Отражение предназначения

Цири проснулась посреди ночи. Она лежала, вернее, полусидела, положив голову на несколько хорошо взбитых подушек. На лоб давило что-то теплое и влажное. Сбросив компресс, не в состоянии переносить неприятной тяжести и жжения, Цири осмотрелась по сторонам. Ощущая присутствие непонятного холода, она дышала с неким хрипом. Горло пересохло, нос почти полностью забила запекшаяся кровь. Эликсиры и заклинания Йеннифэр подействовали — боль, которая накануне несколько часов терзала, разрывая череп изнутри, исчезла. Осталась лишь ноющая тупая пульсация и неприятное давление в висках. После встречи с чародейкой ее припадки усилились. Сначала не так явно. И Цири боялась. Боялась, что сходит с ума. Начала путать явь со сном. И этот голос. Он искал ее, преследовал везде. «Ну и странный же был сон», — вспомнила она увиденное. Первый сон за столько дней. Первый, в котором она не чувствовала страха и боли. Первый, который касался не ее. Сон, в котором она видела Геральта. И, наконец, Айри. Об одной только мысли о ней стало немного теплее и казалось, что даже боль отступила. В забавной шляпе ее сестра шла по узкой тропе под звездным небом с алой луной. Цири хотела дотянуться до нее, но не могла. Хотела окликнуть, но не могла издать ни звука. А фигура сестры все отдалялась и отдалялась, а вскоре и вовсе исчезла. На ее месте осталась лишь пустота, от которой Цири стало невыносимо тоскливо и больно. Прошло уже почти полгода… «Что же те сейчас делаешь, сестра? Думаешь ли обо мне?»… В другом сне, где был Геральт, властвовала ночь и вода. Вернее, дождь, который покрывал рябью воду канала, шумел в гонтах крыш, стропилах сараев, блестел на досках помостов и мостиков. Во сне Геральт был не один. С ним был мужчина в смешной шапочке с торчащим пером на макушке, обвисшим от влаги и в таком вычурном камзоле как у бродячего артиста. И худощавая девушка в зеленом плаще с капюшоном. Все трое медленно и осторожно шли по мокрому помосту. Цири не знала их, но чувствовала, что это — близкие друзья. На миг она увидела, как Геральт замер и посмотрел по сторонам, будто почувствовав ее. Из воспоминаний ее отвлекли голоса. Кто-то еще не спал в соседней комнате. Через щель досок двери виднелся свет от свечи. Цири узнала голоса: первый принадлежал настоятельнице, а второй чародейке. Мать Нэннеке что-то говорила и очень быстро, колко и с явным неодобрением. — Ты обманула мое доверие, — говорила она. — Не следовало этого позволять. Можно было догадаться, что твоя антипатия к ней приведет к несчастью. Я не должна была разрешать тебе. Ведь я тебя знаю. Ты бездушна, ты жестока, а ко всему прочему еще оказалась безответственной и неосторожной. Ты безжалостно терзаешь ребенка, принуждаешь к усилиям, которые она не в состоянии совершить. Ты бессердечна. У тебя действительно нет сердца, Йеннифэр. И что только Геральт в тебе нашел? — Полагаю, это не ваше дело. И можно потише? — Здесь я хозяйка… Цири прислушалась, чтобы уловить дальнейшие слова чародейки. Ее холодный, жесткий и звучный голос звучал так непривычно, мягко. Цири сама удивилась такой перемене. Она ожидала услышать, как чародейка отреагирует с привычной едкостью и строгостью, как посмеется над недалекой жрицей, как высмеет ее чрезмерную щенячью заботливость. Как