The House That Built Me

Если бы вы спросили меня четыре года назад, думал ли я, что окажусь там, где нахожусь сейчас, я бы ответил, что ни за что на свете. Мне повезло попасть в колледж, не говоря уже о том, чтобы закончить его. У меня была одна причина моего успеха, и ее зовут Кайли Беннетт. Я так многим ей обязан, что чувствую, что никогда не смогу вернуть ей свой долг. Она заполнила темноту внутри меня, где я думал, что никогда не увижу света, и она сделала меня целым. Когда она сказала мне, что может найти мне работу в ее родном городе Огаста, штат Монтана, и что она не хочет потерять меня, потому что колледж закончился, я не мог отказаться. — Я так рада, что ты познакомишься с моими родителями, Джейс. Они будут любить тебя так же, как и я, — говорит она, глядя на меня своими большими зелеными глазами и улыбаясь. Я беру ее руку и целую в тыльную сторону, но не могу вымолвить ни слова. Я никогда не покидал Нью-Йорк. На самом деле, я боялся уехать, потому что это все, что я когда-либо знал, а теперь меня уносили в совершенно другой мир. Аэропорт Ла-Гуардиа гудит от людей, пытающихся успеть на свои рейсы, и я заставляю себя сидеть здесь, вместо того чтобы бежать к двери. Мне нужно перестать убегать, я делаю это всю свою жизнь, а теперь мне нужно куда-то уехать и пустить корни. Я не уверен, что это правильный выбор, но он кажется логичным. Отец Кейли владеет бизнесом по продаже недвижимости, и у него есть друг в банке, который устроил меня на работу кредитным специалистом. Я не планировал сидеть за письменным столом всю оставшуюся жизнь, но это была работа и новый старт. Невысокая дама с темными волосами, стянутыми в тугой пучок, объявляет по внутренней связи, что теперь мы можем сесть на наш рейс. Мой желудок трепещет, когда Кейли встает, и я одариваю ее натянутой улыбкой, прежде чем встать со своего места и направиться к туннелю, который начнет мое путешествие в этой новой жизни. Я никогда раньше не летал на самолете. Я не боюсь высоты или полета, но мне не нравится ощущение духоты внутри. Сиденья расположены слишком близко друг к другу, и воздух спертый. Я уже хочу выбраться из этой жестяной банки с крыльями, но мы находим свои места и плюхаемся вниз. Вокруг нас раздается голос, и я вижу его источник. Это невысокая блондинка в темно-синем костюме. Она выглядит очень мило, и ее голос, кажется, успокаивает меня настолько, что я ослабляю хватку на разделителях сидений. Она говорит нам, где находятся выходы, указывая в их направлении, а затем наставляет нас, как пристегнуть ремни безопасности, в то время как другая женщина в синем костюме идет вдоль прохода с одним из них в руке. Я уже опередил их, но отмечаю выходы на всякий случай, если мне нужно будет бежать. Рука Кейли накрывает мою, и я напрягаюсь. — Расслабься, скоро мы будем дома, — шепчет она. Ее слова не заставляют меня чувствовать себя лучше, но я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза, думая об одном. Дом… я уже очень давно не видел такого места, которое считал бы своим домом. Мои родители погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было пятнадцать. Пока мне не исполнилось восемнадцать, меня тасовали между членами семьи, потому что я был не самым лучшим ребенком, с которым можно было иметь дело. У меня были проблемы с гневом, и мне поставили диагноз «тяжелая депрессия» после смерти моих родителей, две вещи, с которыми никто из членов моей семьи, казалось, не мог справиться. О да, я в полном дерьме, но, по крайней мере, мои мать и отец не оставили меня с пустыми руками. У них было несколько очень крупных полисов страхования жизни, а мой отец владел инвестиционной фирмой, в которой я сейчас обладаю большей частью акций. Кейли ничего не знает о моих деньгах, и мне это нравится. Дело не в том, что я ей не доверяю, но мне нравится, что это мой маленький секрет. У ее семьи все равно деньги растут на деревьях, так что для нее это не имеет значения. Я могу с уверенностью сказать, что мне никогда в жизни не пришлось