не та дорога

Не способный к раскаянию неисцелим. Аристотель       Тишина комнаты смешивалась с дымом сигарет и образовывала густую, тяжелую мантию. Капитан сидел на полу, оперевшись затылком о стену и неотрывно смотрел в одну точку, на противоположной стороне комнаты. Меж его пальцев дымился табак, забытый своим хозяином, оттого грозящий обжечь пальцы. На том же полу тяжело сопела грудная клетка режиссера, и взгляд его был так же устремлен на одну и ту же точку на другой стене. В уголках его глаз едва блестели почти засохшие слезы, а кровь из в очередной раз переломанного носа уже успела свернуться на его сухих устах. Капитан Джефф устало затянулся и уронил пепел с сигареты себе на футболку, но не обратил на это ни малейшего внимания, но лишь продолжил зачарованно смотреть в одно-единственное место, которое почему-то привлекало их обоих.       — Я никогда не думал о том, — хрипло сказал он, и его голос отразился легким эхом, — что происходит в голове каждого из тех насильников и убийц, которых я отлавливал все эти годы по всему штату. Тарино изнеможенно выдохнул, и Батлер кинул на него быстрый взгляд, но тут же вернулся к живопсиной стенке.       — Я никогда не мог себе даже представить, — продолжал он, — о чем может думать человек, когда он хватает в руки нож и отправляется в спальню, где тихо спит его жена и сын, зная, что сейчас их жизнь оборвется. Дэвид сглотнул, но ощутил на языке только горьковато-соленый привкус. Капитан немедленно полез в один из многочисленных карманов на его спец-поясе и протянул ему флягу, но все так же не поворачивая голову. Режиссер постарался подняться, но жгучая боль ударила по груди и он, сдавленно простонав, вновь рухнул на пол. Джефф наконец обернулся и негромко вздохнул. Вид беспомощно лежащего, полумертвого человека едва ли мог вызвать у него хоть какие-то эмоции, кроме какого-то непонятного раздражения внутри, необъяснимой злости и горечи. Он приподнялся с места, повернулся и подполз к лицу лежащего, взглянул на его лицо, которое теперь можно было разглядеть гораздо лучше. Свет от тусклой лампы достаточно освещал последствия этой недели, которые невероятно хорошо отпечатались на этих резких, угрюмых чертах. Три резаных шрама наискось останутся с ним на всю жизнь; разбухший от кровоподтеков правый глаз с поблескивающей прозрачной жидкостью; раздробленные хрящи носа с бордово-коричневым пятном пересохшей крови; тонкая алая струйка из разбитых губ оставляет след на подбородке, стекая и капая на пол. Лицо Дэвида теперь напоминало скорее облик обгоревшего в пожаре, чем некогда прекрасного, не имевшего ни единого изъяна, кроме слишком резких скул и слишком высокого подбородка. Режиссер уже не чувствовал в нем боли, и теперь больше ощущал его опухлость, как будто это уже было не его лицо, а каменная статуя, когда-то служившая ему для рождения новых шедевров и созерцания прекрасных видов, женщин и кинематографа. Он пересилил тяжесть век и медленно поднял глаза на капитана.       Они были кристально-чистыми. В некоторых уголках лопнули сосуды, но в них читались все его эмоции и чувства; каждая мысль, которая сейчас теплилась в закоулках его разума. Они были полны боли. Так смотрит на своего убийцу каждый дикий зверь перед самой своей смертью Джефф, не раз охотившийся с отцом и друзьями, мог узнать этот взгляд из тысячи, и сейчас он вызвал в нем жуткую, холодную дрожь по всему телу, отчего он передернулся и отвел взгляд, не в силах это выносить. Он поспешно открыл фляжку, и, приподняв голову мужчины, стал осторожно вливать ее содержимое в окровавленный рот. Тарино едва заметно поморщился, прикрыл глаза и стал судорожно глотать живительную влагу, желая напиться, но не имея такой возможности. Когда сосуд был убран от его лица и спрятан обратно в карман, он закашлялся: его горло все так было сухим, как холодная пустыня, но эти несколько глотков придали ему мало-мальских сил, чтоб вновь открыть глаза. Он видел капитана, бледнее смерти, над ним, держащим его голову над бетонным полом, с тревожным и обеспокоенным лицом, со взглядом, полным сожаления. Он едва заметно улыбнулся. Это была бы отличная задумка для его нового фильма.       — Я никогда не думал, что это может быть так страшно, — дрожащим голосом прошептал Батлер. Он не мог больше скрывать своих эмоций, а потому губы его пдрагивали, а язык заплетался. Он легонько прошелся пальцами по щеке Дэвида и замер, ожидая, что тот сморщится от боли, но он смиренно ожидал того, что будет дальше.       — Я никогда не думал, что отдавать долг родине, — продолжил он, — так тяжело. Когда нет больше сил бороться, но ты уже выбрал не ту дорогу. Он склонился над мужчиной и осторожно, легонько коснулся губами его лба и отпрянул. Дэвид прикрыл веки и издал сдавленный выдох. Вся его жизнь пролетала перед лазами, как кадры одного из фильмов Тима Бертона: почему-то в таких темно-синих и холодных тонах, что казалась ему совсем безрадостной. Дэвид даже хотел открыть глаза, чтоб прервать этот угрюмый, мрачный поток картинок, но не смог, подчиняясь тотальной слабости. Все, к чему он шел, и все, чего он добился, казалось теперь таким крошечным, незначительным в сравнении с тем, что он пережил за эти семь дней. Каждое его поражение, каждый шквал критики, каждое оскорбление в его адрес теперь были только слабыми бликами на огромном полотне его жизни. Сегодня, видно, этому полотну суждено наконец порваться.       — Знаешь, кэп, — едва слышно прохрипел Дэвид через застрявший в горле ком, — я ведь тоже где-то свернул не туда. Джефф поднял глаза на его лицо и коснулся пересохших губ. На них застыла немая улыбка.

