***
1964 год Эта молодая сотня давила на виски. Очередная сонливость на веки, а голод на желудок. Угораздило же его попасть в сброд однозначный дебилов. С оружием мало кто справлялся, так ещё и галлюциногенное каким-то образом появлялось среди их спроса. Они воюют или упарываются? Хотя, Хаск уже толком и не понимал, против кого воюет. Против коммунизма или против всего мира? Какие-то осечки напоминали прошлое время, когда его призвали на внезапную службу. Якобы из-за "Нехватки лиц". Пополнение армии кретинами началось и задолго до его призыва. И от этого мужчине становилось смешно. А не посчитали ли его таким же? Хаск свистнул армейцу помладше него, немым движением указывая действия для молодого поколения. На их и ещё нескольких солдат было свалено некое сопротивление. Ну вот! Сопротивляются же? До щелчка в челюсти, сжимает зубы, меж которых сунул тонкую сигарету. Поставки были прекращены, надежда свалилась на остатки запасов медсестёр. Им сейчас не до нервных передержек, свихнувшиеся на этой чёртовой войне сами себя не полечат. И не свяжут, если появится надобность. Молодой мальчишка, взял в руки ствол.. Да и начал палить по своим. Казалось, по его словам, что среди них затерялись партизаны. Бывший бармен вздрогнул, нервно смеясь. Партизаны? Среди них?? Скорее, среди деревьев. - Отдохнуть бы… - Бухается рядом на землю щегол, поправляет каску набекрень. С виду, он здоров, улыбается своими кривыми зубами, судорожно теребя крышку фляги. Только подстрелен он был, этими самыми.. Вьетнамцами. Хаску было страшно смотреть на него в тот момент, пока щеглец кричал от боли. - У тебя ни крошки не осталось? - Ни крошки. - Затяжка. Дым валится клубом, пепел попадает ему прямо на вторую руку. Ноль реакции. - Во сколько наступаем? - Да хрен его знает. Все здесь находящиеся на самом деле лишь дети. Дети, у которых, возможно, было что-то в планах на будущее. Учёба, работа, простая жизнь с любимой женщиной. И куда они попали. Куда попал он, когда у того тоже были крупные планы на- На кого? - Когда закончим это дерьмо, я вернусь к Анжелике… - Парень грязными пальцами оглаживает потресканный медальон с фотографией белокурой девицы. Хаску не нравятся блондинки, брюнетки больше в его вкусе. Но он все равно был рад за Щегла. Осталось только.. по настоящему вернуться домой. - Только смотри, вторую пулю не слови. - Не словлю! - Верю. - Парни! - Всех окликнул человек, что стоял вдали, да махал руками, будто случилось что. Возможно и так, однако им стоило сначала проверить свои мысли. Хаск приподнялся, потушил сигаретку об железо, хватанул вещи и махнул ладонью, созывая всех за собою. И действительно, за ним как за мамой уткой.. хотя нет, слишком по детски. Как за горой! Не было обидно, что обращаются как со старым командиром, но уважение хоть какое-то минимальное имелось. Те зашуганные зайцы окружили человека, в руках же у него оказалась карта. - Такое дело. Отделившийся от нас взвод, состоящий из 20-ти человек… В общем, они расстреляли мирную деревню. Кто оказывает им солидарность, прошу покинуть это место. Угнетающее молчание данного взвода заставило Хаска задуматься об их не тупости. - Вот уроды! - После таких нас и начинают ненавидеть. Обстреливать обычные женщины. Так ещё и начальство это поощряет! - Кулаком об пустую ладонь бьёт самый высокий, показывая свой несметный дух этой войной. Ребят он вдохновлял, а вот Хаска лишь забавлял. Говорил правду, но так по геройски, что аж тошнило. Чужие розовые очки о романтизации войн начинали трескаться ещё с начала военных действий. Юные парни заболевали, как сердцем, так и головою. А мужчина все курил тонкие сигареты. - Наступление наступлением, но не забывайте, что мы не животные. Убивать убивайте, но думайте головой, кого вы трогаете. - Вынутые из потресканных лёгких слова разошлись по толпе с искренним пониманием. Возможно, запомнится на всю жизнь, а возможно и нет. Хаску было не до этого. Ему казалось, что он что-то начал забывать. И что именно?***
