Какими мы стали

Минджи осматривает комнату, полную детсадовских друзей, что ей нисколько не интересны. Ей важно увидеть лишь одного почётного гостя, для которого она собственно и наряжалась. Если бы он знал, каких усилий ей стоил сегодняшний аутфит, то не посмел бы опаздывать. Чёрная вдова — не Эльза, её костюм для детей не шьют, поэтому мама наняла швею за несколько дней до заветного дня. Та сняла с Минджи мерки и создала безупречный наряд только для того, чтобы Чон Чонин ахнул при виде возлюбленной. Но его всё нет, и девочка усиленно негодует, иногда даже отказываясь принимать подарки от прибывающих гостей. Просто ужас! У неё знаменательное событие, день рождения, а она бесконечно думает о каком-то там мальчике. Правильно мама говорила: от любви все проблемы! — Так, почему моя принцесса грустит? — папа подсаживается к Минджи, пока та тоскливо наблюдает за играющими сверстниками. — Чонин обещал приехать! — ноет она и ещё больше кривит лицо от обиды. Когда папа обнимает её со словами «ну-ну», она и вовсе готова расплакаться, но слёзы как назло не идут. — Если обещал, значит приедет, — говорит старший. — Потерпи, праздник же только начался. Чимин целует дочь в макушку и сразу после вспоминает, что на ней рыжий парик. Знакомство с этим мальчиком кардинально поменяло её вкусы и интересы. У Чонов, видимо, в роду предписано — переворачивать с ног на голову жизни всех, кто встречается им на пути. — Смотри, сколько людей собралось ради тебя! Они все пришли, чтобы веселиться, и ты должна веселиться вместе с ними, — мужчина поднимается со стула и тянет дочь вместе с собой. — Давай! — он хлопает её по маленькой попе, — Иди! Скоро придёт Профессор Картошка, и вы будете проводить опыты! — И Чонин тоже придёт? — Минджи смотрит на отца с безоговорочным доверием в глазах, от его слова зависит настроение девочки на ближайшие три часа. — Конечно придёт, — уверяет тот, хотя уже сам не уверен. В любом случае, он добивался улыбки на лице дочери, и она, наконец, появилась. Чонин, на самом деле, очень торопился, однако, новый хахаль мамы долго собирался и ещё дольше ехал. Чон бы ударил его коробкой с подарком по голове, да мама будет не рада. Она с этим Бэкхёном, вроде как, счастлива, а он маму любит несмотря ни на что. В какой-то момент автомобиль, всё это время передвигавшийся как улитка, останавливается у многоэтажного дома, и мальчик замечает во дворе папину машину и самого папу, ждущего их. Со скоростью света Чонин отстегивает от себя ремень безопасности и выбегает к отцу, чтобы крепко его обнять. Чонгук ловит его и поднимает с земли. Они не виделись неделю, а это довольно большой срок. Он спрашивает сына, как он поживает, как школа, и хорошо ли себя ведёт Бэкхён. — Он какой-то дубина, — отвечает Чонин, чем вызывает у старшего смех: — Только маме так не говори. Она расстроится. — Что он не должен мне говорить? — Чэён подходит к ним, скрестив руки у груди. Она по-прежнему настроена крайне враждебно, хотя её бывший муж никогда не изображал готовность к нападению. — Мы же договорились, Чонин-а, никаких секретов, помнишь? — Ладно, я говорил, что Бэкхён — дубина. Заявление сына глубоко возмущает её. На красивом ухоженном личике отображается глубокий шок. Она переводит гневный взгляд на Чонгука, сделав незамедлительный вывод: — Это ты его этому научил? — Не-а. Это у тебя такой парень, — Чонгук по-ребячески улыбается, жмёт плечами, любуясь бурей эмоций, одолевающих женщину. Она пребывает в режиме круглосуточной ненависти к бывшему, и тот решил относиться к этому с юмором. Раз уж она восприимчива к абсолютно любой чонгуковой выходке, то почему бы над ней не подшучивать? Вскоре, сам герой-любовник, Бён Бэкхён, присоединяется к чужой когда-то семье: — Здравствуйте, господин Чон, — он почтительно протягивает Чонгуку руку и слегка кланяется даже, когда тот ее пожимает. Странный парень. Видимо, он чувствует вину за кражу чужой жены или же испытывает к Чонгуку глубочайшее уважение за то, что тот протерпел