Лес

— Привет, Сашенька…       У мамы красивые карие глаза. Тёмные-тёмные, как горький шоколад и глубокие настолько, что у любви, теплящейся в них нет конца. Её волосы шелковистыми крупными кудрями щекотят маленькое лицо и заставляют по-кошачьи чихнуть. Теплая и нежная рука, пахнущая старой бумагой и типографными чернилами теперь гладит маленькую голову по жиденькой шевелюре. Что странно. У таких маленьких детей волос обычно нет. После этой мысли сладкая вата сна начала таять, в глаза пробивалась бодрость, которой девочка совсем была не рада. Она виновато шмыгнула носом пару раз и пустила слезу, открывая глаза в тёмной прохладной комнате, через занавески в которую заглядывал лучик летнего солнца. — Мама… — Хрипло выходит из самой груди Кауц и та хнычет уже открыто, чувствуя всю тяжёлую боль треснувших костей и ран на теле, которая волной окатывала от кончиков пальцев на ногах к макушке.       До разума как-то не сразу доходит, что этот дом- не её, хотя здесь очевидно хорошая постель, нет сквозняков, всё чистое и новое, лишь сделанное под старину. Собственная грусть быстро уходит и Саша пытается подняться, сесть, но ноги и позвоночник так сильно сводит изнутри, что остаётся только тихо простонать от боли и лечь обратно, кожей чувствуя кровоточащие пальцы под бинтами. Где она? Уже утро… Остальные здесь? Как она вообще пережила встречу с тем чудовищем? А остальные? От волнения и боли снова заслезились глаза, но теперь не получалось даже голову повернуть и она тихо хныкала, смотря в потолок, лишь быстро румянясь по краям черт лица. — Эй… Кто-нибудь? — Выходит едва слышимый хриплый шепот и непонятно, от слабости такой тихий тон или от внутреннего нарастающего страха в груди.       Хотя, казалось бы, большая и крепкая кровать, в сравнении с домашней ещё и очень удобная. Уютная даже. Узорчатые обои, красивые шторы и мебель, даже есть балдахин. Совсем как в сказочном замке, но очень уж темно и тихо, от того одиноко и страшно. Здесь вообще есть кто поблизости?       Кауц в своём ожидании отключается ненадолго и медленно возвращается к реальности только от чужих прикосновений к, как оказалось, почти раздетому телу. Раны чуть тревожат антисептиками и заживляющими мазями, до этого промыв чистой тёплой водой, от чего само тело сильно разгорячилось, заставляя хозяку снова стонать. — Ты в сознании… Очень хорошо. — Бледная фигура улыбается и только помогает девочке принять полусидячее положение, садится поближе и гремит ложкой в какой-то тарелке с едой. — Давай, малыш, скажи «а»…       Саша чувствует теплый запах каши, кажется, овсянки и размыкает рот, даже не задумываясь о том, кто и с какой целью её кормит. Даже если и отравлено, но это блюдо на молоке слишком вкусное и сытное, чтобы отказаться. — Умница… — Ложка за ложкой принимаются спокойно и без сопротивления, что старшую несомненно радует. — Похоже, кровь Блана потушила в твоём геноме упрямство… Либо ослабило. Это хорошо. — М… — Она чуть приоткрывает глаза через силу и устало смотрит в сторону собеседницы, пытаясь сфокусировать зрение. Не получается рассмотреть лицо. — Мои… — Твои друзья уже дома. — Альбинос приближается, всё же давая запомнить утонченные мягкие черты, блеск камня где-то в области лба, и со сладковатой улыбкой целует дрожащую от болевых судорог гостью в кончик носа. — Все трое… — Мне… Мне нужно… — Доесть и принять лекарство… — Женщина посмеивается и гладит пушистые волосы, успокаивая домашнего пациента. — А потом продолжить спать, детка…       Саша поджала губы и те задрожали в новой волне пережваний и кой-то тревоги, засевшей