Цветы Калормена

      Высоко в чистом – будто отмытом в дюжину рук – небе вопреки всем законам природы недвижно застыли белое облако и сизая, полная грозой туча. Холод, присущий высоте, здесь отсутствовал. Ветер же залетал столь ласковый, будто вечерняя нега снизошла на тенистые сады великого тисрока – да будет вечной жизнь его! – после изнуряющей дневной жары.       На белом облаке восседал сверкающий, словно расплавленное в тигле золото, лев. Сидел он совершенно по-человечески, закинув одну на другую задние лапы и вальяжно сцепив на груди передние. Хвост его был перекинут через правую переднюю лапу, и кисточка на нем смешно болталась, когда грудь льва вздымалась от размеренного дыхания.       Тучу напротив, будто боевого коня, оседлало существо с телом человека и головой птицы. Весь его облик – словно высеченный резцом не знающего сомнений зодчего – кричал о стремительности. Одежды его были темно-синими, отчего сливались с тучей, перья – черными, лоснящимися. Черные же глаза-бусины смотрели не по-птичьи насмешливо и пристально.       Между странными существами прямо в воздухе расположилась шахматная доска, и сражение кипело вовсю.       – Конь на дэ-3, – лениво произнесло существо с головой птицы.       Фигура пустилась в галоп к названной клетке. Там стояла пешка. Конь взвился на дыбы, заржал – и сшиб солдата передними копытами и грудью. Тот упал с проломленной грудиной, выронив саблю. Скорчился в агонии... и вот уж солдата нет, и крови нет, и только белый мраморный конь с агатовыми глазами гордо стоит на завоеванной клетке.       – Башня на е-8, – ответил лев. Черная башня с белыми окошками бойниц с шумом подъехала и выкатила дула, недвусмысленно угрожая коню.       – Желтогривый, вот ты мне скажи как демиург демиургу – почему люди такие идиоты? – вопросил птицеголовый, тоже забрасывая ногу на ногу. – Мои примчались тут ко мне недавно – спаси нас, Таш, руки ослабли, не держат, как прежде!.. Видите ли, страна стала похожа на лоскутное одеяло, и трещит примерно также. Так кто просил хватать столько? Притча про жадину и кувшин для кого была создана, в конце концов? Нет, мы боимся хватку ослабить, а потом жалуемся, что кулак вытащить не можем!..       – Во-первых, ты не демиург, не примазывайся. Ты на всё готовенькое пришел со своими… чадами и домочадцами. Во-вторых, вопрос снимается как риторический и провокационный.       Таш резко взмахнул руками – будто крыльями плеснул. Ткнул обвиняюще:       – Вот не можешь лишний раз не попрекнуть, а?.. Впрочем, ты всегда таким был, Аслан. Что в тебе находят твои последователи, никак в толк не возьму. Вечно одинокий, печальный, нервный…. и нетерпимый к чужому мнению, если оно с твоим не совпадает. Как это по-вашему – рыцарь печального образа. Хоть бы какую... львицу сердца себе завел для приличия, что ли. Может, подобрел бы.       – Я один, и это не обсуждается. В одиночестве лучше думается, – тряхнул гривой Лев. И с жалостью проводил взглядом развалины черной башни, рухнувшей под огнем из башни противника. – Пешка на гэ-6.       – В чем-то я тебя понимаю, – вздохнул Таш и подвинул короля вручную. Внезапно захотелось почувствовать тяжесть фигуры и холод мрамора. Он не меньше, чем его соперник, питал слабость к ощущениям физического тела, только позволял себе подобное редко. Зато куда как метко – кровь его по сию пору текла в жилах людей востока. – Сам иногда рад бы сбежать от этих… родственничков, будь они неладны… Ну да лучше скажи, как там твоя обожаемая Нарния? Процветает под началом пришельцев?       – Вашими молитвами, – смиренно ответствовал Аслан, гоня пешку к заветной черте.       В руке Таша появилось два бокала с вином; один тут же подплыл к Аслану. Тот кивнул и, ухватившись громадной лапой за хрупкую ножку, отсалютовал сопернику. В сизой туче за спиной Непобедимого заискрились молнии.       – Ферзь на дэ-5. Шах. И всё-таки я считаю, что это нечестно, Желтогривый. Ты приводишь людей из другого мира, пособничаешь им, подыгрываешь во всем, ставишь во главе своей страны – а Калормен должен обходиться тем, что есть. Ты же знаешь, что я по ту сторону теперь не появляюсь.       Белая королева нацелилась на черного короля из арбалета. Отступать ему было некуда – сбоку щерились бойницы белой башни, левее бил копытом чудом выживший конь. Но Лев не смотрел на доску.       – И ничего я не подыгрывал!.. – возмутился он. – Ну, если только в самом начале... Но ты же понимаешь, что отправлять детей в реальный бой без капли навыков – это убить их в первую же минуту. Я лишь позволил им выжить.       