скажет то, что говорит обычно. Но Йеннифэр ответила тихо. Так тихо, что девочка не только не поняла, но даже не расслышала слов. Цири хотела дойти до двери и подслушать, но передумала на половине пути. Вернувшись обратно в кровать, тихо уснула, желая вернуться в тот сон, где все ее близкие. Второе пробуждение вышло менее приятным. Никакого сна о Геральте или Айри. Только Холод и Тьма. Выплывая словно из густого тумана, она ощутила чье-то теплое прикосновение. Йеннифэр держала ее за руку и сидела рядом с ней, мягко поглаживая ее вспотевшую руку. — Отдохни, Цири. Тебе нужен отдых, — сказала она. В темноте поблескивал лишь фиолетовый свет от глаз чародейки. Такие красивые… — Я увидела странный сон… — сухо произнесла Цири. — Там была ты и я. — Спи Цири, я рядом. Я постерегу твой сон. Тебе нужны силы. — Х-хорошо… Время для Цири перестало ощущаться. Вспышки припадков терзали и отнимали много сил. Опаснее всего припадки травмировали и ослабляли рассудок. Иногда Цири думала, что голоса вполне реальны, они где-то здесь, а Йеннифэр всего лишь плод ее воображения. Если боишься, вернись. Эти двери открывать нельзя. Ты об этом знаешь. Знаю. И все-таки ведешь меня туда. Зная, что Хаос нельзя подчинить. Только поддаться. Я должна… Почему? Может, ты ошибаешься? Ты перепутала небо со звездами, отраженными ночью в поверхности пруда… Один раз ей удалось поговорить с голосом. И Цири была уверена, что это человек — такой же, как она, как Йеннифэр. Цири встряхнула головой, рассыпав пепельные волосы. В какой-то момент она смогла изгнать голос силой воли. И теперь оказалась перед коридором. Сквозь всеобъемлющий мрак она видела двери, и те, которые она только что миновала, и те, что уже остались далеко позади. И оттуда, издалека, из тьмы, увидела яркий свет. Холодную белоснежную сферу. Она проснулась, дрожа от холода, и не помня в который раз, какой сегодня день, сколько она здесь лежит и вообще, проснулась ли? Резко подняв голову, сбросила примочку, свежую — примочка была мокрой и холодной. Ее заливал холодный пот, в висках опять звенела и билась тупая боль. Рядом на кровати так же сидела Йеннифэр, отвернувшись так, что Цири не видела ее лица. Видела только бурю черных волос. — Цири… — позвала чародейка. — Ты не поела… — Н-не знаю, — в растерянности шепнула Цири. — Ты должна есть, — сказала чародейка странным, не своим голосом. — Можно потом… — обессиленная она вновь упала на кровать. — Хорошо, помни, я здесь. Рядом с тобой. Всегда буду с тобой… — шептала чародейка, аккуратно укладывая ее. — Терпи… «Доченька…». За окном, во тьме, дождь шумел в листве деревьев. Трудные месяцы лета пронеслись в одно мгновение. К осени Цири постепенно вернулась в норму. В середине месяца девушка уже бегала, будто и не было тех бессонных ночей. На прекрасном личике вернулся тот здоровый румянец и огонь в изумрудных глазах. Но Йеннифэр по-прежнему все время ожидала повторения беспокойных ночей. Силы Цири были колоссальны, и чародейка прекрасно понимала, что это лишь малая часть — обрывочные видения будущего, прошлого. Нить времени, к которому подключалась Цири. Время для дитя Старшей Крови было словно игрушкой, которую та не понимает. Она выжимала ее силы. Хорошо, что она не помнит своих пророчеств, а Йеннифэр никогда ей не расскажет.

