ВИК

Я не ел уже дней пятнадцать. Вначале моей тихой голодовки было сложнее — жрать хотелось просто охуительно, но я держался как мог. В итоге ко всем чертям сгрыз ногти до мяса, но это такие мелочи. Какая разница, что у меня с ногтями, если я хочу сдохнуть, не правда ли? К десятому дню ебучий андроид просек, что что-то со мной не так, мол, я вялый и совсем не радостный, и начал докапываться. Это было сложно, но я убедил его, что все в порядке и я просто чертовски переживаю из-за того, что лишился дела всей своей жизни. Это была только часть правды, конечно же. До него почему-то не могло дойти, что я просто-напросто отказался от жратвы. Я ее себе не готовил, а он, видимо, считает, что мне это не нужно. Ему же не нужно? Вот и пусть считает так дальше, я не стану его в этом разубеждать. В основном меня не устраивает — мягко говоря, то, что эта сраная фак-машина подрядилась почти каждое утро полировать мою прямую кишку своим самопихом. Назвать искусственную елдовину, как оказалось, еще и с функцией вибрации, членом у меня язык не повернется. Я хотел сбежать от него любым способом, желательно, конечно, поскорее. Просто выйти в трюм и открыть шлюз я не решился. Если все удастся — одно дело. Если Мамочка или Виктор просекут, что происходит — могу и выжить. Калекой. А этого я вообще не хотел. Это еще хуже, чем сейчас. Объяснить взбесившейся технике, что меня надо оставить в покое, — самое сложное и, кажется, невыполнимое. Виктор разве что срать со мной не ходил. Как только отметил ухудшение моего состояния, началось это его блядское безмолвное преследование. Ну, почти безмолвное. Разговаривать с ним на всякие отвлеченные темы оказалось даже интересно. Он много знает о философии, например. Правда, точка зрения у него какая-то извращенная, на мой взгляд. Этакий нео-дзен-похуизм, но если хочется поспорить — самое то. Вчера он решил, что мне нужно для поднятия настроения слушать музыку и даже заставил Мамочку искать в своей памяти какую-то замшелую классику, от которой я заснул прямо в рубке. Он тогда снова нес меня до кровати на руках, а потом вылил на меня целое ведро своих сраных нежностей и каких-то ванильных цитаток, которые в ходу были у моих одноклассниц в младшей школе. Я улыбался ему и тихо ненавидел, считая дни до финальной точки моего приключения. Оставалась примерно неделя, которую продержаться было бы уже легче: чувство голода притупилось. Правда, мне с каждым днем становилось все труднее двигаться и выглядеть бодрым, но я старался изо всех своих ебаных сил. Его внимание въедалось мне под кожу, и я не мог отделаться от ощущения, что на меня кто-то смотрит, даже когда принимал душ. Это меня просто бесило, но я не мог с этим ничего поделать. Я говорил ему, что не надо за мной таскаться по кораблю, что мне нужно личное время и личное пространство. И вроде бы на какой-то срок это помогало. А потом все начиналось снова. Я почти к этому привык. И мысли о смерти меня мирили с любыми неудобствами. Почти мирили. Я не мог отделаться от мысли, что я что-то делаю не так. Что где-то допустил грандиозную ошибку и не могу понять где. Моя семья переживет. Мать, конечно, будет плакать, отец сурово подожмет губы и скажет, что изначально знал, что выбранный мной путь до добра не довел бы. Брат… Брат продолжит семейное дело и если и отреагирует как-то, то не сильно, никогда с ним не были особо дружны. А мне самому это все на хрена?.. Что произошло такого, что я решился на этот шаг? Помимо того, что я попал в практически безвыходную ситуацию? Меня насилует андроид. Который, если рассмотреть все детально и не совсем андроид, а какая-то иная форма жизни. Насилует долго, со вкусом, нежностями и заботой, которая мне на хер не сдалась, но качественно так, что я сливаю под ним каждый раз. Проще было бы это пережить, если бы он мне жопу на лоскуты порвал? Не знаю. Я чертовски запутался в себе, и когда, если не сейчас, начать это разбирать по полочкам?.. Я ненавижу его. Это факт. Данность. Я не могу ему противостоять, и это меня ломает. Чертовски больно ломает. Я пытался ему втолковать, что так делать нельзя, но он с упорством землепашущей машины прет напролом моих «нет» и «остановись». Говорит, что хочет сделать мне приятно и чтобы я не боялся. Я прекратил бояться. Его. Ситуации. Себя вот начал. Мне не нравится то, что происходит. Чертовски, мать вашу, не нравится. С третьей стороны — он ни разу за это время не сделал мне даже больно. За исключением той драки в самом начале. Но ее мы в расчет не берем, я сам начал. В сухом остатке я получаю то, что у меня на корабле есть существо, которое я не могу принять как существо. Блядь. Хорошо. Попытка номер два. У меня на корабле есть нечто, что сексуально меня принуждает (?) и терроризирует, уделяет мне внимание, разговаривает