Чэён целых восемь лет. — Привет, Бэкхён. Ты, кстати, можешь называть меня просто Чонгук. В конце концов, не чужие же мы друг другу люди. Он подмигивает экс-супруге, и та презрительно фыркает, отводя взор в сторону. — Вам, ребята, наверное, нужно немного личного пространства. Поэтому, могу я забрать Чонина к себе на выходные? — Да!!! — мальчик на его руках ликует, торжественно проговаривая: — мы будем есть чипсы и играть в приставку! — Что? Никаких чипсов, Чонгук! — встрепенулась Чэён. Чон спешит ее успокоить: — Не беспокойся. У нас планы получше, Чонин-а. Но это сюрприз. — Хорошо, — женщина берёт своего молодого любовника за руку в поисках опоры. Она демонстративно прижимается к нему и заявляет бывшему в лицо: — Мы как раз хотели сходить в театр с Бэкхёном. Да, милый? А Чонину это неинтересно. — Билеты куплены на мои алименты? — уточняет Чонгук, чем вновь выводит Чэён из равновесия: — За кого ты нас принимаешь? Думаешь, Бэкхён не в состоянии заработать на билет в театр? — На тот театр, в который ходишь ты, Чэён… — Бэкхён работящий! — вступает она в защиту парня, в то время как сам объект обсуждения стоит за её спиной в замешательстве. — Да, он не родился с серебряной ложкой во рту, как ты, но у него отличный потенциал! — Хорошо, — сдаётся Чон, поворачиваясь ко входу в дом: — Пойдёмте внутрь, неприлично заставлять людей ждать нас. Чэён ещё многое хочется сказать. Например, что Чонгук пришёл на всё готовенькое, и что не ему судить, каков Бэкхён в финансовом плане. Чонгук, будучи супругом, не исполнял и малой доли того, что делает сейчас Бэкхён. Она с Бэкхёном счастлива, да! Не так влюблена, как была когда-то в Чонгука, но хотя бы на этот раз любима. Все эти мысли остаются невысказанными, потому что открывается дверь в праздник, и на порог выходит Бэ Джухён, для которой у Чэён всегда всё прекрасно. У неё на руках шестимесячный ребёнок, которого Чэён целует первым делом: — Как быстро ты растёшь, Хансон-и! — сюсюкается она с мальчиком, пока тот непонятливо хлопает своими огромными чёрными глазами, озирая гостью. Он больше похож на маму, что всегда будет служить Чонгуку напоминанием о присутствии другой женщины в жизни Пак Чимина. А вот, кстати, и он: — Добро пожаловать, — Чимин щурит глаза в полуулыбке, пожимая руки Бэкхёну и Чонгуку. — Минджи тебя заждалась, Чонин. Нельзя так поступать с девочками, — у него ласковый мурлычущий голос, когда он говорит с чужим ребёнком. Зрелище невыносимое. — Беги, поздравляй Минджи, — Чонгук опускает тяжелого сына на пол, чтобы тот понёс подарок имениннице. Он бежит, сверкая пятками, и быстро находит рыжеволосую владелицу своего сердца. — Прости, что так долго, Джухён-а. Пробки ужасные. Чэён объясняется только хозяйке дома, тотально игнорируя стоящего рядом с ней мужчину. Та провожает гостей в зал, добродушно принимая щедрые извинения: — Ничего страшного, Чэён. Мы ещё даже не сели за стол. Угощайтесь напитками, а мы с Чимином пока поприветствуем других гостей. Натянутой улыбкой она ставит точку в этом минутном смолл-токе и уходит с мужчиной в другой конец комнаты. Чонгук оставляет Чэён одну с возлюбленным, берёт с проплывающего мимо подноса бокал шампанского и устраивается у стены. С этого ракурса видно всех и всё: как Минджи крутится перед Чонином, демонстрируя наряд; как снуют вокруг них дети и беседуют их родители, и как Пак Чимин успешно выполняет свою роль супруга рядом с Джухён. Пак воркует с гостями, воркует с «женой» и их ребёнком. Сегодня он представляет из себя одно сплошное воркование. Он передвигается по комнате на паре с Джухён и обменивается реверансами со всеми, не обращая никакого внимания на своего зрителя. Чимину, кажется, очень комфортно в этой ситуации — он чувствует себя потрясающе в компании Бэ Джухён, улыбается ей искренне и беззаботно. Так, может, ничего и не нужно менять? Чонгука это умозаключение смерть как раздражает. Раздражает это приподнятое чиминово настроение, и как он играется с похожим на Джухён сыном. Так не должно