A matter of loyalty

Это было в интернете, в газетах, на устах всех журналистов. Феттель снова их всех унизил. Казалось, это не кончится никогда, и из года в год все становилось только хуже. «Этот мальчишка, наверно, чувствует себя богом», – думал Уэббер. Кто-то должен что-то с этим сделать, и с этой мыслью Марк направился к комнате Феттеля. Он должен все исправить, он не может позволить агрессии Феттеля разнести весь паддок. Он не позволит ему, это неприемлемо. Сражаться на трассе — это одно, но потом вещи выходят из-под контроля, и все становится слишком личным. Уэббер не слепой: он общался с другими пилотами, и многих из них Феттель начинал раздражать. Помимо этого он видел, как команды обсуждали и пытались устранить весь тот беспорядок, который могли учинить и учинили реакции их пилотов на слова Феттеля. Феттель выигрывал все и всех, в рамках и вне их. Приближаясь к комнате Себастьяна, Уэббер заметил Райкконена. Весь паддок и он сам знали, что если они хотят убрать Феттеля нечестно или так, что это могло бы ему навредить, то сперва они должны пройти через Хуовинена и Райкконена. Да, глупо хотеть въебать кому-то так сильно, но этот мальчишка раздражал всех, включая общественность. Всех, кроме этих двух финнов, и Уэббер не понимал этого. Он не был хорошо знаком с Хейкки, этот мужчина был тенью: всегда близко, но в тоже время далеко. Но если есть Себастьян, значит где-то рядом есть и он. А вот с Райкконеном было все сложнее. Все без исключения знали его и уважали, и Уэббер чувствовал, что идет по тонкому льду. Райкконен был хорошим человеком, тихим, не любящим сплетни и интриги, поэтому Марк не мог понять, как Феттель сумел завоевать преданность такого, как Райкконен, но они были совершенно неразлучны. Даже несмотря на то, что Кими сохранял молчание и каменное лицо, когда Себастьяна освистывали или когда другие пилоты или пресса отвечали Феттелю, было очевидно, что если бы Райкконен подумал, будто что-то и правда может навредить мальчишке, то он бы немедленно встал на его защиту. С этим на уме Марк приблизился к Кими. — Доброе утро! Райкконен сидел на полу, опираясь на стену. Услышав Уэббера, он кивнул ему в ответ. — Не знаешь, Феттель там? — Знаю. «Охуительный ответ», — подумал Уэббер. — Спасибо. Прежде чем Марк успел постучать, он почувствовал, как его схватили за запястье. Это был Райкконен. Он все еще не смотрел ему в лицо, но хотя бы снял солнцезащитные очки. — Мне кажется, сейчас не лучшее время. Дай ему успокоиться. — Что? — Оставь. — Я поговорю с ним, хочешь ты того или нет. Он совершенно несправедливо относится к другим пилотам. Он не может просто тусоваться вокруг и говорить все, что ему придет в голову, без последствий. Все это понимают, и ты в том числе, хватит притворяться слепым! — Я думаю, тебе стоит успокоиться. — Мне? Мне!? Я спокоен, я просто хочу преподать небольшой урок скромности этому пацану! Кстати, ты что вообще тут делаешь? Райкконен встал и наконец-то посмотрел на Уэббера. Левая часть его лица была красной, как от удара. Марку не понадобилось много времени, чтобы сопоставить факты. Как он мог? Как Себастьян вообще способен на такое? И как Райкконен мог просто стерпеть это? — Ничего не изменится. Иди отдохни и приходи потом. Тогда и поговоришь с ним. — Что произошло? — Случайность. — Райкконен, серьезно, что произошло? — Случайность, такие вещи иногда происходят. — Ты же это не серьезно, да? — Я серьезно. Уходи, Уэббер, вернешься, когда остынешь — Я, блять, спокоен! — Был. Пока не увидел меня. Теперь ты возбужден. Уходи, пожалуйста. Уэббер ничего не понял, но решил подчиниться. Как Райкконену удавалось кричать, не повышая голоса? Впрочем, неважно, он был прав, Уэббер и правда взбеленился. Уходя от двери, он почувствовал руку