбу и замер, пытаясь справиться с накатившим шквалом эмоций. — Ты не представляешь, как я хочу тебя, — горячо зашептал он. — Это просто мука — ждать, пока ты оправишься. У меня просто крышу рвет, когда нахожусь рядом, — он придвинул губы еще ближе к губам ИнУ и невесомо коснулся их в целомудренном поцелуе. Чужие губы были горячими и сухими, но ДонСику было все равно — достаточно осознавать, кому они принадлежат. Он поцеловал уголок губ, потом щеку и подбородок и хотел вновь коснуться губ, но ИнУ слегка повернул голову в сторону. И это действие отрезвило. — Прости! — снова извинился он и резко встал. — Вечером приду.       Он почти бегом покинул подвал, не оглядываясь на молчаливого ИнУ. Было стыдно, что снова повел себя, будто подросток в пубертатном возрасте, и едва не набросился на него. А ведь ИнУ сейчас не стоило волновать, и так последние события довели его до подобного состояния. Сейчас ему надо кушать и отдыхать, а еще делать массаж и зарядку, чтобы разработать мышцы, а не терпеть приставания сексуально озабоченного ДонСика.       Во второй раз зайдя в подвал, он сообразил, что забыл бросить ИнУ ключи. Идиот! Точно, дебил как есть. Оставив книги, журналы и все остальное на пороге, он снял ключ с гвоздя и бросил его на середину комнаты, быстро выйдя наружу и заперев все двери.       ДонСик едва успел подняться наверх, как в дверь позвонили.       — БоГён, — он улыбнулся девушке, — ты рано, заходи, — ДонСик шире открыл дверь, пропуская офицера внутрь. Он сразу обратил внимание, что она была в гражданской одежде.       — ДонСик, привет, — девушка была непривычно серьезна. — Надо поговорить.       — Да, конечно. Идем на кухню.       Пока грелся чайник, а ДонСик расставлял на столе чашки и доставал немного подсохшее печенье, БоГён молчала.       — Слушай, — неуверенно заговорила она, когда чай был разлит по чашкам и ДонСик устроился напротив. — Я разругалась с начальством, но в итоге они смогут отправить к тебе двух патрульных лишь завтра, — ДонСик старательно удерживал рвущуюся наружу улыбку, но тут БоГён продолжила, — так что я сегодня взяла отгул и до завтра останусь у тебя!       Новость не порадовала. БоГён — друг, который вполне может гулять по всему дому и который ни на секунду не оставит его одного. Ее не выставишь за дверь как обычного патрульного, она будет все время здесь, в здании. В таком случае он сможет заглянуть к ИнУ лишь завтра, а это очень плохо, ведь того нужно кормить. Да и обещал ДонСик прийти сегодня, ИнУ наверняка будет ждать. Надо во что бы то ни стало отговорить БоГён!       — Да зачем? — легкомысленно хохотнул ДонСик. — У тебя наверняка дел полно, не хочу тебя утруждать.       — Какой же ты все-таки добрый, — она ласково посмотрела на него и слегка потрепала по волосам. — Перестань таким быть, ладно? Ты меня не утруждаешь, я рада тебе помочь.       — Слушай, даже если Со ИнУ придет сюда, то вряд ли справится со мной. Ты бы видела, насколько слабым он был.       — Не недооценивай его! — отрезала девушка суровым тоном. — Он умен и хитер, и на сегодняшний момент ты его враг номер один. Нельзя даже допустить, чтобы он болтался где-то рядом. Не обсуждается! — она заметила, что ДонСик хочет возразить, но не дала ему и рта раскрыть. — Я просто обязана тебя защитить, понимаешь? — почти жалобно продолжила она. — Ты и так настрадался из-за этого психопата, и я не позволю ему снова причинить тебе боль, так что я остаюсь и точка.       ДонСик выдавил из себя улыбку, но внутри поднималась паника. Нельзя допустить, чтобы БоГён узнала про подвал. И ни в коем случае нельзя допускать, чтобы она спустилась вниз.       Ох, это будут очень длинные сутки. И для него, и для ИнУ.