Потемневшая медь

       По перекошенному лицу проснувшегося Варда я сразу понимаю одно – возмущений не избежать.        – Что ты творишь?! – шипит он, подрываясь в постели – рыжие волосы растрепываются по плечам. Собрать бы их, да намотать на кулак.        – Не поверишь, собираюсь спать. – я демонстративно ерзаю на покрывале и тянусь к подушке, за что получаю по рукам.        – В таком виде? От тебя несет конем!        – А какая разница? – ухмыляюсь. – Кровать-то все равно моя.        – Тогда я ухожу спать к себе. – Вард, замявшись, откидывает одеяло. В мелькнувшем вырезе его ночной рубахи белеют ключицы.        – Нет уж, стой, – мягко хватаю тонкое запястье. Зигвард кривится от вида пыли на рукаве моего сюртука. – Я просто переоде...        – Ты немедленно пойдешь смывать всю грязь, – вспыхивает он, неловко выдергивая руку. И, тут же стушевавшись, добавляет:        – Прошу тебя. Внизу недавно набрали бадью с горячей водой. – Вард снова мнется и опускает голову. Часть волос соскальзывает на лицо. – Я попросил.        Моя улыбка становится непозволительно широкой; чтобы ее не заметили, приходится встать и отвернуться к двери.        – Идем вместе. – За спиной слышно шуршание простыней и недовольные вздохи. Зигвард уже берется за ручку двери, когда я стаскиваю с кровати покрывало и накидываю ему на плечи. В холодный коридор, да в легкой ночнушке. Ну не идиот ли?