быть. Чон опустошает бокал махом и переходит ко второму, выпросив его у нанятого официанта. Пристального взгляда с Чимина он и не думает отводить. — Твой Чонгук чем-то недоволен, — шепчет Джухён своему спутнику. Тот, слишком увлечённый покачиванием сына на руках, не сразу понимает, о чем она. Он обводит глазами просторную комнату, в которой людей куча, и застаёт действительно нервного Чон Чонгука допивающим неизвестный по счёту бокал. — С утра был нормальный, — произносит озадаченно Пак. В ту же секунду он ловит ответный взгляд мужчины и отводит свой. В нём было слишком много испепеляющей злости. — Видимо, не рад видеть нас вместе, — хмыкает женщина, чокаясь приветливо с гостями. — Я дала тебе развод. Что ему ещё надо? — Джу, он не относится плохо конкретно к тебе… — Ну, конечно. Я родила тебе двоих, и ты до сих пор представляешься моим мужем. Конечно он не относится ко мне плохо. — Он просто… такой. Хочет всё целиком и полностью, но сам понимает, что не получится. Джухён пытается незаметно изучить Чонгука, но он смотрит на них бесстыдно, пренебрегая любыми правилами приличия. Чон Чонгук — очень агрессивный соперник, который отчаянно настроен на победу. Перед ним любые усилия тщетны. С другой стороны, он также из тех, кто долго готовит план нападения, и неизвестно, когда нанесёт удар. Своеобразная бомба замедленного действия, взрыв которой будет непременно ярок и разрушителен. — Иди к нему. — Что? — Чимин отрывается от ребёнка, громко хихикающего из-за трюка с украденным носом, чтобы взглянуть на Джу. Та, дабы он не подумал, будто ему послышалось, повторяет: — Иди к нему, иначе он меня сейчас глазами сожжет! Пак усмехается: взгляд Чонгука по-настоящему пылок. Когда Чон загорается, потушить его возможно только обильной лаской, другие методы не работают. Чимин отдаёт ребёнка обратно Джухён, затем смотрит в сторону своего мужчины: вокруг него ореол негативной энергии. Такой страшный и привлекательный одновременно. — Как дела? — начинает Чимин, подойдя. У младшего лицо непроницаемое, и ни один мускул на нем не дёргается, когда к нему обращается хён. — Хорошо, — произносит Чон, допив ещё один бокал. Он ставит его на крышку пианино возле себя, а после гордо приподнимает подбородок, озирая Пака: — Твоя жена сегодня отлично выглядит. Неожиданное замечание заставляет Чимина поднять в удивлении брови. Что ж, хорошо. — Она всегда отлично выглядит, — отвечает он, решив следовать по пути, выстроенному Чонгуком. — Верно. Не хочешь вернуться к ней? Чонгук засовывает руки в карманы и непроизвольно отстраняется от старшего. Тон у него будничный, а лицо каменное, казалось бы, невозмутимое. Чимин осматривает его напряжённую позу, вглядывается в глаза, за которыми прячется хорошо знакомая ревность. Он смеётся: — Ты чего себя как ребёнок ведёшь? — Почему это как ребёнок? — Видел бы ты себя со стороны, не задавал бы таких вопросов. — Ну, я же не твоя жена, чтобы вести себя безупречно. Пак вздыхает устало. Этот человек просто неисправим. Уже который месяц одно и то же. — Вот видишь? — восклицает он. — И она мне больше не жена, забыл? Чонгука не укрощает ни единое чиминово слово. Временами он бывает так упрям, что сводит с ума. — Но другие же этого не знают, — утверждает он и оказывается прав. Чимин молчит, выдерживая строгий и надменный взгляд младшего. Он знает, что такова его защитная реакция, но Пак не железный, чтобы терпеть все его болезненные укусы и сглаживать углы. — Это твоё новое условие? — уточняет хён скептически. — Чтобы все знали? Чон отвечает не сразу, предпочитая сперва сделать шаг вперёд, чтобы столкнуться с Чимином грудью. Тот приподнимает голову, чтобы видеть лицо возвышающегося над ним мужчины. — Да, — заявляет донсен твёрдым голосом. Глаза его горящие мечутся по чиминову лицу, запечатлевая в долгосрочной памяти каждую деталь на нём. Чимин ахает, ощутив руку, незаметно оказавшуюся на его паху. Чонгук сжимает его там крепко, словно тот может убежать в любую секунду: — Я хочу, чтобы