1960 годы Несколько годов ранее Хаскер был призван повторно. И это не только от нехватки людей в армии. Как заявили старшие по службе, его умения ценились как никогда. Если обычного новичка нужно было обучать долгое время, придав ему стрессоустойчивость перед войной, то мужчине уже никакой стресс голову не повредит. Или это была ошибка врачей? Оружие держать он умер, пользоваться тоже. Но возможно ли то, что неуклюжесть старика послужит ему первой словленной пулей? Да нет, он вроде не так уж и неуклюж. По крайней мере, так было им считано. Сколько по времени он не был дома? А за барной стойкой? Возможно, несколько тысяч часов. Сколько не видел Нифти и того паренька, с которыми вместе весело проводили время в Кабарэ. Хаск вспоминал с теплом каждые рабочие дни. Возможно, им можно было позвонить, но у Нифти вряд ли имелся телефон. Письмо бы написал, но это как-то… по-старомодному. Радио послушать? Та радиостанция, которую так любила слушать Нифт, здесь не ловит, только это не значит, что Хаскер вновь забудет о том человеке. Чьё имя с трудом возносилось с его губ. Чьи глаза глубоко смотрели на того в ответ. Чьи руки залиты кровью. Мужчина не хотел портить отношения с парнем, хоть у тех и не было романа, второй считал иначе. Внезапно покинув собственный дом, перед тем же сказав на прощание пару слов, устремил свой вопросительный гляд на мужчину почти средних лет. Его опустошенные глаза сделали отворот, сложенные руки на груди говорили об одном: Аластор будет ждать, ждать, обижаясь до последнего момента. Прямо как женушка, что ожидает скорого возвращения своего супруга с войны. Хаск посмеется с него и скажет: - Не могу поверить, что ты считаешь наши отношения - романом. Ты перечитал французских книг? - Просто кто-то не умеет правильно излагать мысль. Какая война? Тебе скоро сорок, ты разваливаешься на ходу. - Двумя пальцами романтик поправляет окуляры на нос, что так приелись ему в последнее время. Забавно было наблюдать, когда перед тем, как Хаск хочет оставить на том лице след своих губ, Ал снимает очки, с долей неловкости отодвигая их в сторону. В руку попадает ладошка, что он вскоре целует, прямо в тыльную сторону, поглядывая на безупречную улыбку ровных зубов. С таким человеком хотелось бы расстаться в тепле, возможно общей скорой смерти, как в старости… Только вот, с чужеземной красотой едва ли расстанешься. Ради неё ты и идёшь покорять другие страны, чтобы вернуться героем, лишь в единых глазах. Спрятанных за толстыми стёклами окуляр. - Сколько бы Тебе не было лет, я все равно буду считать тебя малолетним придурком, что отпускать меня не хочет. Я тебе что, нянька? - Причём тут мой возраст, я про твои отдышки говорю- - Отдышки? Это ты про постель или про то, как мы от Сьюзи бегали? - Решил что вспомнить! От Сьюзи мы убегали по твоей вине. - Так ты про постель… - Улыбка соскальзывает, делая движение окружностью, выделываясь при задатном партнере. Хаск утыкается лбом в чужой, трется носом, заверяя: - Чтобы не случилось со мной, береги свой задник, не вляпайся в такую же ситуацию… как со Сьюзи. - Ждать не буду. - Да и пожалуйста. Надежда на ожидания умерла, и все из-за упёртости одного оленерогого. Совсем от рук отбился. Прикрывать его зад будет некому, скрывать его тёмные дела дьявольского Робин Гуда было уже невозможно. Тем более, страдали они оба, а не только Хаскер. Аластор сожалел, правда, что и ему попадает, но что уж поделать, мужчина привык к своему горе любовнику. Даже слишком, до крепкой любви, конечно, не доросло, но потерять его, оставив гнить в тюряге, иль психбольничке, тот не мог. Руки каждый раз были как в своей крови, так и в чужой. И все по локоть. Сколько он ещё стерпит?***
196х год Трясущимися руками хватает воздух, хватается за него так, будто это что-то материальное, что-то желанное и так родно знакомое. То, чего не хватало так давно. О чем он бренно забыл, с мимолетно развивающимся безумием на фоне войн. На фоне крови и женских криков. В состоянии бреда мужчина почти не видит то место, где находится, разум погружается в сон, все тело ослабло и не поддавалось хоть какому-то действию. Дух очищения испускается из его пор. Хаск дарит этому теплу улыбку, пока в голове тихо играет старое радио, а песню, что он так плохо знал, напевал как родную. - Only you can make this world seem right. Холодные ладони блаженной оглаживают чужую робь седых волос на подбородке. Пестрая радуга света давит на глаза, но что может помешать их встрече? Мужчина целует в губы объект, крепко стискивая за плечи. Сам не ожидая, как его пальцы, бывшие в грязи, вдруг смешиваются с поступившей кровью. Сузив взгляд, пытается понять, чья именно это кровь. Будь его, вероятно, Хаск бы подумал, что умирает. Но не может же это быть