на своем плече. Райкконен ухмылялся: — Он не изменился. Все, что сейчас так сильно беспокоит людей, было всегда. Просто тогда никто не хотел этого видеть. Райкконен встал перед дверью и приложился руками и лбом к двери. Глубоко вздохнув, он посмотрел на Уэббера. И Марк увидел в его взгляде что-то. Это была не привычная холодность, не веселье и не раздражение. Это было нечто иное. Нечто… красивое? Все, что он мог увидеть, это только гордость, обожание и любовь в этих глазах. — Он никогда не оставлял меня, несмотря ни на что. Никогда не отрекался. Ни во время взлетов, ни во время падений, ни тогда, когда я возвращался. Он заслужил всего, чего достиг. И когда все его звали малыш-авария* и говорили, что ты будешь таким сильным партнером, что просто его прикончишь, другие бы давно сдались, не справившись с таким давлением, а он видел это как путь к тому, чтобы стать сильнее. Этот титул его. И многие после. — Так вот оно что. Ты просто не хочешь сражаться за титул? Понятно. Опустить голову и смириться с тем, что твое время вышло? Улыбаясь, Райкконен ответил: — Это не я сдался, и ты это знаешь. Это было больно, и Уэббер уверен, было сделано специально. Это все неправильно. Что случилось за все те годы, что он провел в Ред Булле? Как все могло так поменяться и как он этого не заметил? Уэббер больше не мог думать, он схватил Райкконена и встряхнул его. Он был в ярости, и ему нужно было выплеснуть всю злость. В любое другое время Уэббер бы даже не подумал повышать голос на Райкконена, сочтя его очередной жертвой Феттеля, но не сегодня. Сегодня Уэббер был вне себя, и Райкконен был между ним и тем, что породило всю его ярость. — Я не понимаю, как ты можешь просто вот так это принять? Каждый раз, когда он заявляет, что мы недостаточно работаем, что мы ленивые, это вообще-то и про тебя тоже! Тебя это не волнует? Он просто презирает наши усилия, и похоже он забыл какие преимущества у него по сравнению с нами! У него лучшая машина во всем пелетоне, вся команда сосредоточена на нем и на его нуждах! А потом я прихожу сюда и вижу это! Он сделал это с тобой, так ведь? Возможно он сидит там, слушает это все, и ему не хватает мужества выйти и объясниться! Если все, что ты сказал, правда, то почему он сейчас не здесь между нами, не защищает тебя? Райкконен не поменялся в лице. И это волновало Уэббера. Как? Как? КАК? И Райкконен, будто услышав его мысли, улыбнулся и посмотрел более открыто, а глаза его засияли. «Это что, счастье?», — подумал Уэббер. — Тебе лучше? — Что? — Хорошо. Увидимся в Японии, Уэббер! Ошеломленный, Уэббер отпустил Райкконена. Тот обернулся, вошел в комнату и запер дверь. Уэббер постоял немного, приходя в себя. Что вообще сейчас произошло? Он не особо понял. Но одна вещь была известна точно: независимо от того, почему Райкконен был снаружи комнаты Феттеля, Кими преуспел в одном: он предотвратил разговор Марка и Себастьяна. Марк излил душу и выплеснул все свое негодование на нем, а не на Феттеле… Уэббер не мог найти причин, почему Райкконен это сделал, но никто не мог понять все в полной мере, когда дело доходило до взаимоотношений Кими и Себастьяна. Может быть, Хейкки и Хорнер понимали, но весь остальной паддок — нет… Хм. Возвращаясь к себе, Уэббер начал чувствовать себя лучше. Скоро его не будет во всем этом цирке, полном денег, политики, манипуляций и обмана, в центре которого иногда была парочка машин. Скоро это перестанет быть частью его жизни. Грустно, но в то же время успокаивает. Раздумывая над разговором, вспоминая эмоции в глазах Райкконена, он понял, что увидел безграничную преданность, которая образовала стену, через которую, по мнению Уэббера, никто не в силах пройти. Он мог думать только об одном: как же этому испорченному ублюдку повезло.