***

       От горячей воды тянет мышцы и щиплет стертые веревкой ладони. Жеребец, зараза, был сегодня особенно норовист – умудрился несколько раз скинуть меня в месиво из грязи и талого снега. Промучились долго, но зато теперь этот паршивец не пытается проломить ограду. Или череп хозяина.        Я закрываю глаза. Окунаюсь в бадью с головой, расслабляясь от окутывающего тепла. Устал за день, как собака.       Не спать.        Неохотно выныриваю в холод ванной комнаты. Было бы глупо умереть вот так – граф, утонувший в бадье. Интересно, обрадовался бы Вард новому телу для препарации?        – ...и вообще, это дело конюха. Зачем ты так изводишься?        Потираю переносицу, хмурясь. Движение рукой отдается болью в лопатку.        – ...Я не против, ты не подумай. Просто боюсь, что это станет для тебя рутиной...        Завтра с утра наверняка будет ныть вся спина.        – ...Грэм?        Нужно еще голову вымыть. Как-нибудь.        – Грэм, ты вообще слушал? – прозвучало совсем близко.        Я откидываюсь назад, поднимая глаза; Зигвард склонился над водой, придерживая края покрывала. Кончики его волос едва касаются моей груди.        – Помоешь мне голову? – выходит на выдохе, почти жалобно.        Вард резко выпрямляется. Мне не хочется терять его из виду – вдруг сбежит. Приходится обернуться всем телом, опереться руками о бортики.        На удивление, он не уходит. Стоит, складывая это дурацкое покрывало, кидает на чистую одежду. Забавная у него привычка – убирать вещи на место. Что в лаборатории, что в спальне. Все методично и размеренно: тонкие руки совсем не трясутся. Так выходит, только когда он отмеряет реагенты для очередного опыта.        Зигвард запускает пальцы в волосы, неуклюже пытается собрать густую копну. Сжимает красную ленту в ладонях и, черт, только сейчас становится заметно, как сильно они дрожат. Посттравматический тремор – явная черта волнующегося Варда, – выдает его с головой. Рыжей.        Особенно привлекательной в тусклом огоньке свечи.        – Ты забавно пыхтишь, когда напрягаешься, – его руки невесомо касаются моей головы, мягко втирают травяной раствор. Зигвард фыркает, но молчит; тяжелый запах хвои дурманит разум.        Нет, я так не могу.        Невозможно сидеть смирно, когда Вард делает это... так.        Аккуратно перехватываю его ладонь, прижимаюсь колючей щекой от избытка нежности. Чертова нежность тянет в груди, заставляет покрывать подрагивающие пальцы быстрыми поцелуями. Вард бормочет что-то, но я уже не слышу: веду губами по запястью, обвожу старые шрамы. Пока он не опомнился, прочерчиваю дорожки вен вверх, к предплечью. Жмусь затылком к груди.        – ...Стой! – выкрик заставляет вздрогнуть. Я оборачиваюсь, но руку все еще держу. Зигвард кусает губы – по его груди расползается грязно-мокрое пятно от моих волос. – Теперь нужно переодеваться. Отпусти, я сейчас.        Еще чего.        – Делай это здесь.        Вард медлит, теребит подол мыльными ладонями. От его нерешительности сводит пах; я бережно притягиваю его к себе и целую, так глубоко и торопливо, словно боюсь, что он исчезнет.        Зигвард будто бы обмирает и даже почти не дышит. А потом вдруг дергает из моей руки запястье, сопротивляясь. Слегка поворачивается – губы скользят по щеке. Внутри, рядом с легкими, что-то с треском надламывается.        Нет.        Нет, прошу.        – Я, сейчас... я... – Он елозит, стягивая с себя рубаху, но все попытки проваливаются: ткань только топорщится, дразня.        Это выводит.        Чуть ли не вытряхиваю Варда из ночнушки, кидая ее вглубь комнаты.        – Погоди, нужно сложить, – тянется обратно к тряпке, подставляя спину, и я теряю голову; прижимаюсь к нему, под приглушенное бормотание покрываю поцелуями угловатое плечо и утягиваю за собой, в воду. Зигвард обмякает в руках, откидываясь мне на грудь.        – Ты такой красивый, – хриплю, ловя губами разомлевшую улыбку. Под водой кожа кажется бархатной; Вард перехватывает мою кисть у паха, но так слабо, что это, скорее, мольба продолжить.        Разве я могу ему отказать?        Он вцепляется руками в двигающееся запястье, выгибая поясницу.        Тихий стон тонет в плеске воды.        Зигвард прижимается ягодицами к промежности, и внутри все переворачивается. От дикого желания выкручивает мышцы.        Стертую ладонь жжет.        – Сейчас будет больно.        Он плаксиво всхлипывает, напрягаясь всем телом, отчего я снова покрываю беспорядочными поцелуями плечи и лицо.        – Это пройдет, – шепчу утешения, разбавляя их разными глупостями.        А Зигвард все мешает бормотание со стонами и всхлипываниями, жмется ко мне, двигая бедрами, и слепо хватается за руки. Рыжая коса растрепалась – выпавшие пряди липнут к бледной коже потемневшей медью.        – ...пройдет, – Вард выгибается, упираясь затылком мне в плечо и призывно обнажая шею. – Я люблю тебя. Боже, как же я тебя люблю...        Громкий стон разрезает ледяной воздух; я провожу губами по сонной артерии, мягко прикусывая бьющуюся жилку. Зигвард скулит, зажимает трясущимися руками рот – приходится их убрать. Провожу кончиком носа вверх, к самому уху, грозно выдыхая тихое:        – Не смей.        Миг – и его бьет крупная дрожь. Финальный вскрик эхом отражается от стен, гулко звенит в ушах. Это становится последней каплей: я прижимаю его бедра к себе, не узнавая собственного голоса в низком стоне. Глаза закатываются, от упоительной слабости приходится откинуться на бортик бадьи. Вард все еще пытается отдышаться у меня на груди – ничего не остается, кроме как обнять его, мягко целуя в затылок.        Мне уготован отдельный круг Ада.        Поделом.        – Вода остыла, – севший голос Зигварда вытаскивает из полудремы. Я лениво приоткрываю один глаз, молча подмечая мокрые разводы на полу. Расплескалась, как минимум, половина. – Надо домыть тебе голову.        Мы возимся еще несколько минут. Вард терпеливо промывает мне патлы, не жалуясь на холод и усталость.        – Грэм?        Затягиваю кушак на портках и оборачиваюсь. Зигвард, ужасно растрепанный, стоит, прикрываясь мокрым полотенцем, и неловко мнется с ноги на ногу.        – У меня нет сменной одежды.        Хочется крепко выругаться, но вместо этого лишь недовольно цокаю. Сам намочил, все-таки.        – Надевай мою, – встретив возмущенный взгляд, вздыхаю:        – Или я сделаю все сам.        Выглядит это комично: рубаха оказывается слишком широкой в плечах и слишком короткой в длину. Рукава, как ни странно, пришлись впору.        Вард своего внешнего вида явно смущается.        – Сапог у меня тоже нет, – вдруг пищит он. Я хмыкаю. – В твоих не пойду, даже не думай.        Взяв покрывало, быстро заматываю Зигварда и подхватываю ослабевшими руками, толкая ногой дверь ванной комнаты. Вард возмущается, но не дергается. Вот и славно, иначе я бы его точно не удержал.        Когда мы добираемся до спальни, мешком валюсь на кровать, подминаю его под себя и закрываю глаза.        Завтра с утра наверняка будет ныть вся спина.        Но это будет завтра.