кровью- Он отшугивается, когда слышит свист снаряда, отлетает от неживого объекта, прямо как от признака. Это все видится ему, больше никак не объяснишь. Да и оглянувшись, понимает, что здесь он один, однозначно. Однако рядом проходит бой, от которого мужчина слинял из-за своей невменяемости. Все оказалось сном, какая досада. И с кем он целовался только что? Только вот песня, что встряла в его голове надолго, так и продолжала играть, будто пытаясь дать напомнить о себе, о чём-то важном для него. Вне этой войны. - Only you Can make the darkness bright Only you and you alone Can thrill me like you do And fill my heart with love for only you. Похоже он ударился головой, раз не слышал звуков кроме этой мелодии и свистов сражения. Досадно. Хотелось лежать и не вставать вечность. Тот потерял самого себя настоящего. Кто он и где должен был быть на самом деле. Не здесь, уж явно! Когда это все закончится… "Дорогой Аластор, теперь у меня тоже руки по локоть в крови." Аластор? Что за дурацкое прозвище... - Only you Can do make all this change in me, For it's true You are my destiny.***
1970 годы Возвращаться домой было ужасно тягостно, особенно осознавая, что ты больше не можешь находиться там, в жерле вулкана, в этом сухом аду. Ловить пули за других, спасать чьи-то задницы. Ему и в Луизиане этого хватало. Было противно, так мерзко ощущать себя беспомощным, когда медсестра соизволила назвать его сумасшедшим! В каком это плане он свихнулся? Хаск был единственным- Думы заполнились всем, что только есть. Бывшие друзья по взводу, что погибали на его глазах. Щегол, который вернулся лишь с одним глазом. Его дети будут называть папу Пиратом. А Хаскера сумасшедшим. Стойте, но у него же нет детей… О чем-то не том подумал мужчина и повесил голову. Забыл путь до дома, забыл все, память почти всю отбило, только помнится, что работал тот в баре, и коллеги у него имелись. Девчушка среднего роста, чернокожий мальчишка. И почему именно сумасшествие, когда тут явная амнезия. Однако в память как пластинка въелся целый альбом радиостудийных песен. Будто его голова не голова, а постоянное радио. Ну, допустим, она частично была права- - Милый? Тебе не кажется, или это тот о ком я думаю? - Золотой голосочек раздаётся рядом с ним, стоящим в подранной солдатской одежде и бутсах, с одним лишь рюкзаком старых вещей на перевес. Морда Хаска заросла седой бородой, а в губах по привычке была зажата тонкая сигарета. - Хаск? Ты ли это? Голову дернув на собеседников, обомлел. Мозг покипел, включая часть воспоминаний, будто щелчком свет. Давит лыбу, недоумевая, почему эта парочка теперь вместе. - Неужели? Забавно вас видеть, вместе, за ручку. - Я замужем, Хаск-и. Сейчас такое время, когда стоит выбирать свой путь, чтобы он не был похож на дешёвые романы. - Дама в шляпке крепко сжимает локоть своего супруга, солнечно улыбаясь для солдата. А муж и вовсе не против, даже если в тот раз они вместе с одним постоялым клиентом однозначно не были рады афроамериканцу. Это все забыто, как и некоторые обиды Нифти. Так бросить своих друзей, уйдя на войну! - Я хотела все сказать кому-нибудь, что от Аластора ни вестей, ни новостей, ни слова ни духу. Может ты знаешь что с ним? Вы давно не общались, но ты знаешь его как никто другой! - Аластор..? - Почесав затылок, Хаск стыдливо отводит взгляд. Будто о чем-то действительно забыл. И не посчитал нужным вспомнить об этом. - Странно, он вроде бы любил общаться со всеми, всё рассказывать… - А я о том же. Ал как будто пропал, исчез, растворился в воздухе! - Как думаешь, посчастливится мне найти его? - Всё возможно. Он же без тебя никуда. - И то правда. Долгая дорога до кирпичных строений прошла незаметно быстро. И все из-за мыслей, которые давили на веки. Усталость играла с ним, так ещё и приходилось вспомнить всё. За это короткое время. От А до Р. Заходя в свои хоромы, ожидает увидеть там хоть какой-то бардак. Либо оставленный им когда-то, либо тем самым его.. сожителем. Но нет, на удивление квартира была чиста. Даже до идеала начищена до блеска. Сколько его не было? Лет десять? Глубокий вздох задел его сердце, оно громко щёлкнуло, заставляя мужчину попятиться назад. На прихожей тумбе что-то скомкано валялось, бумажка, не то письмо, но уж интересного оно вида. Усаживаясь на корточки, берет в руки пергамент, вертит, щурясь. И зачем в такое время письма писать? Одни