бы работать, если бы я этого не хотел, но я бы все отдал, чтобы снова быть со своими родителями. Они были моим домом, и когда они погибли, то забрали с собой саму суть того, что было домом. Я не знаю, найду ли его когда-нибудь снова. Я смотрю направо и вижу размытую дорожку под самолетом, затем налево, где сидит Кейли, уткнувшись носом в свою электронную книжку. Она действительно удивительный человек, и мне повезло, что она у меня есть. Она моя лучшая подруга и знает всю мою историю, но все равно любит меня. Моя рука опускается на верхнюю часть кармана джинсов, где предмет, который я там спрятал, прожигает его. Я не уверен, что готов к этому, но мне кажется, что это логично. Это следующий шаг в наших отношениях, и за все то дерьмо, с которым она мирится, я чувствую себя обязанным сделать это. Я вздыхаю и откидываю голову назад. Мой разум совсем не отключился за последнюю неделю. Я все время говорю себе, что в Нью-Йорке для меня ничего не осталось, но я чувствую, что оставляю их позади. Я никогда не смогу сидеть на траве рядом с памятником моего отца и говорить с ним, рассказывать ему о том, что происходит в моей жизни. Я никогда больше не буду рыться в грязи, чтобы найти самый блестящий камень, чтобы моя мать знала, что я был там, что я не забыл, и это беспокоило меня. Я вдруг почувствовал клаустрофобию и должен был сделать глубокий вдох, прежде чем моя паника полностью охватила меня. — Джейс? — рука Кейли находит мое колено, и я поворачиваюсь, чтобы встретить ее обеспокоенный взгляд. — Ты в порядке? — Все нормально, — киваю я и заставляю себя улыбнуться как можно шире. Самолет резко взмывает вверх, и у меня закладывает уши, когда мы поднимаемся в воздух. Теперь пути назад уже нет. Я должен принять свое решение, потому что самолет не повернет назад только потому, что я этого хочу. Я переплетаю свои пальцы с пальцами Кейли и сжимаю их, пытаясь убедить ее, что я в порядке, и она улыбается, принимая мой ответ. Я пытаюсь заснуть в самолете, но я слишком высокий, и мои ноги сводит судорогой, так что шея болит, когда я откидываю голову назад. Вместо этого я открываю брошюру, застрявшую в кармане переднего сиденья. — Хотите что-нибудь выпить или пакетик арахиса? — я поднимаю глаза и вижу блондинку с прежней улыбкой от уха до уха. Вблизи она еще красивее, и я замираю, подыскивая нужные слова. — Нет, спасибо, — отвечает Кейли и возвращается к своей книге. — А как насчет вас? — стюардесса хлопает глазами и улыбается еще шире, если это возможно. — Что-нибудь крепкое, — говорю я. — Джим, Джек, Джонни или Хосе, я не привередлив, — ее улыбка слегка вздрагивает, и краем глаза я вижу, что глаза Кейли размером с серебряные доллары. Она пристально смотрит на меня, когда блондинка протягивает мне маленькую бутылочку с коричневой жидкостью и стакан со льдом. Я благодарю ее, и она идет дальше. — Джейс, — шипит Кейли. — Что? — я не смотрю на нее, пока отвинчиваю крышку и наливаю алкоголь в стакан. Тут максимум на два шота, но этого будет достаточно, чтобы дать мне теплый гул, который, надеюсь, поможет мне справиться с проблемой сна. Просто чтобы вы знали, я не алкоголик. Теперь я вообще редко пью. Кейли не фанатка, и мне удается свести выпивку к минимуму. — Забудь, — она качает головой, и я делаю глоток. Это Джек, и он обжигает мне горло по пути вниз. Я облизываю зубы и издаю шипение, пока не чувствую, как он опускается в живот. Боже, как мне это было нужно. Остальная часть полета проходит мирно, если не считать плачущего ребенка в двух рядах позади, которого мать отказалась успокаивать около часа назад. Забавно, как странные встречи в жизни могут помочь вам принять важные решения для вашего будущего. Просто находясь в этом самолете и слыша плач этого ребенка, я решил, что не хочу иметь детей. Лучшей частью полета на самолете было созерцание заката среди облаков. Здесь все гораздо красивее, чем на земле. Цвета становятся яркими, когда оранжевый превращается в розовый, а розовый — в фиолетовый. Мы приземляемся в