Лес

— Вот какой план, Мирча… — Филипп склоняет голову ближе к белой скатерти, побуждая собеседника сделать тоже самое, чтобы лучше слышать друг друга в этой шумной толпе. — Этот день уж отдохнём, пусть работники наберутся сил, а вот завтра… Я с рассветом пошлю своих ребят в соседнюю деревню. Там промышляют изготовлением кирпича… Договоримся о поставках и займёмся нашими первыми домами, как думаешь? — Хороша идея, только селиться нам надо будет за частоколом. В деревне маловато будет места. Тебя это устраивает?       Голубоглазый немного вздрагивает, представляя себе как он в ночи подойдёт к окну и будет смотреть на лес, совсем ничем от него не огражденный за исключением мелкой речки, через которую можно и в брод перебраться. Юношу пробрала дрожь и он было хотел возразить, но подумал о том, что рано или поздно всё равно пришлось бы выходить за пределы деревни, хотя бы для проверки табунов.       Наконец, Роббер кивает: — Устраивает… Да, полностью. Только надо будет позаботиться о защите, вы же это понимаете? — Только не начинай заливать мне про кикимор полевых или во что ты там веришь… Парень-то ты толковый, не поддавайся бредням. — Кикиморы? Ну, может и от них надо, но я больше думаю про животных, вроде рысей там, волков… Да даже диких лис, хотя вряд ли эти животные могут напугать вас — бесплатный мех.       На замечание про рыжих хищников Блана посмеялся и глотнул пенный янтарный напиток из своей огромной деревянной кружки, пока собеседник продолжал. — Вот… Я о безопасности своих лошадей пекусь, да и вам стоит. Уж если не от зверей, так от людей, которым станут завидны ваши деньги… Да и мы ведь хотели превратить это место в город, не так ли? А почему город именно так называется? — Потому что… Оооооо… Он огорожен! — Вот именно. Крепкая и надёжная защита это тоже привлекающий фактор для будущих жителей. Какой толк от достатка, если простые бродяги могут совершить набег и унести всё добро? — Голова ты, Филипп, голова. Ну, за нас!       Мужчина смеётся громче и вынуждает молодого друга прочеканиться с ним, пока Роббер спокойно выдыхает, радуясь, что ему удалось убедить товарища и при этом не стать в его глазах сумасшедшим.       Кауц смотрит на них и молча улыбается, радуясь победе парня как своей собственной. Уж кто-кто, а этот французик понимает ситуацию правильно и вкладывает силы сначала во всеобщую безопасность, даже если учитывать, что опасность всем кажется смешной шуткой.       Никлос сможет спокойно поставить все нужные знаки на стенах, обереги на домах и тому подобное, а потому блондин так же с облегчением выдыхает и мысленно готовится к взаимодействию с этим единственным здравомыслящим гостем.       Старшая сестра снова уходит заниматься братишкой, а средняя пытается приглядеть себе замену для Димитрия, что остался так далеко и точно уже не станет её мужем, а времечко то поджимало. Симза вот уже и не надеялась, ведь до становления старой девой, по тем меркам, ей оставался год и из способов достижения замужества осталась только надежда. Глупая и молчаливая.       Родика улыбается, понимая, что часа два свободного времени у неё точно есть, осматривает селение и находит себе занятие — исследование территории, ведь не хотелось бы просто торчать дома всё время да возиться с животными и братом. — С чего бы начать?       Карие глаза щурятся, ища какие-то ориентиры, по которым всё пространство можно было бы разделить на части и вот один очень удачный — церковный холм. Большое возвышение над домами, усеянное крестами и увенчанное силуэтиком часовни. Дорогу обратно найти будет не сложно, да и общий вид на эту социальную дыру будет отличным.       Рыжая оборачивается, чтобы понять как разбросана её родня, понимает, что вопросов у них не возникнет и спокойно выходит со двора на главную улицу, дальше по пыльной прямой спеша к местной святыне.       Идти приходится минут десять и вот пыль дороги сменяется землёй холма, так резко поднятой над нагретым песком, что босая нога даже вздрагивает от соприкосновения с холодными листьями трав.       Исхоженной верующими тропой идти вообще не трудно, тем более, что одна из дорожек проложена удобной спиралью для того, чтобы можно было спокойно подойти к любой могиле.       Девушка останавливается у парочки и пытается читать полустёртые надписи на мшелых памятных плитах. — А? Интересно… — Рука тенется к одному особенно старому и с осторожностью стерает зелёную поросль, стараясь не задеть буквы, к сожалению, парочка была уничтожена ещё до того, как Блана вообще пришла сюда.

А***ерт Кау*

1*** г. — 16*5 г.

      Родика с удивлением слегка отстраняется, почёсывая затылок и присвистывает, осматривая ближайшие камни всё с той же фамилией «Кауц».

Жан*а Ка*ц

160* г. — 165* г.

«Будь **бима Б**ом так же, как мы были лю**мы тобой.»

Берин**р Кауц

1615 г. — 1673 г.