дураки, да те, что преследуют сугубо личные мотивы- маньяки. Аластор? На краешке письма было плавно выведено короткое имя. Его имя. Хаск хмуро рвакнул край письма, доставая оттуда свёрток обычной бумаги. По середине той были слова, написанные не то кровью, не то красными чернилами. Но все равно задевали за душу даже Хаскера. Главной мыслью его возвращения в этот дом являлось увидеть хоть часть, оставленную им. Тем самым человеком, который и написал это письмо, в котором говорилось: "Дорогой Хаск, мои руки вновь по локоть в крови. Я должен закончить кое что важное! Боюсь только, что не смогу вернуться к тебе. Это сложно, когда ты имеешь дело с кем-то вроде… Сьюзи. Я загнан, прямо как рогатая добыча. С любовью, Аластор." Скомкав в руке данную рукопись, смотрит в сторону окна. Голова раскалывается, добавляя в себя все больше негативного. Ну сказал же он, чтоб не имел дело против закона. Только Аластору все своё. Небось даже образ сменил. Или род деятельности! Кажется, его бросили, как второсортную девицу. Мужчина плавно поднимается на обе ноги, касаясь пальцами стен, бредет в сторону спальни. Ему нужно отдохнуть. От всякого такого рода дерьма. А если этот действительно не явится к нему, он сам придёт к Аластору домой. Ворвется, спросит объяснений. Только никто ему не ответит. Вероятнее всего, Хаск как обычно окажется один. Как на войне. Как всегда и везде. Так было прежде и будет дальше. А жить? А жить было некуда. Его тело упадёт на мягкие простыни. Голова на подушку, однако сам Хаскер продолжит разглядывать стену, прожигая её до дыр. Как же его так угораздило..?***
Через день, через несколько дней, через неделю Аластор так и не вернулся домой. Именно к себе. На следующие дни после своего отдыха, Хаск отправился прямо к нему. На стенах его домика красовались ружья. Он был прав, тот точно сменил свою деятельность. Бывший Робин Гуд заделался в охотники. И что на него нашло? Оленьи рога висели непримитивно, разглядывать на их фоне картины было интересно, даже как-то, по его словам, перфекционично. Той зловещей комнаты уже не существовало, и вот подвал вновь напоминал её наполненность. Тушки оленей были как раз кстати, кровавые следы размывались по бетонному полу, заставляя Хаска задуматься. Почему присутствие Аластора в доме имелась, а самого его не было. Галлюцинации? Проходя мимо фотографий самого хозяина дома, закусывал губу, все теребя ремешок на подтяжках. - Если ты покинул меня, то зачем писать такое странное письмо? Написал бы, что действительно умер. Или собираешься умирать. Все это так двузначно, особенно слыша от тебя. Засранец. - Ты почти прав. Голос, что окутал все пространство эхом, заставил Хаска резко развернуться. Взгляд, с которым он встретился, был спокоен и умерен. Зато его оскал заставил Аластора чуть отшугнуться. Вскинутая рука, мимолетное движение, все превращается в твёрдое объятие. Мужчина зарывается в чужую гусиную шею, в чужое плечо пиджака. На спине рвёт ткань, что та аж издала звуки треска по швам. А второй как стоял, так и стоит в немом шоке от резкости долгой разлуки. Они не друзья, они не не враги, они лишь два человека с разными судьбами. И их дороги так некрасиво разошлись по швам. Аластор не принимается делить с ним прикосновения, руки держит на весу, неловко поглядывая на красное лицо, не то от злости, не то- - Только не говори, что ты плачешь, нюня. - Кто из нас ещё нюня, олень. Смешок. Мужчина в красном озаряется не его поднятое, красное от дорожек слез лицо. Оленем его ещё никто не называл. Аластор и не думал, что мог создать, так ещё и дожить до таких годов. Тем более, стоять рядом с человеком, что смог выжить. Дожить до того момента, когда Ал соизволит сказать, что с нетерпением ждал его возвращения. Хаск все ещё был нужен ему. От своих же мыслей ему поплохело, мордаха окрасилась в цвет его пиджака. Пунцовое смущение нечем было скрыть. И вот они, оба алых рака стояли друг напротив друга. Была ли эта ситуация смешной? Те сами и не знали толком. Однако: - Я думал, что ты мёртв. - Однозначно, я был о тебе того же мнения. - Только я не писал письма, в которых говорю об этом! - Я решил приукрасить свою смерть, хоть слово об этом сказать. Не как ты. - Стой. - Что такое, дорогуша? - Почему ты выглядишь как мертвец? - - Долгая история. Давай сначала, сядем, выпьем чаю, обсудим все… - Я не против и потанцевать. - -