Лес

      Верден задержал ещё на несколько дней, так что времени подумать было придостаточно, к тому же, в Меце обещают такую же остановку, всё же пограничные города очень требовательны к документам. Бьянка не очень и против. Всё же, сейчас ей дали небольшую отсрочку перед отправлением в страну, где она совсем ничего не знает. Молча она бродила по городу, иногда поглядывая в сторону границы, что с самых окраин поселения даже немного проглядывалась. Местные иногда перекидываются фразами на немецком, но перевода их девушка не знает, да и по выражению лица Мари… Вобщем, хорошо, что не знает. В этом штиле от некой скуки она даже принялась за чтение романтической повести, заставляя себя закрыть глаза на явный бред, лишь бы занять себя чем-то кроме наблюдения за снегопадом и людьми за окном.       Наконец, все бумаги были оформлены и границу пересекли без происшествий, но вот теперь… Сама зима показалась Бьянке ещё холоднее, чем та была. В первом немецком городе задержались на столько же, чтобы проверить недавно оформленные документы и дооформить те, что понадобятся по эту сторону. Ещё несколько дней томительного для всех ожидания и, на удивление, даже противная книга была закончена до того, как они наконец смогли двинуться дальше. По прибытии в Саарбрюккен Огюст повеселел, ведь до заветной цели осталось всего две жалкие остановки, а вот Мари от чего-то помрачнела и стала куда как чаще оглядываться по сторонам, шепча под нос, что кто-то следит за ними со спины. Определённо кто-то следит. Вон там! Но резкий поворот головы даёт женщине только боль в шее и вид на пустую улицу. — Мари, что он сказал, я не совсем понял, о чём он? — Он, ах… — Мачеха прислушалась к речи трактирщика и кивнула сама себе. — Он говорит, что, если мы хотим попасть в Бенсхайм, то свернуть в его сторону будет лучше сейчас, в крайнем случае от Кайзерслаутерн, иначе мы не доберёмся. От Мангейма придётся только через лес, да и от Кайзерслаутерн дорога будет пролегать слишком близко, мы можем не найти того, кто согласится там ехать. — Что не так с этим лесом? — Он не знает, но местные его не любят, даже дороги через пару километров от его границ считаются плохими и используются только в экстренных случаях. Лорш и Хюттенфельд уже пострадали от соседства с этим местом, а из Айнхаузена люди заранее переезжают. Им не нужны беды соседей. — Что же такого случилось? — Многое. Частые пожары, болезни, пропажи скота людей… Дети часто пропадают. — Вот и приплыли… — Лицо его изменилось и мужчина слабо покачался на месте, жалея, что успел бросить курить. — Интересная картина… Нет, пожары и болезни — это одно. Но пропажа… В лесу живёт много хищников?       Жена перевела вопрос немцу и тот как-то нерешительно кивнул, словно сам пытался что-то вспомнить, а потом повторил жест уже уверенно и перечислил несколько видов, загибая пальцы. — Нам не стоит дальше ехать. Это место ужасно. — Спокойнее, дорогая, без паники… Мы всего в паре шагов, сами скоро всё увидим. Если всё правда так плохо, то мы быстро уедем, а пока… Пока это всё — суеверия. Какая-то уловка, для туристов, например. — Оттуда бегут местные, какие ещё туристы? — А вот всякие чудаки бывают… И у него здесь, посмотри, русалки на стенах, рога… Беса. Они так и подписаны. Схема у них тут финансовая. Популярные места. А за проезд рядом с лесом берут больше денег, мол, опасно, понимаешь, систему, да? Спроси, сколько будет стоить дорога от Мангейма до Бенсхайма. — Он говорит, что никто не согласится. — Спроси ещё раз. Сколько?       Трактирщик заулыбался, слабо похлопав в ладоши и назвал цифру. В два раза больше, чем следовало бы, но всё ещё дешевле, чем крюком, к тому же «плохой» местные могут назвать любую дорогу и согласятся везти по самому большому возможному крюку с повышенной ценой, мол, всё ещё близко.       