Другое русло реки

Луна в черном ночном небе, нереально желтая, идеально круглая, яростно сияющая глазом колдовского зверя, пугающая и завораживающая невозможной красотой, то и дело скрывалась за мчащимися, торопящимися куда-то во весь опор, тучами. Странно даже, что на земле, почти полностью погружающейся в такие моменты во мрак, ветер почти не ощущался и было тихо. Приближение друга ли или врага можно было расслышать издали. Чем было раньше это строение, посреди никем не возделываемого поля неподалеку от редкого леса с одной стороны и невысокого холма с другой, часовней первых христиан, обителью древних язычников, всего лишь мирным жильем какого-то семейства, кто его уничтожил, практически до основания? Мог ли до сих пор кто-нибудь поведать об этом, без сомнения в рассказываемом? Как бы там не было, всего несколько стен, оставшихся от некогда крепкого, казавшегося нерушимым здания, хранили мертвое молчание. Топот копыт послышался до того, как на возвышенности показался всадник. Всего один. Не в рыцарских доспехах, в магически-желтом лунном свете блеснула золотом лишь простая кольчуга у горла, да легкий ветер взметнул пышные черные, как ночь вокруг, кудри ничем не защищенной головы. Но за ним могли крадучись, бесшумно ступать пешие, вооруженные до зубов воины, с уже вытащенными из ножен наточенными перед боем мечами. Взгорье могло скрывать валлийских лучников с их грозным оружием, посылающем стрелы настолько далеко, что не оставалось шанса избежать гибели. А дальше могла быть и конница, неслышимая лишь на расстоянии, до поры, когда бежать станет поздно. В точности так же каменные останки стен могли скрывать группу знающих свое дело убийц, а погруженный во тьму перелесок хоть целую армию, не говоря об отряде наиболее искусных в сражении рыцарей. Недолго помедлив, всадник пустил коня вскачь, вперед, без оглядки. Страшась не смерти, но пленения, ведь, вероятнее всего, это означало бы проиграть грядущую битву, если не всю войну между Йорками и Ланкастерами, еще до сигнала к атаке. Проиграть разом все, по его вине и хуже, чем недальновидности — глупости, как назовут веру в рыцарскую честь, место которой было при дворе короля Артура. Но он иначе поступать не мог. Всадник не успел миновать трети расстояния, как от стены, что повыше, отделилась тень и ему навстречу вышел человек, тем полностью открываясь для удара лучников из Уэльса. С последней их встречи минуло немало лет, но узнали они друг друга почти сразу, чему не помешала и ночная пора. На поджидавшем молодого человека юноше так же не было брони, но так же при нем были и меч, и кинжал. Кольчуги не было тоже. И он пришел один. Как пообещал в письме, нарочно написанном собственноручно, чтобы был узнан почерк, попросив в ответ о том же. Смешно, но бед, попади записка не в те руки, было бы еще больше, перехвати оную его союзники. — Эдуард. — вместо приветствия, спешиваясь, назвал всадник имя, нарочно не добавляя титула — сына прошлого короля, находящегося сейчас в застенках Тауэра. Сделал несколько шагов вперед, медленно, и остановился, вплотную не подходя. Машинально окинул местность цепким взглядом, чутко прислушался. В это было трудно поверить, но они действительно были одни, вдвоем. — Ричард. — так же нарочно не был назван герцогом Глостером младший брат нынешнего короля Англии, но по другой причине, которую назвала невольно прорвавшаяся в голосе принца теплая улыбка, тронувшая его губы. Каждый ждал, что дальше скажет другой, молчание становилось все более долгим. Оба думали о том, что всего несколько часов спустя они могут оказаться лицом к лицу скрестив мечи, и кто-то из них может не встретить следующего рассвета. Обоим вспомнилось, как все было раньше… До того, как они оказались смертельными врагами, чего не хотелось не одному из них. — Что ты хотел сказать мне лично? — наконец начал первым, запланированный обоими в тайне ото всех разговор, куда больше смахивающий на сговор, Ричард Глостер, заговорив гораздо мягче, чем намеревался, и так же против воли улыбнувшись в ответ. Он ведь тоже, не смотря не на что, был рад снова его увидеть. — Поцелуй меня. — сказал принц Эдуард вовсе не то, что намеревался. Сперва сказал, и только потом осознал, что говорит это вслух. Смотря прямо в глаза, огромные, будто целиком его поглотившие, красивые, яркие и выразительные, тому, кого он единственного страшился увидеть напротив себя в сражении. Не потому, что боялся умереть сам.