***

Заканчивалась осень. Последние ясные дни так и манили юную девушку вырваться из плена серых каменных стен и пыли книг. Раскачиваясь на стуле в маленьком кабинете Йеннифэр, Цири с тоской в глазах смотрела на чистое небо за окном. Где-то под окном слышался веселый смех других воспитанниц, который лишь усиливал ее желание вырваться. Цири скучала по дням в ведьмачьей цитадели. Скучала по тренировкам, по ведьмакам, по той беззаботной жизни в окружении близких людей. За два года они по-настоящему стали ей чуть ли не родными. Особенно сильно она тосковала по сестре. Первые ночи в Храме Цири спала очень плохо, будто она оказалась не в своем месте. В голову так и лезли мысли о побеге, рвануть на первой попавшейся лошади до самого Севера. Ей было так непривычно в окружении незнакомых лиц. Воспользовавшись временным отсутствием чародейки, девушка продолжила вдаваться воспоминаниям о давно прошедших днях в Цинтре и Скеллиге. Почему-то она не смогла вспомнить о своих родителях хоть что-нибудь конкретное. Лишь их размытый и нереальный облик, закрепленный в памяти маленького ребенка словно рисунок. Свою маму Цири помнила как нечто светлое и мягкое, но с глубокой печалью в глазах. Об отце она помнила только голос и руки. Крепкие мужские руки, когда он поднимал ее. И все… Конечно, больше всего воспоминаний было о сестре и бабушке. В основном она помнила лишь то, как Айри постоянно болела и нравоучения бабушки. Чуть позже, практически за год до нападения Нильфгаарда, она подслушала странный разговор повитухи и няньки, что после родов, Айри практически не дышала, и все думали, что та родилась мертвой. Они были почти правы, однако Айри выжила. Но целители сразу предупредили, что девочка очень слаба и что ей потребуется медицинская помощь. Возможно всю жизнь. Годами позже Эйст Турсеах предложил Калантэ отправить Паветту и Дани с девочками на Скеллиге к друидам. Да и Крах ан Крайт постоянно звал их в гости и даже обижался. Ярл был уверен, что друиды, а особенно Мышовур, точно поднимут Айри на ноги. У Калантэ не было придворной чародейки, посему ей оставалось лишь согласиться. К тому же Паветте и Дани нужна была передышка от компании местных аристократов. С каждым годом Львице все труднее удавалось сдерживать неприязнь местных лордов, которые не хотели признавать какого-то Йожа своим будущим королем, когда Калантэ уступит свой трон дочери. На несколько лет она отпустила своих внучек на Скеллиге. Там, вдали от политических игр и на свежем воздухе под присмотром друидов, Айри заметно стало лучше. Цири с теплотой вспоминала дни на островах. Дядюшка Крах, суровый такой с виду мужчина крепкого телосложения, баловал маленьких княжон и относился к ним с великой нежностью. Его дети были немногим старше их. Посему им не было скучно и в доме всегда был слышен детский смех. «Хьялмар и Керис… Когда-нибудь я точно увижусь с вами!», — Цири была полна решимости однажды посетить острова. Но, как правило, идиллия на островах не могла длиться вечно. Как гром среди ясного неба, случилось страшное: внезапно на море погибли их родители. Неожиданная буря настигла корабль Дани и Паветты на пути до континента. Тела погибших так и не нашли. После трагедии Калантэ тут же забрала внучек и перестала общаться с Крайтом. С тех пор Львица резко поменяла все свои отношения, стремительно готовя Цири как свою наследницу, и поспешно выводя ту в светский мир. Внезапная потеря дочери стала отправной точкой в последующих переменах. Теплые отношения с внучками испарились перед необходимостью. Калантэ все для себя решила. Львица уготовила сестрам, которые были неразлучны, совершенно разные роли вдали друг от друга. Так было нужно. Ради Цинтры. Айри тут же отошла на второй план. С девочкой большую часть времени проводила только нянька. От слабой девочки не вырастет достойная королева, которая