в детском сердце. — Что такое, Сашенька? — Старшая оглаживает её щёку, когда отдаёт последнюю ложку и отвлекается на прикроватную тумбу, дабы забрать с неё тёмный флакон с микстурой и набрать маленькую чайную ложку такой же по цвету вязкой жидкости. — Больно? Не бойся… Вот выпьешь лекарство и болеть перестанет…       Кауц послушно сглатывает медикамент и только морщит нос, жмурит глаза и кривит рот от вкуса, но не выплевывает, за что снова получает похвалу и ласку. Так… Непривычно, но так приятно. Девочка закрывает глаза и прижимается головой к тёплой нежной женской руке, всё же роняя несколько слезинок на постель. — Ну-ну, моя бедная девочка… Скоро пройдёт. Ложись… Отдохни. — Я… — Младшая вздрагивает и всхлипывает, но судороги и правда ослабевают, позволяя говорить непрерывно. — Я слишком много сплю… — Нет-нет, дорогая… Сейчас твоё тело тратит все силёнки на заживление травм… Тебе следует вкусно его кормить, помогать лекарствами и бинтами… Уютно кутать и почаще укладывать баиньки…       Согласный кивок и дрожащие руки протирают мокрые глаза, а после крепко обнимают чистого львенка, пропахшего стиральным порошком. Карий взгляд ненадолго поднимается на полуволшебное лицо, словно бы лесной феи и после смущённо опускается. — Что ещё, малыш? — А… Как мне вас называть?       Самоназванная няня нежно улыбается ей, целует в лоб, придерживая пальцами руки пушистый затылок. Ими же зарывается в волосы и начинает почесывать ногтями кожу головы, с радостью замечая довольный блеск в детских глазах. — Меня зовут Уайт… Приятно познакомиться, Сашенька… Но ты можешь называть меня так, как тебе захочется… — Тётушка Уайт… — Девочка дёргает светлый рукав платья более здоровой рукой и оглядывается на не самое защищённое окно. — А монстр сюда не придёт? — Монстр?.. — Белая сначала кажется растерянной из-за этого наивного, но тревожного вопроса, а потом с усмешкой щурится и наклоняется ближе. — О, не волнуйся, моя сладкая… Если кто тебя и съест, то только я…       После начинает смеяться снова, очарованная доверчивой реакцией малявки и крайне осторожно обнимает, поглаживая по спине прежде, чем наконец заставить подранка улечься и устроиться под воздушным одеялом, укутавшим её по подбородок словно тёплый туман, под которым, однако, совсем не жарко даже в летнюю жару, истязающую всё за пределами волшебного дома. — Спи, ни о чём не волнуйся… Я позабочусь о тебе.       Саша устраивается в нежной постели, крепко обнимая любимую и единственную игрушку, уже немного томно смотря перед собой, а потом зевает и закрывает глаза, шумно выдыхая через нос. — Прямо как мама…       Белая вздрагивает, растерянно моргая, но потом тает и покрывается румянцем в щеках, приглаживая плечики подопечной перед поцелуем в лоб, а после поднимается и совсем тихо покидает комнату, запирая её за собой с трепещущей рукой, словно закрывая сундучок с собственным сердцем. В порыве смущения легонько стукается камнем о древесину, удивлённо ойкает и замирает в таком положении надолго, поставив пальцы на пульсирующую область сердца. Сколько волнения от двух слогов… Словно не она была главной нянькой для новеньких всё это время. Нет, ощущается совсем не так. Теплее, что даже горячо и под костями всё гудит. Слишком странное чувство. Почти похоже на лихорадку. — Мама… — Шёпотом повторяет она и свободной рукой накрывает горячую от волнения щёку, сбивчиво задышав. Так легко было не заметить, как Еллоу подошла к ней сзади и обняла. Осторожно и мягко, но всё равно неожиданно настолько, что срывается тихое «ой». — Она уже признала тебя?.. Как