Мертвецы в воде

Здравствуй, Дин Винчестер, я пишу тебе из ада. Не смейся, мне сейчас не до шуток, а выслушивать твои неверящие крики в телефонную трубку нет никакого желания. У меня вообще нет никаких желаний, Дин. Я их из себя вытравила, как могла. Не для того, чтобы исправить свою гнилую эгоистичную натуру (ну-ну, это было даже обидно: выслушивать от тебя гадости, но больше смешно), а для собственного успокоения. Это трудно, как оказалось. Выжить с заключённой сделкой на десять лет практически невозможно, но ты наверняка найдёшь пару хороших способов. Не удивлюсь, если ты заведешь правильных друзей даже в аду. В этом весь ты, мистер внезапность. Знаешь, есть такая поговорка: «бойтесь своих желаний, они имеют свойства исполняться», но в детстве я её не понимала. Я вообще тогда мало что понимала: только крик, боль и ругань, вот такие были у меня проблемы с воспитанием. Или с родителями, тут уж как посмотреть. А ты другой, Дин. Папочка любил тебя, защищал тебя, думал о тебе тогда, когда ты сам о себе не думал. Твой папочка убивал ради тебя, а после и вовсе умер за тебя, а я... А я убила своего, лишь бы стать свободной. Что ты знаешь о свободе, Дин? Наверное, ничего. Ты ходишь в цепях своего долга, носишь наручники своего слова и гордишься верёвкой напрасной верности на своей шее. Никакая братская или сыновья любовь не стоит твоей жизни, Дин. Никакая любовь не стоит. Значение имеет только свобода и ничего, кроме свободы. Она так прекрасна и так хороша, что о ней можно говорить часами. Свобода — это когда ты спишь с выключенным светом. Свобода — это когда ты не оглядываешься за спину в поисках преследователя. Свобода — это когда безумная пьяная ночь в городе-миллионнике великолепна и потрясна до ужаса, а ты идёшь по улице с бутылкой хорошего виски, ловишь первое попавшееся такси и едешь ночевать в гостиницу, а там — выкуриваешь пару сигарет и смотришь на звезды с балкона. У тебя другая свобода, Дин. Тебе свободой кажется бег по штатам, смена имён и личин, охота на нечисть и борьба за свою семью. Для меня это чуждо, но я тебя не осуждаю. Я вообще не могу никого осуждать — я так много дерьма натворила в жизни и столько всего сделала откровенно мерзкого, что на моей могиле надо плясать, а не плакать. Но ты не заплачешь. По воровкам и предательницам не плачут, верно? Просто прочитай это письмо, Дин, я оставляю его специально для тебя: для своего неудавшегося любовника на шевроле импала шестьдесят седьмого года и банкой пива в руке; для тебя — охотника за нечистью, в багажнике автомобиля которого целый оружейный склад; для тебя — хорошего сына, отличного брата и прекрасного парня. Письмо для тебя, Дин Винчестер. Письмо от воровки, который не стыдно умирать за свои ошибки. Прочтёшь хоть пару строчек? Не выбросишь в мусорное ведро? Не сожжешь, не порвешь, не утопишь? Нет, Дин, ты не такой: думаешь, я оставлю тебе инструкции к спасению? Что за глупость, я и сама в беде, но в этот раз помощи от тебя не дождаться. И не потому что ты придёшь — ты бы пришёл, если бы я попросила, а потому что нет ни сил, ни желания, ни времени. Вот так, Дин. Каждому воздастся за грехи свои. Я это заслужила. Раньше меня звали Эбби. Это имя было простым, понятным и абсолютно глупым, как и чаянья моей наивной мамаши, да простит меня бог — ее голова была пустой, а в мыслях, вероятно, было сплошное перекати-поле. А значение имени было символичным: «любима отцом». Ты бы знал, как меня любил мой отец, Дин. Ты бы знал. Мой отец управлял старинным семейным бизнесом и пропадал неделями со своими любовницами по экзотическим островам, пока я оказывалась один на один с идиотскими глупыми няньками и равнодушной отстраненностью собственной матери. Уж кого-кого, а её интересовал только коньяк. Я его ненавидела, Дин. Ненавидела своего отца отчаянно, каждой клеточкой своего тела, безумно, яростно, бездумно и невероятно сильно. И тебе меня не понять, потому что твой отец любил тебя. Мой меня — тоже, но совсем не в позитивном смысле. Знаешь, я спала с горящим ночником и пряталась под одеяло, когда слышала его шаги в коридоре и скрип двери. Монстры не трогают тех, кто прячется на кровати и укрыт с головой, но он был не монстром из-под кровати. Он был чудовищем. Ты не слушался, перечила и лгал своему отцу и за это нарывался на пару оплеух, Дин, а я боялась на шаг ступить в сторону без чёткого разрешения, чтобы не оказаться уложенной лицом в подушку и со спущенным бельём. Вот такая разница в воспитании, Дин. Для тебя в четырнадцать проблемой были игрушечные солдатики, а для меня — систематическое постоянное насилие. Изо дня в день, из ночи в ночь, из недели в неделю, из месяца в месяц... и так целый год, представляешь? Ты в это время играл в школе с одноклассниками-мальчишками, а я только и делала, что сидела на качелях в саду и листала книжки, пока моя мать наряжалась на очередной приём. Для верности она глотала стакан-другой коньяка, чтобы улыбнуться по-настоящему. А дальше ты знаешь. Иногда сделки с дьяволом приносят удовлетворение, спасение и счастье; иногда кажется, что после чужой смерти весь мир лежит у твоих ног, но на самом деле ты всего лишь кукла в чужих руках. Меня звали Эбби, Дин, а теперь меня зовут Белла. Я сменила имя, покрасила волосы в тёмный цвет, начала носить цветные линзы; я говорю без акцента и разъезжаю на дорогих кабриолетах, я никогда не пью коньяк и не говорю о своей семье. Я сменила жизнь, Дин, но счастливее от этого не стала. Стало только хуже. Прошло десять лет, и совсем скоро все закончится, а я дописываю это в письмо в надежде, что ты поймёшь меня, мой ненастоящий любовник, которым ты так и не стал. И я задам тебе всего один вопрос, Дин: за спиной уже слышится лай собак? Если что, дай мне знать — в аду будет так скучно, что я знатно посмеюсь, когда придёт время. До не встречи, Дин Винчестер. Не вспоминай меня никогда. Твоя неудавшаяся любовница с отсутствующим сердцем.