Международном аэропорту Грейт-Фоллз примерно через пять часов после вылета из Нью-Йорка, хотя часы показывают мне, что прошло только три. Этот аэропорт намного меньше, чем тот, что находится у нас дома, и нам не нужно много времени, чтобы собрать наши сумки и отправиться в этот новый мир, в который я вступаю. Перед дверью стоят три человека с табличкой, на которой написано: «Добро пожаловать домой, Кейли и Джейс!». Мое сердце согревает то, что меня включили, и впервые с тех пор, как я сидел в аэропорту дома, я чувствую, что, возможно, сделал правильный выбор. Кейли бросает свою сумку к моим ногам и бросается в объятия своей матери. Я бы предположил, что женщине за пятьдесят, но она не выглядит ни на день старше тридцати. Ее волосы — яркий светлый блеск, который прекрасно отражается в солнечном свете, так же как у Кейли, и она невероятно стройная. Я почти не замечаю, как высокий мужчина с темными волосами с проседью и широкими плечами приближается ко мне, когда я стою там, пытаясь погреться в сиянии ее семьи, но это просто не совсем доходит до меня. Его рука хлопает меня по плечу, и он говорит: — Ты, должно быть, Джейс, — я улыбаюсь и киваю. — Да, сэр, — он протягивает мне руку, и я беру ее. — Я Джефферсон Беннетт, отец Кейли, ты можешь называть меня Джефф. Я много слышал о тебе. Я рад, что мы наконец-то встретились, — мы пожимаем руки, пока я ищу, что бы еще сказать. Я чувствую, будто мы заключаем деловую сделку, и не знаю почему. — Я тоже очень рад. Кейли все время говорит о вас. Я счастлив, что теперь я увидел вас, а не просто знаю имена, — его рука обнимает меня за плечи, когда он подводит меня ближе к Кейли, ее матери и третьему человеку, который, как я думаю, является старшим братом, на которого она всегда жаловалась. — Джейс, познакомься с моей женой, Эвелин, — Кейли отстраняется, и ее мама делает шаг вперед, чтобы заключить меня в объятия, которые кажутся знакомыми, но я не могу точно определить почему. — Зови меня Эви, Джейс. Так приятно с тобой познакомиться, — я улыбаюсь и киваю, потому что не знаю, что еще можно сделать. — А это наш сын, Джефферсон-младший, — меня не должно удивлять, что он назвал своего сына в честь себя. Брат Кейли почти моего роста, и у него песочно-каштановые волосы. — Зови меня Джей, — говорит он и протягивает мне руку. — А то наличие двух Джефферсонов в доме немного сбивает с толку, — я хочу посмотреть на него и сказать: «еще как, черт возьми», но это было бы неправильно, поэтому я усмехаюсь. У нас с Джеем есть одна общая черта, о которой я знаю: футбол, но это не та тема, которую я хочу сейчас обсуждать. Джефф и Джей берут наши сумки и провожают нас к их семейному автомобилю, который просто случайно оказался Кадиллаком Эскалейд. Воздух здесь такой свежий и чистый, что я почти чувствую боль в груди, но мне нравится это. — Лучше устраивайся поудобнее, до дома около часа езды, — говорит нам Джефф, пристегнув ремень безопасности. Час? Мне никто не говорил о часе езды после пятичасового полета. Кейли вклинилась между мной и Джеем, выглядя менее чем восторженной. Я никогда раньше не видел коров, пасущихся в поле, или лошадей, бегущих с развевающимися на ветру гривами и хвостами. Таких вещей в Бруклине просто не увидишь. Ближе всего я когда-либо был к лошади — это карусель в Астроленде на Кони-Айленде. Горы возвышались в пригороде, и такое я видел только на картинках. Мягкая зелень травы, встречающаяся с жесткой серостью гор, и пушистые облака, парящие над белыми горными вершинами, были прекрасным зрелищем. Я смутно осознавал, что голова Кейли покоится на моем плече, когда я смотрел в окно. Исчезли небоскребы и такси, их место заняли возвышенности, усеянные кустарником. Я, должно быть, задремал в какой-то момент, потому что Кейли встряхивает меня, и Кадиллак больше не двигается. Я выхожу и разминаю ноги. Я просидел так долго, что все, что действительно хочу сделать, это пробежать пять миль. Дом передо мной напоминает мне тот, что можно было бы найти на старой хлопковой