***

      Капитан Джефф Батлер заправлял футболку в уже изрядно поношенные брюки и поправлял прическу на голове. Он даже немного приоткрыл жалюзи на окне своего кабинета, и тусклые солнечные лучи тонкими нитями проникали в комнату. Здесь стоял затхлый запах влажной бумаги и сигаретного дыма, а пыль витала белой крошкой, поблескивая в лучах солнца. Шипение рации призвало капитана отвлечься от приготовлений и он отозвался на вызов.       — Вас понял, спускаюсь, — кратко ответил он и, небрежно кинув «до связи», быстро унесся из кабинета.       Коридоры выглядели мучительно длинными, а каждый встречный сотрудник мелькал серыми пятнами на фоне захудалых помещений отделения государственной полиции. Капитан Джефф явно куда-то торопился.       Он быстро сбежал по ступенькам вниз, к третьему отсеку нулевого этажа и на секунду остановился возле лестницы. Он проверил, заряжен ли пистолет и хорошо ли пристегнут бронежилет, и вдруг замер, от ощущения явного дежавю. Он улыбнулся сам себе и отправился вперед по коридору, к единственной в этом отсеке двери. Возле входа его ожидал тучный мужчина в костюме, с лысиной на затылке и с явными проблемами дыхания. По обе стороны его рук стояли еще двое мужчин, но в гораздо лучшей физической форме, в одежде, схожей с формой капитана Батлера. При виде этого мистера, Джефф выпрямился и, с натянутым энтузиазмом, пожал ему руку.       — Доброе утро, сэр, — улыбнулся он и легонько тряхнул ладонь полного мужчины, — надеюсь, я не заставил вас ждать?       -Нет, капитан, но я сгораю от нетерпения, — отозвался мужчина с залысиной и его спровождающие с улыбкой переглянулись. Капитан учтиво кивнул и зазвенел ключами.       — Что ж, тогда, — просто ответил он, — не вижу смысла вас задерживать.       С этими словами, капитан распахнул дверь, и тучный мистер, и оба его спутника с интересом уставились вовнутрь помещения, но почти сразу же их физиономии из любопытных превратились в разочарованные.       В пустом подвале стояла душная тишина, и одна-единственная лампочка висела на потолке, освещая лишь центр комнаты. Возле самой стены валялась пара цепей и порванное тряпье, а посреди комнаты стоял один-единственный стул на колесиках, спиной к вошедшим. На нем сидел человек.       — М-мистер Тарино, — подрагивающим голосом пробулькал полный мужчина, — вы удостоите нас чести поздороваться с вами?       Стул плавно повернулся, показывая сидящего всем, кто мог его сейчас созерцать. Дэвид поднял голову и порывисто поднялся с места, убирая волосы с глаз. Его лицо украшали три косых шрама и немного кривая, но уверенная улыбка. Костюм сидел на нем, как влитой.       -Конечно, господа, — кивнул он троим посетителям и затем, повернулся к капитану. Тот грустно улыбался и внимательно следил за всеми движениями режиссера. Дэвид кивнул ему лицо и его губы немного дрогнули.       — Мы наконец выбрали верный путь, - осторожно заметил он.