быстро… — Нет, что ты. Слишком рано… Это так… Лишь сравнение. — А ты уже вся сияешь? — А как же? — Уайт улыбается и откидывается назад, позволяя Волку обнять себя крепче, сама закрывает глаза и укладывает затылок на тёплое плечо, посмеиваясь от поцелуя в кожу открытой шеи. — Малыш, так похожий на мою любовь сравнил меня с мамой… Я ей симпатична… Разве это не здорово? Может… Скоро начнёт просто так мамой называть… Было бы здорово, правда? — Да… — Блондинка потирается носом о тёплую шею и тоже закрывает глаза, покачивая возлюбленную в воображаемом танце, лишь иногда размыкая веки, чтобы посмотреть на движения тонких рук в объятиях. С её горящими зрачками это легко даже в почти полном мраке жилого коридора первого этажа. — Ещё бы видеть моего будущего детёныша… Было бы совсем здорово. — Сама виновата. Ты напугала её до ночных кошмаров… Пока не успокоится, я тебя к ней не пущу, даже не проси. — Так боится? — А ты как думаешь, монстр? Додумалась же волочить… Ты могла её убить. Что бы мы делали? — Но не убила же… — Она ухмыляется, но после такой дерзости приходится уклониться от веера, призванного откуда-то из рукава. — Да я же шучу!.. — В гробу я такие шутки видела.       Однако сама Адепт посмеивается вслед за своими словами, чем успокаивает Волка, как бы говоря, что на самом деле не особо на неё злится и можно не переживать, что в такой тёплый момент их отношения ухудшатся. Еллоу вместо извинений снова жмётся к ней щекой и заводит разговор на заведомо приятную и интересную для старшей тему: — А она… Правда на меня похожа? — В детстве? Очень… Такая же тощая и лохматая… А ещё большие тёмные глаза с забавной серьёзностью… Тяга к приключениям, но вот упрямства твоего я не вижу. Наоборот она очень мягкая и доверчивая… И страшной ведьмой меня не называет. Не дерётся и не капризничает. — Это не капризы, а самозащита. — Женщина сама хихикает и льнёт губами к бледной коже. — У нынешнего поколения совсем никаких знаний о магической опасности… Только какая-то ерунда. — Нам же лучше, нет? — Не скажи. Они вообще странные… Если раньше на цель у меня уходила максимум неделя, то сейчас может пройти несколько месяцев… Девушки куда как более закрыты… Раньше это хотя бы было только внешней пудрой, а сейчас и внутри… — Это плохо? — Нет, но когда хочешь есть- просто ужасно. — Она фыркает в усмешке и отводит глаза. — А зверей мало… Стая разрослась просто кошмарно… — Это временно. — Уайт разворачивается к ней и обнимает руками за шею, рассматривая мягкое от улыбки лицо с тёплым взглядом. В моменты нежности её любимая обретала, как ни странно, кошачьи черты, а не собачьи. Казалось, ещё мгновение и она замурчит прямо здесь.       Бледная фигура тянется на носочках к чуть огрубевшим от ветра губам и целует их после чего снова встаёт на всю стопу и они молча продолжают смотреть друг на друга, чуть опустив веки, затем тонкие пальцы осторожно пробираются по горячей от природы шее к голове и там за ухо, немного приласкав его. Еллоу поддаётся вперёд, повторяет поцелуй и перемещает руки к ногам старшей, потом вдруг берёт на руки, буквально усаживая на них Адепта и прижимаясь к её груди щекой. — Уронишь… — Ты лёгкая.       Опять тишина в тёмном, прохладном и словно бы пустом доме. За последние десять лет они воспользовались плодами человеческого прогресса и улучшили звукоизоляцию до совершенства по мнению Грэй. — Ляжешь со мной сегодня, щеночек? — У тебя есть на такое силы?.. — Нет… Но я хочу чтобы ты была рядом.       Младшая вновь улыбается ей и чуть покачивает живую ношу, закрывая глаза. — Тогда я обязана согласиться.