Конечно, Огюст даже не сомневался в своей правоте, он только улыбнулся в ответ и внимательно слушал каждое переведённое слово, ведь он на практике прошлых поездок по делам знал, что жена всегда подбирает самое точное выражение, с самым правильным для ситуации значением.       Бьянка следила взглядом за взрослыми, за уборщиком, соскребающим каждую пылинку и гостями трактира. Завтра они снова поедут и послезавтра тоже, а потом, конечно же, пробудут в пути ещё день. И наконец приедут на место, где когда-то, жили даже не совсем их предки, а предки родственной ветки. Так и случилось, разве что глава семейства не рассчитывал так быстро договориться с кучером, что однако только подтвердило его догадки о том, что страх местных постановочный.       До самого леса ехали переговариваясь и перекидываясь анекдотами, а вот уже перед деревьями открытая карета остановилась и кучер мрачно всмотрелся в чашу. Такие места даже осенью обычно просматриваются почти насквозь, а это казалось слишком плотным даже для того, чтобы посмотреть на пару метров вперёд. Мужчина пожевал свою сигару и прищурился, выдыхая дым. По нему видно, что поседел он явно раньше, чем ему бы стоило. После он что-то прохрипел и обернулся. — Что такое? — Спрашивает, не передумали ли мы. — Скажи, что мы всё ещё уверены.       После передачи слов кучер снова затянулся, задумался, кивнул и жестом попросил всех пассажиров выйти и встать вместе с ним на дороге. Поочередно кучер перекрестил всех, даже автоматона, себя и лошадь, следом особенно сконцентрировался на Бьянке, спросил про возраст и посчитав его для чего-то определяющим, перевесил со своей шеи на её увесистый серебряный крест. — Сумасшедший. — Огюст покачал головой, но всё выполнил, а потом вместе со всеми вернулся на место, следом внезапно получив из рук кучера ружьё. — Это ещё зачем? — Говорит, для защиты, оно заряжено, он поднимет правую руку, когда нужно будет снять с предохранителя. — Я не буду стрелять, ещё чего не хватало. — Он тоже надеется, что не будешь. Ему нужно править лошадь, так что защита на тебе. — Су-ма-с-шед-ший.       По жестам немец понял о чём говорит Огюст и только ухмыльнулся, наконец сдвинув транспорт. Колёса скрипнули и лошадь тяжёлой поступью направилась по сужающейся тропе к древним столбам, покачивающимся на ветру. Впервые за долгое время наледь на накатанной дороге закончилась и под весом кареты зашумел снег.       Как только первый ряд был позади, так сразу Бьянка почувствовала, что здесь ей по-другому дышится. Она даже не могла сказать, легче или тяжелее, но изменение было явным и не заметить его было почти невозможно. Голубые глаза закрылись и девушка вдохнула полной грудью, улыбнувшись тому, что впервые ей это делать не больно и кашлять не тянет. Вот так с закрытыми глазами в полной тишине она почувствовала себя не на земле, а где-то в небе, над облаками и может, между звёздами. Так легко ещё не было, наверное… Нет, точно, с самого рождения. Хотелось петь, наверное, чего не хотелось уже лет десять, но открыв глаза, она только встретила жест от кучера, просящий о тишине. От чего-то мистер Кауц, а именно так он и представился, имел большой вес в сознании юной девушки. Его седые до времени волосы, глубокие морщины, щитина и глаза. О, особенно глаза. Блекло-зелёные, словно застеклённые с вечно узкими зрачками. Он не врёт и точно знает, как и что нужно сейчас делать. После кивка старший развернулся к дороге и поправил на голове меховой капюшон, сильнее сжимая поводья в огромных руках. Создаётся впечатление, что только поздками туда-сюда он и занимается и знает путь наизусть, вот только от того каждая поездка не воспринимается им спокойной.       