Другое русло реки

22 августа 1485 года при Босворде, когда войска английского короля начали теснить приведенные из-за моря французские захватчики, собранные узурпатором, имеющим право на престол настолько косвенное, что, в случае победы, ему стоило о нем не упоминать вовсе, как три столетия назад власть над всей Англией завоевал первый из Плантагенетов; Ричард Третий предпринял атаку, которая бы разом положила конец сражению. Генрих Тюдор лично не принимал участие в битве, наблюдал с безопасного расстояния, под охраной своих лучших наемников и приспешников. К нему, разглядев в отдалении, король Ричард, как всегда сражавшийся наравне со всеми и не скрывающий не от единого противника кто он — надевший перед боем на рыцарский шлем золотую корону, и устремился, пустив коня лететь стрелой. Рука об руку с ним были всего двое, но всецело преданных ему и верных данной клятве людей. Единственный не предавший его к этому дню из всех, кому он даровал самые высокие государственные должности, комендант Тауэра сэр Роберт Брекенбери, и его друг с детских лет, возлюбленный с юности. Ричарду почти удалось задуманное, он почти что прорубился до своего предусмотрительно отсиживающегося подальше от человеческой бойни врага, когда под ним был убит конь. Для еще одного изменника и одного из главных заговорщиков, лорда Стенли, нарочно все никак не отдающего приказа своим войскам вступить в бой — за короля, это стало сигналом к действию — он направил своих солдат против того, кому присягнул. Сэр Роберт оказался слишком далеко, если бы не Эдуард, меч подбежавшего первым наемника обрушился бы прямо на голову еще не успевшего подняться на ноги Ричарда, встать с земли он бы уже не сумел. Это была бы верная гибель, когда, мгновением спустя, его плотным кольцом окружили другие. Была бы, если бы не тот, кто его любил и был рядом, прикрывая ему спину, готовый умереть сам, но не дать погибнуть ему. Однако существенной роли это бы все равно не сыграло и никого из троих бесстрашных рыцарей вскоре не было бы в живых, если бы не неожиданная поддержка, вдруг, живительным потоком для умирающих от жажды, хлынувшая с холма. Еще не участвовавшие в битве, как и люди лорда Стенли, новоприбывшие, свежими силами, пусть не склонили чашу весов в свою сторону, но сделали перевес не катастрофическим. Подмога, на которую не рассчитывал никто, внесла смятение в ряды захватчиков и воодушевила войска английского короля, у которых из-за предательства тех, кого они считали союзниками, соотечественников, были готовы опуститься руки — подняться, сдаваясь. Битва при Босворде была выиграна чудом. Любви… Маргарита Анжуйская, смиренно испросившая позволения занять в Тауэре место своего покойного супруга и заселившая его насколько возможно демонстративнее, могла сколько угодно во всеуслышание проклинать единственного сына, положившего конец ее честолюбивым замыслам, но не могла позволить ему умереть. Многих, из застенка, готовых и желающих с ней связываться, собрать она не могла, но оказалось достаточным и этого. Лорд Стенли был взят в плен, он мог рассказать много интересного, а начал говорить еще до того, как его спросили и ужаснул своим рассказом каждого из оцепеневших слушателей. Отправляться в могилу, не выдав с головой человека, что не меньше него, год за годом, стоял за всей смутой, он не собирался. Особенно из-за того, что винил не себя в том, что между жизнью своего сына и почестями, богатствами, властью, сулимыми женой, просящей выступить в сражении за ее Генриха, выбрал он его, виня во всем ее. Им был назван истинный убийца маленьких сыновей Эдуарда Четвертого, старательно распространявший ложное обвинение против Ричарда Третьего — Маргарет Бофорт. Никто иной, как она стояла за уже казненным к нынешнему дню герцогом Бэкингемом, убившим мальчиков собственноручно, так же посулив тому при правлении Тюдоров все, что тот пожелает. Где найти изобличающее ее деяния, не ведающий чести дворянин тоже подсказал. Леди Маргарет, потерявшая со смертью единственного ребенка смысл жизни, даже не подумала отпираться. Напротив, признавалась во всем, много в чем еще, со злорадством, глумливо смеясь над теми, что был настолько недальновиден, особенно эта глупая деревенская гусыня, проклятая ведьма королева Елизавета, чтобы доверять ей и плясать под ее дудку. Никогда друг друга не любившие, заключившие союз как заговорщики, а не супруги, умерли они будто герои самых прекрасных баллад о любви — в один день. Лорда обезглавили на главной площади, леди не дошла живой до эшафота — на нее набросилась и разорвала разгневанная толпа, до сих пор любившая бывшего добрым и веселым короля Эдуарда, слезно кающаяся, что могла настолько дурно подумать о молодом короле Ричарде, успевшем всего за два года показать себя великодушным и мудрым правителем. А уж что он истинный рыцарь им было известно всегда. Всеблагие небеса, как они могли в том усомниться?! *** Когда английские солдаты, с животной яростью, набросились на того, кто, не зная ни слова по-английски, лишь выкрикивал что-то на своем французском, кто привел в их родные земли чужеземных захватчиков, Ричард хотел остановить их, но дорогу ему преградил вставший перед ним Эдуард, сказавший краткое, твердое: — Нет. Король настолько растерялся от этого, ведь кто-кто, но не тот, кого он знал почти всю свою жизнь, стал бы поддерживать подобное зверство, что упустил момент, когда вмиг растерявших все в себе человеческое людей еще можно было заставить прийти в себя. — Он бы для тебя этого не сделал. — добавил его возлюбленный таким страшным голосом, будто воочию увидел, как могла уже закончиться его жизнь. — Не хочешь же ты сказать, что у тебя было видение? — попытался усмехнуться Ричард Третий, и осекся. Ему внезапно настолько ясно увиделся Эдуард Вестминстерский, такой, когда они, накануне сражения, встретились ночью в тайне ото всех, доверившись друг другу, упавшим и оставшимся лежать бездыханным близ Тьюксбери, в Глостершире, что подкосились ноги. — Говорят же, что Плантагенеты ведут свой род от дьявола. — бледно улыбнулся тот и постарался добавить как ни в чем не бывало. — Мы на все способны. — Тем более, когда мы вместе. — улыбнулся шире Ричард и быстро поцеловал его, в щеку, но так близко ко рту, что оба они успели ощутить друг друга кончиками губ. Никто не обращал на это внимания, в конце концов они так всегда делали, с самого раннего детства, и в отличие от одного своего предка король никак не выделял того, с кем проводил больше, чем со всеми, времени, а в отличие от другого стал отцом уже трех сыновей. Таких же ярких красавчиков, как сам, но не сутулых нисколько, отличавшихся отменным здоровьем, чему Англия могла только радоваться, поскольку кровопролитных войн за корону, начавшихся с вынужденного отречения Ричарда Второго, больше не должно было быть. — Навсегда. — Люблю. — Тоже.