плантации восемнадцати сотен в Новом Орлеане, только гораздо, гораздо новее. Он белый, и два шпиля по обе стороны от большой дубовой двери поддерживают балкон. Крыльцо окружает весь фасад, и я не удивлюсь, если оно продолжится с задней стороны и выйдет во внутренний дворик. Меня сопровождают Кейли и Эви, когда ведут в дом. Он не что иное, как удивительный внутри. В фойе пол выложен мозаичной плиткой в виде солнца и луны, а над головой висит гигантская хрустальная люстра. Слева от меня дверь из красного дерева, которая, как мне сказали, ведет на кухню, справа пространство открывается в большую гостиную, украшенную чрезмерно большой мебелью и телевизором, покрывающим всю стену. Передо мной двойная лестница, ведущая к тому, что я предполагаю, является спальнями, а между дорожкой, ведущей наверх, находится дверь во внутренний дворик. Я не должен удивляться, что там есть бассейн. У меня такое чувство, будто я переступил порог Степфордского дома. — Давай поднимем наши вещи наверх, а потом поедим, — Кейли тянет меня за руки, и я спотыкаюсь на ступеньках, но ухитряюсь не отставать от нее. В ее комнате, которая, кстати, больше, чем наша квартира в Нью-Йорке, стоит большая кровать с балдахином и дубовой тумбочкой с каждой стороны. Комод в тон тумбочкам стоит у стены напротив кровати. — Эта дверь ведет в ванную комнату, — говорит она, указывая направо, — а вон та, — теперь она указывает налево, — в гардеробную. Я стою с открытым ртом. Конечно, я ожидал увидеть хороший дом, но ничего подобного. Этот дом должен был стоить… миллионы. Как я уже говорил, я знал, что у ее семьи есть деньги, но не в таких масштабах. Я могу это сделать. Я мог бы жить здесь и называть это домом, верно? Я был чертовски уверен, что попытаюсь. Кейли подошла ко мне и с улыбкой сцепила пальцы за моей спиной. — Тебе здесь понравится, я просто знаю, что понравится. Нам не придется долго здесь оставаться. Скоро мы сами найдем себе жилье. Я просто хочу сначала устроиться, убедиться, что тебе комфортно в банке, а в понедельник мы с папой начнем работать в фирме по продаже недвижимости. — Я не хочу во всем полагаться на твоего отца, Кейли. — Я знаю, это только до тех пор, пока мы не встанем на ноги, — мы обсуждали это снова и снова перед отъездом. Я хотел проложить свой собственный путь и не пробиваться за счет денег ее отца. Кейли победила меня с комментарием «небольшая помощь никогда никому не повредит». Разве я ее винил? Нет, но я также не хочу быть в долгу перед кем-то. — Думаю, мы устроим вечеринку! — сказала Эви певучим голосом. — Все в городе будут рады, что ты наконец дома, Кей. И, Джейс, ты познакомишься с самыми уважаемыми людьми в округе, — она подмигнула и еще больше наклонилась к дверному косяку, прошептав: — Это полезно для бизнеса. — Спасибо, мама, — Кейли улыбнулась и вытолкнула ее за дверь. Повернувшись ко мне, она сказала: — Ты голоден? Мы могли бы пойти на кухню и попросить Мюриэль сделать несколько сэндвичей. — Мюриэль? — Да, она горничная, — пожимает плечами Кейли. — У твоих родителей есть горничная? — Конечно, — когда я увидел выражение ее лица и понял, что она считает, что в ее словах нет ничего плохого, у меня скрутило живот. — Я устал, пожалуй, просто прилягу, — говорю я. Она улыбается и целует меня в щеку, прежде чем оставить одного в своей комнате. Я позволил себе упасть на кровать с порывом воздуха, вырвавшимся из моего тела, и провел пальцами по волосам. Во что же я ввязался? Это была совсем не та жизнь, в которую я рассчитывал погрузиться. Конечно, это не плохая жизнь, но она не та, которую я планировал. Я не хочу, чтобы чьи-то родители планировали мой день или диктовали, где я работаю и с кем общаюсь. Я хочу оставить свой собственный след на песке, быть самим собой. Именно этого хотел бы мой отец. Он никогда бы не принял меня в свою компанию, не подумав сначала, что я сам могу проложить себе дорогу. Я обнаружил, что погружаюсь в сон, и меня преследуют кошмары. Мне казалось, что я заперт в клетке и задыхаюсь от жизни.