«Селён и добр, как медведь. Пусть будет сон твой так же безмятежен, как бывает его зимняя спячка»

      Чужестранка так увлеченно всматривается в информацию и характеристики, данные посмертно, пытаясь определить, какими же были эти люди, что незамечает, как сзади к ней спокойно подходит другое живое существо. Или… Не слишком живое? — Что-то нужно? — Женский голос звучит немного раздражённо и благополучно пугает незадачливого исследователя, заставляя дёрнуться и быстро распрямиться. — Извините… — Начинает рыжая, оборачиваясь и тут же застывает, встретившись взглядом с этими глазами. — Я не… Ничего… Я не хотела… Я… Мне просто интересно.       Блондинка улыбается, переводя золотые глаза на ряд могил и спокойно обходит любопытную гостью чтобы положить полевые букеты на земляные бугорки, оставляя себе один, ведь Надо будет отправиться на пару «строёв» выше, дабы правильно закончить своё свидание с мертвецами. — Интересно? — Я правда не хотела ничего плохого, клянусь… Просто… Любопытно стало, что написано на таких древних памятниках… Ещё раз извините, если это как-то оскорбляет Вас… — Меня? Почему это может оскорбить меня? Не моя же это могила… А им… Наверное, даже приятно, что милый ребёнок проявляет интерес к тому, каково было их бытие.       Рыжая замолкает и внимательно рассматривает эту странную женщину: горящие глаза, короткие волосы, так интересно торчащие в чёлке, мужская одежда и наконец в целом болезненная кожа, отдающая в своей бледности странным жёлтым оттенком. — А… Вы кто? — Тебя это волнует? Или опять… Интересно? Знаешь же, что любопытство сгубило кошку?       Старшая улыбается, показывая необычно белые зубы и слегка наклоняется вперёд, скорее всего, надеясь увидеть страх и смущение в этом забавном человечке. — Ну… Да. Интересно. И уж лучше умереть по вине любопытства, чем задохнуться от скуки. — Блана хмурится и храбрится перед незнакомкой, пытаясь показать свой характер и то, что она далеко не предмет для шуток. — Хорошая точка зрения… Но, знаешь, если хочешь узнать чьё-то имя, нужно сначала самостоятельно представиться. И так… Кто же ты такая?        Младшая собирается твёрдо и как по заводу ключика сказать своё имя, свою фамилию, может быть даже имя отца, если этого потребуют, но почему-то, неясно даже для себя от чего, колеблется под этим взглядом, словно вышедшем из древних легенд о страшных существах, терроризировавших целые империи. — Ну… Я… Я… — Почему-то в голове промелькнула мысль, что обычный ответ убьёт её на месте. — А Вам не видно? Я человек. — Человек… — Женщина поднимает брови и с каким-то сахаром в голосе тянет это слово, внимательно рассматривая столь интересное дитя, словно бы понявшее её намерения. — Ну… Старость не радость — с годами начинаешь плохо видеть. — Т… Теперь Ваша очередь, я представилась, теперь Вы мне должны.       Женщина морщит нос, покачивается на месте, оторвав от земли носки тёмных сапог, прикрывает то один глаз, а то другой и наконец выдаёт с торжествующей улыбкой, так как борьба с мыслями явно была ею выиграна: — А я Волк. — Как это так, волк? — А вот так. Меня здесь все так зовут, вот я и привыкла. Волк и всё. — Блондинка снова довольно скалится, наблюдая за замешательством смертной девушки, что сейчас пытается понять насколько такая кличка может быть тревожным звоночком. — Почему же тебя зовут так? — Почём мне это знать? Люди так зовут — им виднее. — Просто так же не могут, верно? Есть причина. Всегда для кличек есть весомая причина, какая-то яркая черта или даже несколько. Неужели ты за собой не замечаешь? — Черт у меня мно-о-о-го. Они могли выбрать всё, что угодно им самим.       Родика задумывается, но не уходит в мысли слишком глубоко и отступает каждый раз, как странная незнакомка делает шаг в её сторону. Уж слишком угрожающе она это делает, вечно наклоняясь корпусом в сторону цели, сокращая как можно больше расстояние и постоянно сверля беднягу взглядом. — Может… Это за глаза и зрачки? Похоже это всё же больше на животную черту. — Может и за горящие глаза. Может и за узкие зрачки. Всё может быть. — А может… Не знаю… У тебя хороший нюх? — Необычный, это точно.       Женщина снова делает пару шагов, отрезая всё больше путей обратно к тропе и заставляя спиной подниматься, отступать к часовне. — Хм… Но это всё и для собаки подходит… Должно быть что-то, что определяет точно. Не говори только, что у тебя и зубы острые? — Не скажу. А вот показать… — Блондинка делает короткий рывок, дразняще рыча и показывая сплошь острые зубы и крупные клыки, но не совершая даже воздушного укуса и после очередного отступления, спокойно смыкая губы.       Рыжая отскакивает, слегка спотыкаясь и едва не садится на землю, про себя успев вспомнить все молитвы и радуясь тому, что они прошли один ряд и оказались на другом витке тропы. Отсюда можно отступать более эффективно и вниз, ближе к людям.       Нервный смешок соскакивает у подростка, утаскивая за собой сердце в пятки: — Хах! Т-так вот… Вот и оно! — Что «оно»? — Поведение. Ты ведёшь себя, как волк из сказок. Вот и оно.       Старшая улыбается чуть мягче и драмматично вскидывает голову, используя ветер для того, чтобы отправить чёлку назад: — Ох, констебль, вы меня раскусили. Ну… Что же. Приятно познакомиться, человек. — Рука протягивается вперёд уже с игривостью и миролюбивостью, исключающими всю угрозу. — Приятно… Волк. — Подросток дрожит, но отвечает на жест и пожимает холодную руку с заострёнными ногтями.