все знали, что ты мой. — Эй!.. — он хочет запротестовать, но его останавливает почти звериный оскал напротив. — Всем приветики! Я — Профессор Картошка! — в зале появляется аниматор, которому Чимин несколько минут назад звонил без конца. Все обращают внимание на громадный костюм картошки, в котором, вероятно, жарко как в аду. — Вы меня ждали? — вопрошает он задорно. Пак хочет перевести на него взгляд, но чонов взгляд липок как ловушка для насекомых, и Чимин в нем застрял. — Я не слышу, вы меня ждали? — Да-а! — кричат дети в то время, как рука Чонгука сильнее схватывает беззащитного хёна между ног: — Чонгук, ты трогаешь мой член у всех на глазах, — замечает Пак, сглатывая. Младший через штаны оборачивает ладонь вокруг его слабой эрекции и спокойно выдаёт: — И что? Мы вместе, разве нет? Пальцы легонько поглаживают его, пока Чимин пытается выровнить сбившееся дыхание, отвечая: — Прекрати вести себя так, мы на детском празднике! — Мне плевать. Сейчас не самое время перечить Чонгуку, ведь он почти на грани того, чтобы сорваться и сорвать одежду с Чимина следом. Но Пак рискует: — А мне нет. — Может, тогда расстанемся? — рычит Чон. — Все за мной! — Профессор Картошка, разбудоражив детей, ведёт их в детскую. А эти двое по-прежнему стоят впритык, обжигая друг друга взглядом. — Дорогие гости, — слышится далее голос Джухён. Все присутствующие заинтересованно взирают на хозяйку вечера, а та изрекает: — Приглашаю всех к столу! — Перестань нести чепуху, — рявкает на младшего Пак. — Поговорим вечером. Резким и грубым движением он сбрасывает с себя чужую руку, чтобы избавиться от раздражающего донсена и пойти к столу. Чонгук, до предела разъяренный, смотрит ему вслед. Ему больно до слез и дрожи в руках. Ему больно от невозможности что-то изменить. — Присаживайся, Чонгук-а, — Джухён приглашает его индивидуально, так как он стоит один одинёшенек, пока остальные занимают места вокруг пышного стола. Честно, он бы сейчас всё бросил и ушёл, но надо дождаться Чонина, чтобы забрать его к себе, и праздник ребёнку портить отнюдь не хочется. Он приземляет зад туда, где свободно, погруженный в собственные мысли. Ему наливают игристого, подают что-то миниатюрное на аперитив. К еде он не притрагивается, а вот шампанское заходит на раз-два. Рядом с ним оказывается его бывшая, которая его поведением смущена. — У тебя всё в порядке? — интересуется она. Чонгук удивляется, обнаружив её подле, ибо не знал, куда садился, да и по сторонам не очень-то глядел. — Всё великолепно. А что? — Да ничего, — она бросает по секундному взору на бывшего и его пассию. Оба как в воду опущенные. — Предложи хотя бы тост, у твоего муженька праздник. Чонгук хмыкает. Забавно. Надолго ли хватит его муженька? Или с этих пор они уже никто друг другу? Чон бегает взглядом по окружающим и находит Пака чуть поодаль. Тот прячет глаза; ничего, кроме тарелки своей не видит. Младший злится с новой силой. Почему этот сукин сын так с ним обходится? — Господа, у меня тост, — вскакивает он в состоянии аффекта. Это нужно сделать быстро, пока в нём достаточное количество ярости. Дальше, когда всё сойдёт на нет, он не будет в состоянии сказать: — Предлагаю выпить за родителей прекрасной Минджи! Она растёт очаровательной девочкой, и всё благодаря Джухён и Чимину, — он целится в парочку своим полупустым бокалом: — Хоть они уже не вместе, они оба участвуют в воспитании детей… — Джухён, вы не вместе? — удивляется одна из гостей. Джу, совершенно не ожидавшая такого поворота событий, не сразу соображает, что нужно сказать, а когда открывает рот, Чонгук говорит за неё: — Да, они совсем недавно развелись, потому что мы с Чимином давно любим друг друга. Но в их семье по-прежнему царит гармония. Я хочу выпить за такого прекрасного отца, как Чимин. Я знал, в кого влюблялся! Чонгук выпивает шампанское махом с целью потушить пожар в горле. В том же районе громко отбивается пульсация его сердца. Плюс ещё крутит живот, и всё тело трясётся от зашкаливающего