может вынести здоровое дитя, считала Львица и все цинтрийские аристократы. Спроси сейчас любого из них, многие даже не вспомнят, а была ли вторая принцесса? А вот Цири совсем другое дело. Прекрасная, румяная, пылающая жизнью и энергией юная княжна радовала глаз. Львенок из Цинтры, так постоянно обращалась к Цири Калантэ, тем самым подтверждая статус девочки. Львица не спускала глаз с княжны и постоянно требовала от нее повиновения и всерьез занялась ее образованием и воспитанием, не оставляя ей времени проводить с сестрой. Но в одном она прогадала, ожидая покорности от Львенка. Любовь Цири к своей сестре была безмерна. Девочка видела, как бабушка не обращает внимания на Айри и бунтовала по этому поводу, и каждый раз сбегала от представленных учителей и от всяких видных придворных, которые вызывались помочь своими ценными советами юной княжне. Львица не могла терпеть такого отношения. В один день она тайком отправила Айри в закрытое училище в соседний город. Но об этом стало известно Цири. Львенок тут же без спроса и в одиночку пустилась в путь, даже не зная, где это училище. Благо рыцари перехватили ее в окраине города. После возвращения под конвоем Цири заперлась у себя и отказывалась разговаривать с бабушкой, пока она не вернет ей сестру. Упрямством она явно пошла в Калантэ — обе были непреклонны. Все же на следующий день неожиданно для всех Айри появилась в замке, ее привез Эйст. Ярл всегда был добр к ним одинаково. И не относился к Айри как слабой, а недовольство своей королевы Ярл спокойно переживет. Зато его внучки, пусть и не родные, будут счастливы. Вскоре даже упрямая Калантэ поняла, что силой она ничего не добьется, а сделает только хуже и тогда она решилась на хитрость. Подыскала приятного молодого человека в женихи сначала для Айри, потом принялась искать партию для Цири, которая усилит Цинтру. В замке чуть ли не каждый месяц устраивались пиры, где слетались кандидаты на руку и сердце Львенка. По плану Калантэ сестры должны были провести больше времени со своими сверстниками, юношами и девушками благородных кровей. Львица полагалась на их любопытство, свойственное в их юном возрасте. А если девочка влюбится в кого-нибудь, то ее план удался. Вернее, она надеялась на это… Но и тут ее поджидал промах. Цири никогда не оставляла сестру, которая вместо торжеств и времяпровождения со своим суженым, проводила свое время среди книг и в тренировочном зале для рыцарей. А львенку было скучно с другими избалованными детьми вельмож. С сестрой же она могла говорить обо всем и всегда находила понимание и поддержку. Со своей же стороны, когда Айри временами лежала прикованная к постели, она не отходила от нее. У нее был собственный ритуал. Она целовала в лоб, пытаясь забрать себе часть ее болезни, считая, что это ей определенно поможет. — Опять задумалась о другом, — вырвал ее из воспоминаний женский звучный голос. На пороге двери стояла женщина необычайной красоты с длинными черными волосами. — Простите, госпожа Йенни… — хотела сказать Цири, как была остановлена на полуслове. — Говори не словами, а мыслями. Я же тебя учила. И постарайся никогда не показывать своих самых сокровенных мыслей. Этим могут воспользоваться чужие, недобрые лица. Контроль должен быть не только в действиях, но и в мыслях. — Хорошо, — уверенно произнесла телепатически Цири. — Итак, надеюсь, ты прочла книгу. Скажи мне, что такое Магия? — Магия… — после некоторого обдумывания начала вспоминать Цири, — по мнению некоторых, представляет собою овеществление Хаоса. Она ключ к неизведанному. — Верно, Магия есть ключ, способный отворять запертые двери. Двери, за которыми таятся кошмар, опасность и невообразимый ужас, враждебные, деструктивные силы, которые в состоянии уничтожить весь мир, а не только того, кто двери раскроет. — Почему тогда некоторые считают Магию