Что-то зашуршало слева, совсем незаметно для взрослых, но девушка повернула голову к облысевшим кустам. Смотрела она слишком высоко, а когда опустила взгляд, заметила только две яркие точки идущие паралельно тропе. Лес не должен быть таким. Не зимой. Ради проверки голубые глаза через силу были оторваны от огоньков, а голова повёрнута вправо. Такая же картина. Похоже, мистер Кауц тоже их заметил и от того нагнулся корпусом вперёд, словно готовясь к рывку в любой момент. Лошадь его перестала фыркать и едва заметно ускорилась, теперь попеременно дёргая ушами. Наконец мужчина поднял правую руку, но Огюст не двинулся. Тогда Кауц обернулся и намекающе кивнул, однако всё равно не получил желаемого. Наконец, Мари забрала у мужа ружьё и сняла предохранитель. Возничий снова кивнула и вернул взгляд к дороге. От чего-то эта картина вовсе не принесла паники для дочери, хотя вот отца уже потряхивало от напряжения. Фигура на дороге появилась словно бы из ниоткуда, хотя черные меха на белом снегу были слишком заметными.       Великанша кивнула, мужчина обменялся с брюнеткой несколькими условными знаками, а потом она вытащила на дорогу какой-то ящик. Внутри оказалось как минимум пять бутылок спиртного и одну кучер сразу открыл, следом же отпив, а оставшийся груз поместили в ноги экипажа. Великанша подошла с боку и Бьянка смогла заглянуть в серебряные глаза со странными зрачками. Женщина улыбнулась ей и даже помахала рукой, а потом, как знала, обратилась к Мари, говоря в половину тона. — Что на этот раз? — Огюст даже вздрогнул и тоже зашептал. — Говорит, нужно двигаться как можно меньше, за нами уже смотрят, это может помочь избежать неприятностей. Если же не поможет, то лучше тебе и Бьянке пригнуться, чтобы я не попала по вам. — Что же тут такое обитает? — Говорит, что мы сами всё увидим. Хотя, будет лучше, если не увидим. Бьянка, детка, лучше ложись к ящику прямо сейчас. Ты закрываешь вид назад. — Хорошо. — Девушка кивнула и сложилась калачиком рядом с грузом, закрыв голову руками. — Дорогой. Я люблю тебя безмерно, но сюда нам ехать не стоило. Я это не со злости. Пригнись. — Женщина проверила готовность оружия и кивнула великанше, дальше продолжая на немецком. — Спасибо, мы последуем советам, хорошего дня.       Брюнетка кивнула в ответ и скрылась так же неожиданно и так же бесследно, как внезапно и беззвучно появилась. Огюст же нахмурился, а потом всё же лёг дата на сиденья, в то время, как Мари заняла место младшей и с полной уверенностью дала сигнал мужчине у поводьев. Кауц приударил лошадь и та снова пошла, мерно покачивая головой.       Через несколько минут прозвучал вой. Не сказать, что Бьянка слышала много волков, но это явно не один из них. Скорее, человек протяжно тянет звуки, но не волк, нет, точно не он.       Звуков стало больше, они всё громче, ближе, ломаются ветки, падают на дорогу, фырчит лошадь, дрожит ружье в женских руках, темп ускорился, Мари прогнулась, чтобы не упасть, водя ружьём по почти полному кругу. Наконец она выстрелила, что-то тяжёлое не долетело до кареты и упало в сугроб, громко ударившись.       Резкий разворот и снова выстрел, женщина с поразительной лёгкостью переламывает двустволку и пытается перезарядиться: — Твою же блядскую мать… Давай же!       Она не успела, по сигналу кучера упала к остальным и голубые глаза ясно увидели две руки, зацепившиеся огромными чёрными когтями за борт с внешней стороны, проламывая небольшую часть деревянной двери.       Под весом нападавшего треснуло колесо, а за ним и дверь, транспорт повело в сторону, лошадь чуть завалилась на бок и прежде, чем их вместе с каретой с разворотом забросило в сугроб, Бьянка увидела ужасно огромные клыки.