со мной разговоры и всячески разгружает по рабочим обязанностям. Если исключить первый и, частично второй пункты, в сухом остатке имеется неплохой напарник. Что делать с первыми полутора пунктами, я не ебу вообще. Меня ебут, ха-ха. И это повод, чтобы бросить все и сдохнуть как последнему трусу? Я не знаю. Я, видно, выбрал не самый удачный способ, и с каждым днем моя уверенность в том, что я поступаю правильно, тает. Я боюсь признаться себе, что в какой-то степени его забота мне даже приятна. Не эти вот слащавые поцелуйчики и нежности, а то, что он действительно делает для моего комфорта. Например, сводит полетные графики, без просьбы или даже намека. Знает откуда-то, что я терпеть это не могу, и делает это за меня. Или вот музыка эта. Он не стал навязывать свое общество, просто нашел что-то, что, по его мнению, мне должно понравиться, как сумел. Я не хочу его оправдывать. Я все еще его ненавижу. Но… Я люблю Космос. Я люблю уединение, тишину и сраный Космос. Я не готов лишиться этого из-за довольно техничной жопоебли с агрегатом, чуть сложнее пылесоса. В конце концов, можно же попытаться притормозить его? Объяснить, что это лучше делать реже, чем раз в день? Лучше примерно раз в никогда, но блядь… Я чертовски запутался, и мне бы сейчас кому-то излить душу, хоть бармену в порту, но я сейчас один, и поговорить об этом с тем же Виктором не могу по понятным причинам. Что я делаю? Я совсем сбрендил уже?.. Подрываюсь с пилотского кресла резко, терпя головокружение. И иду к пищесинтезатору. В пизду это все. Он плюется какой-то сбалансированной кашеобразной бурдой вместо заказанной овсянки, и я кривлюсь только от ее вида. А ее, хотя бы пару ложек, мне придется в себя впихнуть. Ха. — Ты ешь? — Он, как обычно, подошел ко мне неслышно, и я почти вздрогнул. Почти, потому что я уже начал привыкать к этим его внезапным появлениям. Я просто кивнул и с отвращением покопал ложкой кашу, стоящую передо мной на столике. Меня резко развернули и настойчиво, почти силой поцеловали, несмотря на то, что я пытался его оттолкнуть. Но легче же сдвинуть с места сраную гору, да? — Спасибо! — В губы выдохнул мне Вик и крепко меня обнял так, что я, кажется, почувствовал, как скрипят друг о друга мои ребра. — За что? — Смотрю на его озаренное счастьем лицо и не понимаю, что с его точки зрения произошло, из-за чего он настолько охуенно радуется происходящему. — За то, что передумал, — он пожимает плечами и отпускает наконец-то меня, давая возможность сесть, и даже ждет, пока я справлюсь с головокружением и шумом в ушах. — Я видел, что ты отказываешься от еды, Макс. И понимал зачем. Но это был твой выбор, и я не мог ничего сделать с этим. Я ужасно не хотел этого, но не мог… Но ты передумал. И я клянусь тебе, что ты никогда об этом не пожалеешь. Пожалуйста, прошу тебя, не надо так больше, мой хороший. — Он садится на вторую магнитную табуретку и проводит кончиками пальцев по моей щеке, смотря на меня так, что я на какую-то секунду поверил в то, что он живой. И чуть не сблевал от приторности его фразы. Было бы чем блевать, ага. Значит, эта сука знала, что я тут самоубиваюсь, и ничего не делала?! Включала мне музычку для поднятия настроения и помогала с работой?! А он не охуел ли часом?! С дикой злостью пихаю себе в рот ложку с вязкой полупрозрачной кашей и заставляю себя ее проглотить не жуя. Мерзость. За что мне это все?! — Ты понимаешь, что сам вынудил меня на такой шаг? Ты просто меня заебал. В прямом смысле слова, Виктор, — я все еще злой как тысяча чертей и даже смотреть в его сторону не могу. Ненавижу его. — Но… Я перебиваю его, бросая ложку в тарелку и разбрызгивая этот клейстер по столу. Пара капель даже попадают на мой китель, но мне плевать. — Ты. Меня. Заебал! Ты каждое утро втрахиваешь меня в матрас и не реагируешь на то, что я говорю тебе «нет»! Я так не могу! Ты это понимаешь, блядская инопланетная срань?! — Надо бы сбавить обороты, потому что еще немного и он разозлится. А если он разозлится, то смысла в поедании отвратной каши уже нет, он прибъет меня прямо тут. А я уже успел передумать расставаться с жизнью! — Я просто хотел сделать тебе приятное… — Он отводит глаза и горбится. Я почти поверил в его раскаяние. — Но не насильно же! Люди делают это добровольно, да и не так часто! Понимаешь это?.. — Прости… — Он просто встает и уходит. Разорви меня вакуум, если эта тварь только что не ушла от разговора в прямом смысле этого слова?! И что из этого он понял, интересно мне знать?.. Что именно дошло до его искаженных временем и пространством инопланетных двоичных мозгов?! — Мы будем делать это реже, — доносится из рубки, и я в отчаянии роняю голову на стол, забыв, что передо мной стоит тарелка с кашей. Ну, блядь, конечно. Кому, если не мне еще так повезет?..