даром? — Цири явно не была с ними солидарна. — Потому что не у всех она есть, то есть только избранные могут постичь ее. А те, кто лишен дара, могут лишь с изумлением и завистью взирать на результаты работы творцов, восхищаться созданными произведениями, одновременно чувствуя, что без этих произведений и этого таланта мир был бы беднее. — Мм… А как ты считаешь? — Какие интересные вопросы ты задаешь, утенок, — непривычно для себя улыбнулась чародейка. До встречи с ней чародейка все гадала, какая она — дитя предназначения Геральта. Как же она удивилась, когда в первом же письме от ведьмака прочла имя княжны Цинтры. И то, что ей удалось пережить в тот день. — Я считаю, что магия — это все. Она и Хаос, и Искусство и Наука. Она — проклятие, благословение и прогресс. Все зависит от того, кто, как и с какой целью пользуется магией. А магия — всюду. Всюду вокруг нас. Доступная. Достаточно протянуть руку и ощутить ее в воздухе, в воде, в земле, в огне. — Я вот прочла о ее возможностях и не понимаю, почему тогда чародейки и чародеи служат каким-то королям? По сути, обычным людям. С такими-то умениями и способностями… — И правда… Почему же? — Йеннифэр было интересно, что же ответит Цири. — Эй! Это я спросила, — воскликнула Цири, тем самым лишь сильнее развеселив чародейку. — Как я и говорила, все зависит от человека. Некоторые чародейки управляют королевством вместо королей. Но никто об этом не знает. Иногда лишнее внимание лишь в тягость. — Ох… Понимаю. — Понимаешь? — Ага! В Цинтре все смотрели на меня. А я никогда не хотела быть королевой. Все от тебя чего-то ждут. Требуют. Те, кого ты даже не знаешь! — Цири вспомнила банкеты и аристократов. — Тебе это не нравится? — Нет. Лучше бы они оставили меня в покое. «Да… Но не оставят…», — печально констатировала Йеннифэр. Чародейка заметила резко замолчавшую Цири, ее что-то тяготило. — Госпожа Йеннифэр, от Геральта не было больше писем? — с надеждой спросила Цири. — Я же говорила. Слишком опасно. Ты же не хочешь внимания. Когда будешь готова, я отвезу тебя в Аретузу. Возможно, по пути мы встретимся с ним. — В Школу Магии, в которой ты училась? Как там было? Расскажи… — оживилась княжна. — Не самые приятные дни. «Никому не нужная горбунья, проданная за гроши словно скот…», — быстро избавилась от нахлынувших глупых мыслей Йеннифэр. — Почему? — удивилась Цири. — Разве не там ты стала чародейкой? — Расскажу как-нибудь в другой раз, утенок. — Мм… — слегка надулась девушка. — Не устала? — Нет. Просто надоело сидеть здесь. Чувствую, как превращаюсь в дерево. Эх… Скучаю я по тренировкам в Каэр Морхене, по Геральту, и… — И по сестре, да? — прочла ее недосказанную мысль Йеннифэр. — Очень… Чародейка увидела, как нежная улыбка тронула личико Цири. Это девочка не была такой, как она. Ей не нужна была магия, чтобы быть особенной. Врожденная красота, здоровье, умения, и самое главное, у нее был близкий человек, семья. Ни разу не встретившись с Айри, чародейка считала, что уже знакома с ней, исходя из слов Цири. И она хотела увидеть ее, ту, к которой стремится Цири. — Чем быстрее освоишь магию, тем быстрее вернешься к ним. — Она мне так и говорила. Вот покажу ей, чему научусь! — вскинула вверх кулак Цири. — Госпожа Йеннифэр, можно мне сегодня в город? Сегодня осенняя ярмарка, и все девочки пойдут. — Хорошо… Только вот, — Йеннифэр достала амулет. — О, как красиво… — Тебе нравится? — Да. Из чего он сделан? — Из двимерита. Он поможет тебе сдерживать твои силы. — Двимерит? Я же читала об этом! Но разве его не используют против чародеек? — Все так. Но в твоем случае, это во благо. — Хорошо. Тогда, я пойду к остальным, — встала со стула Цири и остановилась возле двери. — Госпожа Йеннифэр, почему бы тебе тоже не пойти? — На Ярмарку? Я не в том возрасте, чтобы веселиться. Ты иди, повеселись, но не задерживайся допоздна.