Джедай и ведьма

Кэл на секунду замер перед перегородкой с поднятой для стука рукой, опустил ее, а затем позвал: — Меррин! Створка бесшумно отъехала в сторону, как будто приглашая зайти внутрь. Кэл споткнулся. Дежа вю. Меррин снова лежала перед ним абсолютно нагая, и ее соблазнительное тело сияло невероятной, совершенной красотой. Кэл был не в силах заставить себя отвернуться. Жадным затуманенным взором он прошелся от высокой, полной груди до тонкой линии бедер, спустившись к изящным ножкам. Ведьма полулежала на боку, опершись на руку, и тоже внимательно его рассматривала. То, что она видела, ей нравилось. Особенно этот чудный, яркий румянец. Кажется, он снова сполз на шею и плечи. Цветом кожи Кэл сейчас почти сравнялся с забраком, и это было возбуждающе. Свободной рукой Меррин поманила парня к себе. Тот сделал несколько шагов на нетвердых ногах. «Ну же! Борись! — пытался воззвать к своему разуму джедай. — Это колдовство и сильные эмоции, которые ведут на Темную сторону силы! Нужно… Преодолеть». Он задышал равномерно и спокойно, пытаясь успокоить бешеный ритм сердца. Медитация отчасти помогла. — Меррин, я хотел поговорить. Просто поговорить. — Говори. — Может, ты… Может быть… Меррин с интересом наклонилась вперед, ее груди качнулись, а в ложбинку между ними упал золотой треугольник колье. Кэл больше не помнил себя. Вот он только стоял у двери, а вот уже они яростно целуются с самой прекрасной во всей Вселенной девушкой. Кэл сам себя не узнавал, внутри кипела раскаленная лава, выплескиваясь судорожными, ломаными движениями — он сминал и кусал губы ведьмы, сжимая ее плечи всё сильнее и сильнее. Меррин вскрикнула, перед глазами Кэстиса вспыхнул зеленый свет, что-то сильно ударило его, и окружающий мир мгновенно померк. — Кэл! Кэл, я правда не хотела! Очнись! Чьи-то ледяные руки скользили по его груди. Голова гудела, как будто по ней прилетел нехилый кусок бортовой обшивки имперского крейсера. Кэл медленно поднял веки. Рядом сидела Меррин, и в ее удивительных янтарных глазах стояли слезы. — Все в порядке. Я в порядке, — произнес он, стараясь, чтобы голос прозвучал уверенно. Меррин порывисто вздохнула и прижалась к нему — лоб ко лбу. Ее кожа была прохладной, и головная боль отступила. Кэл провел руками по гладким плечам девушки и вспомнил, зачем пришел. Но вместо разговора прижал к Сестру Ночи к своей груди. Силой закинул ее ноги на себя и решил пролежать так вечность, в сладком умиротворении. Если бы он мог, он бы замурчал, как довольный фелинкс. Слова были не нужны. Или все-таки нужны? И он сказал — совсем не то, что планировал раньше. — Меррин, я люблю тебя. Сестра Ночи на его груди замерла, и ее мышцы, кажется, превратились в стальные натянутые канаты. Среди серебристых прядей волос стали заметны небольшие рожки. Некстати Кэл вспомнил, что Сестры Ночи — это женщины расы забраков. Меррин зашипела, и Кэстис почувствовал, что ее длинные когти впиваются в ту область, где находится его сердце. — Джедай, ты шутишь несмеш-ш-шно. На потенциального самоубийцу снизошел желанный покой. Наконец-то всё стало правильно. — Я не шучу. Ведьма вскинулась и внимательно всмотрелась в прозрачные глаза своего избранника. В них не было заметно ни грана фальши. Реальность мигнула в зелено-черной вспышке, и Меррин оказалась посередине каюты, вдали от ложа. Она отвернулась и обхватила себя руками. — Все, кого я любила, умерли. Кэл встал, бесшумно приблизился к девушке, которая выглядела такой сильной и такой хрупкой одновременно. — Я постараюсь не умирать. Меррин развернулась и, оскалившись, грубо произнесла: — Уж постарайся. После чего ее фигура рассеялась в зеленой дымке, чтобы появиться вплотную, свалив с ног. Кэл улыбнулся. — Ты решила проверить, правду ли я говорю, прямо сейчас? Меррин хищно заворчала и заострившимися, как бритва, когтями, принялась сдирать с парня одежду. Она не хотела замечать многочисленные шрамы, покрывавшие его тело, а он философски относился к новым, успевая целовать разошедшуюся ведьму. Ему хотелось чувствовать ее ближе, ближе, частью себя. «Меррин», — бесконечно шепчут его губы, и это имя наполняет все его существо, зажигается в нем, как Большой взрыв, как зарождение Вселенной. То, как он произносит ее имя, заставляет ее сердце сжиматься, внутри все переворачивается и расцветает невиданными для Датомира цветами. Меррин упирается в грудь избранника руками, откидывается и, наконец, насаживается на него. Горячо, больно и сладко — и ведьма запрокидывает голову, чтобы не видеть бесконечное желание, страсть и любовь в прозрачно-зеленых глазах. Запрокидывает голову, чтобы слезы не прочертили горячие дорожки по ее татуированным щекам. Кэл приподнимает бедра, и Меррин протяжно стонет. Взрывается бешеной амплитудой движений, вскрикивает, чувствуя, как мужское естество врезается в нее все сильнее и глубже. Его руки держат ее талию, так крепко, что останутся синяки, а она царапает и рвет его кожу, но обоим все равно. Великая Сила, Кэлу сейчас все не важно, кроме Меррин, Меррин, Меррин. Потому что весь путь его — любовь, и Меррин — средоточие ее, высшая точка, апогей, то, без чего сама жизнь невозможна. Это осознание накрывает его столь ясно, что он громко, победно кричит и Вселенная обрушивает на него невыносимый океан наслаждения. «Люблю», — шепчет он. Меррин чувствует, что ее сердце разрывается и тает. Сладкие судороги скручивают нутро, и бесконечная нега звенит и разливается по всему телу. Девушка бессильно падает на грудь возлюбленного и дотягивается до его лица губами. Ей хочется, чтобы он знал, как все поет в ее крови. Он обнимает ее, и они сплетаются намертво, в единое целое, спаянное чем-то большим, чем простое удовольствие. И слов действительно больше не нужно. Никаких.