волнения. Все эти физические недуги он решает пережить в одиночку, поэтому, пока опешившие гости неловко молчат и переглядываются, он спешно покидает квартиру. У Чимина ощущения примерно такие же. Его замораживает испуг, а осознание, что тайн больше нет, что его разоблачили, приходит только после того, как хлопает дверь. В возникшей тишине он озирает присутствующих: те не говорят ни слова. Только Джухён спустя время смеётся: — У Чонгука иногда весьма необычный юмор, да, дорогой? Она смотрит на него в ожидании помощи, а он не знает, что ответить. Стоит ли вообще это отрицать? Вместо этого он поднимается с места и стремительно выходит из квартиры тоже. Он успевает поймать Чонгука прежде, чем закроются двери лифта, в который он зашёл. Пак залетает внутрь и не даёт младшему куда-либо нажать, он сходу бьёт его по лицу. — Какого хрена ты творишь? — кричит он на донсена, пока тот ладонью накрывает повреждённую челюсть. Чон прикусил язык во время удара, отчего рот постепенно наполняется металлической на вкус кровью. Чимин жалеет о сделанном сразу же, как только это видит. — А ты хочешь до конца жизни прятаться? — спрашивает упрямо Чон. Старший бесится от неукротимости этого буйного характера так, что ногти глубоко в кожу ладоней вжимает. — Ты просто невозможный, — негодует он. — Почему ты ведёшь себя так? — Как? — Как чертов эгоист! — орёт Чимин, почти рыдая, в то время, как Чон смотрит на него безучастно. — Ты знаешь, что она может сделать за это? — Ты боишься этой женщины, Чимин? Пак краснеет от возмущения, услышав это. Уж кто должен говорить ему о страхе? Не Чон ли Чонгук сам поставил точку в их отношениях восемь лет назад, потому что боялся реакции собственных родителей? — Она может запретить мне видеться с детьми, Чонгук! — Она не может этого сделать. Суд дал вам равные права на опеку, — отвечает Чон тут же. Для него всё легко, для него не существует никаких преград в этом мире. Заявить всем чиминовым знакомым, что тот гей? Запросто! Оставить его без семьи? Посторонитесь! — Я устал делить тебя с ней! — заявляет он. — Я не хочу этого больше делать! Или порви с ней или порви со мной! — Я порвал с ней, Господи Боже, Чонгук! — у Чимина пухнет и пульсирует голова. Ещё немного, и она лопнет, как воздушный шар. — Мы развелись! — Но ты до сих пор с ней на всех этих мероприятиях. Вы до сих пор едете за гребанными покупками вместе! Ты даже ужинаешь с ней! Чонгук снова капризничает не хуже Минджи. Чимина поражает, что ему приходится объяснять младшему такие очевидные вещи: — Мы делаем это, чтобы Минджи и Хансон росли в здоровой атмосфере. — Значит, я для тебя — нездоровая атмосфера? — кричит Чон, отчего старший достигает крайней степени бешенства: — Что? Что ты, мать твою, несёшь? Чонгук не считает необходимым отвечать, он просто отодвигает вставшего перед ним мужчину, чтобы нажать на кнопку закрывшегося лифта. — Выйди, я хочу уехать. Но Чимин занимает прежнюю позицию, не позволяя младшему дотянуться до цели: — Нет, ты не уедешь. — Уеду, Чимин. Оставь меня! Всё кончено. Одной фразой он вонзает кол старшему прямиком в сердце. Как он может вот так бросаться словами уже второй раз за день? — Там, за столом, ты сказал, что любишь меня. А теперь говоришь, что всё кончено? Чонгук приподнимает свои аккуратные брови, морщит лоб, который Паку хочется разгладить пальцем: — Тебе ведь не понравилось, что я там сказал. — Мне не понравилось, что ты сказал это в присутствии всех этих людей, — оправдывается Чимин, но и это не срабатывает. Чонгук снова пытается протянуть руку к кнопкам лифта, отвечая: — Скажи им, что я извиняюсь. — Чонгук. Не уходи, — Чимин принимает крайние меры, подойдя к младшему ближе и утыкаясь ему в шею. Он вдыхает его неповторимый аромат и трётся носом. Чон стоит истуканом и только спрашивает: — Почему? — Потому что я не хочу этого. — Ты много чего не хочешь. — Хватит! — Чимин поднимает на него раздражённый взгляд, но продолжает прижиматься крепче: — Ты знаешь, что я люблю тебя. Почему