Две пачки Феварина, пожалуйста.

Торд стоял напротив окна и вглядывался в сухие листья на грубых деревьях. Холодный ветер дул в щель форточки. Внутри парня все готово было взорваться. Сегодня он получит очередной отказ. Он сделал аккуратный глоток вчерашнего прохладного кофе и вздохнул. Курильщик поставил чашку на стол и направился к обшарпанной двери. Обшарапанной его чувствами и болью. Норвежец дотронулся до ручки и замер. За дверью слышались голоса. Он прислушался, но не смог даже понять, кто говорил. Открыв дверь, Ларссон вышел из комнаты и зевнул. Звуки доносились с кухни. Он стал медленно спускаться по скрипящей лестнице. В его сторону резко хлынул запах яйца со сковородки. Торд прошел на кухню и перед его глазами встала такая картина: Томас о чем-то увлеченно спорил с Мэттом, одновременно следя за яичницей, которую жарил. Харгивз сидел за столом и активно махал руками, что-то доказывая. Сероглазый постоял еще минуту и, наконец, прохрипел: — О чем спорите? Оба сожителя сразу замолчали и обернулись на рогатого. — Да ни о чем — махнул рукой рыжий и сделал небрежно большой глоток молока. Риджуэлл, обойдясь без комментария, отвернулся к плите. — Ясно — коммунисту было искренне наплевать, что обсуждали остальные. Парень сел за стол напротив Мэтью и уткнул взгляд в пол. Слава Богу, в комнате не было больше никаких звуков, кроме шипения масла на сковороде и хрипения его собственных легких. Он закрыл глаза и пытался представить, что будет после его признания. — Мы хотели сегодня в боулинг поиграть, ты как? — синеглазый заставил Ларссона вздрогнуть и выйти из раздумий. — А. Я. — он потупил — Да, почему нет. — Супер! — Мэтт улыбнулся. Том звонко поставил тарелку напротив Харгивза и, видимо, себе. — Еще осталось? — Сам приготовь — отрезал британец. Сев за стол, он начал есть хрустящую корочку белка. Звуки стали раздаваться эхом у сероглазого в ушах. Резко заныл живот и разболелась голова. Он встал со стула, от чего тот покачнулся и упал. Все посмотрели на него. Парень открыл рот, чтобы что-то сказать, но, прошипев вместо этого, быстро вышел из кухни. Гитарист, как ни в чем не бывало, повернулся к еде и продолжил есть. Веснушчатый же, устремил взгляд в никуда и замер. Вдалеке громко захлопнулась дверь. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя — непрерывно шептал Ларссон, оперевшись руками на стол. Он издал жалкий хрип и упал на колени, уткнувшись лицом в руки. Через какое-то время норвежец посмотрел в потолок попытался выровнять дыхание. — Как же все плохо. *** — Вот ботинки — женщина протянула Торду коробку. — Спасибо. — Удачной игры! — Ну что, ребята, готовы? — Гоулд встал в позу готовности и улыбнулся. — Да, я так воодушевлен давно не был! — было видно, что Томас снова говорит сарказмом, но, тем не менее, он искренне засмеялся. Хентайщик молча пошел к дорожке и посмотрел на тусклое табло. Мэтью направился к нему и схватил ободранный мяч. Рогатый отошел. — Поберегись! — рыжий разбежался и с грохотом кинул мяч. Четыре кегли из десяти. Все зааплодировали. — Я знал, что у меня получиться — самовлюбленно прокомментировал он и направился за вторым мячом. Еще две. Эдд встал с дивана и направился к дорожке. — Сейчас мы тут посмотрим, кто победитель — злобно ухмыльнулся он и начал целиться. Восемь из десяти. — Ха! Харгивз сделал обиженное лицо. Шатен взял очередной мяч и бросил, ослепленный победой, даже не целясь. Шар попал в дырку, не достав ни до одной кегли. Торд подошел к дорожке и взял красный мяч. Тяжелый, однако. Немного постояв, он бросил его. Время стало течь отвратительно медленно. — Мимо! — закричал рыжий. К нему подошел Риджуэлл. — Отойди. Он что-то неразборчиво прошептал на норвежском. — Что? Что ты там мямлишь? — Jeg elsker deg!* — крикнул он и повернулся в собеседнику, как будто тот что-то поймет. Все вокруг остановилось. Том, ждавший своей очереди, реклама на остальных табло, официантка, обслуживающая других посетителей, девочка, бросавшая мяч — все это застыло. Вдруг, к курильщику вернулся слух. — Придурок — прошипел пепельноволосый и отодвинул его самостоятельно. Парень встал неподалеку, отключившись от внешнего мира. Он будто потерял связь. Торд почувствовал жгучие слезы на своем подбородке. Он, не понимая зачем, подбежал в вешалке и накинул на себя куртку. — Ты куда? — повернулся к нему Эдвард, державший шар. Он не ответил и выбежал за дверь. Отойдя достаточно далеко от здания, он дрожащими руками достал пачку сигарет из кармана. Только он хотел закурить, как обнаружил, что она была пуста. Автоматом подбежав к девушке неподалеку, коммунист спросил: — Есть сигарета? — Не курю — девушка скептически посмотрела на него и отошла. — Я настолько плохо выгляжу? — крикнул он ей и дотронулся рукой до лица. — Я не курю — произнесла она отдельно по буквам, как маленькому ребенку. К Ларссону подошел мужчина. Торд, трясясь, обернулся на него. — Не курю — мрачно проговорил он. Дыхание участилось. — Не курю! — закричала бабушка на остановке. Слезы начали падать с лица сероглазого, как сосульки с крыш. — Не курю — осуждающе посмотрел на него мальчик, проезжающий мимо на самокате. — Да понял я! — заорал Торд и почувствовал, как кто-то ударил его по щеке. Перед ним стоял британец в синей худи. Рогатый не мог остановить слезы. — Да что с тобой, а?! — он кричал. — Я тебя люблю! Только через пару секунд, он понял, что сказал и схватился за волосы, падая вниз. Томас успел его поймать. — Ты устал — он грустно посмотрел на него — Поехали домой. Норвежец хотел вырваться из рук второго, но не было сил. И вообще, вдруг, это последний раз, когда они касаются друг друга? — Я вызову машину — сказал кто-то. Торд уже не слушал.