ты отталкиваешь меня? Чонгук держится молодцом, хоть и руки его самовольно тянутся к чиминовой талии. Этот парень приворожил его, точно! Он обладает непомерной силой по отношению к младшему. — Сомневаюсь. Ты чувствуешь себя прекрасно со своей бывшей. — Это не так, — возражает Чимин, и голос его становится ниже с вибрирующей хрипотцой: — Я чувствую себя прекрасно с тобой. Он улыбается, и эта сладкая губастая улыбка плавит Чонгука под сто градусов. Сопротивление невозможно. — Чимин… — Всё. Прекрати, — Чимин окунает шёпот в поцелуе, обнимая младшего за шею. Тот быстро сдаётся и целует глубоко, с энтузиазмом, мычит в губы, будто они годами этого не делали. Для Пака тоже каждое прикосновение как в первый раз. Он теряет себя под напором требовательных губ и языка, мякнет в чужих руках. Мысль о том, что этой близости и наслаждения можно лишиться, его убивает. Он ни за что, ни за что не отпустит Чонгука! Он кусает и сосёт мягкие губы, глотает со слюной наполнившую чонгуков рот кровь. Он готов вобрать в себя каждую каплю донсена, каждую клетку в себе запереть, лишь бы чувствовать его всегда. Пак выпускает шею из оков и путешествует руками по горячему даже через одежду мужскому телу. На Чонгуке такие выгодные чёрные джинсы, они облегают накачанные бёдра как надо — просто рай для глаз. Пак вжикает молнией на них, отстёгивает пуговицу и запускает ладонь под кромку нижнего белья. — Ах… что, здесь? — изумляется Чон, когда старший берёт в руку его твердеющий член. — А тебе есть, что скрывать? — улыбается Пак, и младший эту улыбку, не выдержав, целует. Чимин отвечает покладисто, лаская влажной ладонью горячий ствол. Чонгук решает сделать с хёном то же самое, прижав его к стене лифта. Они продолжают жадно целоваться, надрачивая друг другу в одинаковом темпе. Чимин подаёт бёдрами и пыхтит, пока младший водит пальцем по истекающей смазкой головке. В какое-то мгновение тот рычит: — Боже, хочу отсосать тебе, — и становится на колени. Пак тяжело дышит, весь зацелованный, наблюдая, как Чон спускает ниже его штаны с трусами. Он твёрд как камень, и донсену не терпится ощутить эту твёрдость во рту. — ОхЧонгуккитвоюмать… — задыхается Чимин, проникая в горячий узкий рот. Он давит на голову донсена и инстинктивно толкается внутрь, желая быть целиком окутанным этим жаром. — Тише, детка, — Чон извлекает член изо рта и лижет дразняще дырочку уретры, одновременно массируя мошонку. — У тебя такая вкусная смазка. Чем ты питаешься? Сахарной ватой? Чимин смеётся и смущается одновременно. Никто никогда не делал комплиментов его биоматериалам. Чонгук снова пропускает ствол в себя и двигает ритмично головой, с каждым толчком позволяя старшему войти глубже. — Господи, как хорошо… это так хорошо, Чонгук-а… — Чимин тянет к донсену вторую свою руку и переплетается с ним пальцами. Единственное, о чем он молится сейчас — хоть бы никто не вызвал этот пропахший телами лифт! Он кончает, не предупредив, но Чонгук не жалуется, и целует хёна, чтобы поделиться с ним его же семенем. Они трутся влажными членами друг о друга быстрее, стонут в унисон. Младший хватает Пака за ягодицы и жмёт к себе, чтобы усилить давление на свой пульсирующий орган. Он кончает с глухим криком, который пропадает в чужом рту. Рубашка Пака пачкается его спермой, но эту часть ткани легко спрятать под пояс брюк. Едва пережив сильнейший оргазм, Чонгук опирается лбом о лоб хёна и дышит громко в его алые губы. — Я… я совсем забыл, — начинает он, крайне уставший. — О чем? — Я купил Минджи в подарок билет в океанариум, — Чон достаёт из заднего кармана четыре картонных листа. — А ещё тебе, и Чонину… и себе. — Здорово, — Чимин в награду целует донсена в щеку. — Уверен, ей понравится. — Проверим сейчас же? — предлагает Чон, поднимая на Пака глаза. Этот озорной блеск в темных зрачках никогда не сулил ничего хорошего. — Хочешь украсть наших детей с праздника? — Именно. Чимин смеётся, едва отдышавшись, и, чуть подумав, заявляет: — А давай. Хуже ведь уж точно не будет.