Таш демонстративно принялся загибать пальцы:       – Ты сам их сберег, сам разделался с ледяной ведьмой, сам растопил столетние льды… потом пособничал всё остальное время, чтобы твоих неумех-детишек одним прекрасным утром не нашли в постелях с перерезанными глотками… Ты вот скажи: они тебе вообще зачем? Как удобные болванчики в коронах? Так этого добра и здесь можно найти, стоило аж из другого мира тащить!.. – Таш помолчал, поглядел на почти сжатую в кулак ладонь – и покачал головой. Но взгляд на доску заставил его хищно подобраться: – Я сказал шах? Виноват, ошибся. Это чистой воды мат.       Лев взглянул на поверженного короля с арбалетным болтом в груди – и поднес лапу к глазам, закрывая их будто бы в непомерном горе. А потом откинулся назад, словно мертвый – даже пасть приоткрыл для достоверности. И перестал дышать.       Впрочем, на его соперника это не произвело впечатления.       – Хватит паясничать. Ты проиграл. Так что как уговаривались – отдай мне душу. Только не этих твоих сатиров и прочих козлов, – поморщился Птицеликий. – Я хочу сложную, интересную личность. Это единственный нормальный способ разнообразить отпущенное время, покуда почивает мой почтенный батюшка. Я хочу… – он умолк, выдерживая драматическую паузу, – одного из Четверых. Кого именно – так и быть, на твой выбор.       – А ты не слишком ли обнаглел, Клювастый? – холодно спросил Лев, поднимаясь. – Я не для того их тащил сюда и пестовал, чтобы отдать какому-то…       – Желтогривый, умей проигрывать, – перебил Таш. – У тебя это всегда плохо получалось, но надо же когда-то начинать учиться. Да у меня распоследний вояка, попав в плен, ведет себя достойнее!..       Аслан посерьезнел.       – Люси не отдам, это даже не обсуждается, – с напором заявил он. Нахмурился. – И Верховного тоже. Эдмунд к тебе сам не пойдет – он мне кое-чем обязан.       – А, ты про то свое представление, – небрежно махнул рукой Таш. – Любишь ты пыли в глаза напустить, Желтогривый, ох, любишь!.. Дешевеньким только театр выходит. Примитивным, я бы сказал.       – Чем примитивнее спектакль, тем больше охват зрителей, – наставительно ответил Аслан. – И потом, кто бы говорил о театре, – он кивнул за спину собеседника, где в глубине сизой тучи без единого звука то и дело вспыхивали и гасли молнии. – Знаешь, это даже не смешно: молнии и гром как атрибут бога пустыни!.. Что, старые привычки настолько неистребимы?       Птичья голова качнулась. Черные перья недовольно встопорщились.       – Надо давать людям не то, что они наблюдают каждый день – это удел мелких божков. Для главы пантеона требуется явление грозное, редкое и необходимое. Дождь в пустынной местности вполне вписывается в этот ряд. И да, я привык… Но вернемся к уговору: из твоих слов следует, что меньше всего ты печешься о старшей из сестер?       Лев помолчал.       – Пожалуй, да. С королевой Сьюзен у нас не складывается. Она изначально как будто была не очень рада моему зову. Что ей нужно, не понимаю. Корона, трон, любовь и уважение подданных, тысяча познаний и возможностей, каких лишены ее сверстницы – я дал ей всё, о чем только может мечтать человек!.. В общем, если выбирать, кем из Четверых жертвовать – это будет она, – твердо закончил он.       Таш выхватил из воздуха еще один бокал. Поднес к клюву, но пить не стал. Взглянул с ехидцей:       – А как же твое знаменитое «вы не воззвали бы ко мне, если бы я не воззвал к вам»? То есть сперва ты выдергиваешь человека в чужой мир, бросаешь как котенка в ведро – а потом спокойно заявляешь, что готов им пожертвовать?.. Что ей надо… – Таш хмыкнул и вгляделся вниз. – Сколько ей там, четверть века – и всё не замужем? Так, ну это мы исправим… Слушай, чего они у тебя все до отвращения неженатые?       – Некогда было. Политология, история, экономика, военное дело, освоение культурного наследия… Я, понимаешь ли, уже с десяток лет в Нарнии не появлялся. Так что никому я не подыгрывал, сами, всё сами… – Он тоже всмотрелся вниз и поморщился: – Кстати, о неженатых… Надо будет кое-кому внушение сделать, совсем распустились.       Птицеликий снова хмыкнул:       – Мда… Я своим хотя бы в штаны не лезу.       – Ага, только в шальвары, – в тон отозвался Лев. – Клювастый, ты бы хоть тут помалкивал, а? Меня от одних твоих узаконенных гадюшников, именуемых гаремами, уже передергивает. Много женщин, много богов, много земель – а Калормену всё мало… Как результат – хаос и сплошная экспансия, никакого интенсивного развития. Печальный удел империй.       Калорменский бог хотел было возразить, но Лев, переведя взгляд на доску, хлопнул передними лапами. Доска развернулась, и фигуры со стуком посыпались на нее, выстраиваясь в привычные шеренги. В этот раз белые стояли на стороне Аслана.       – Я желаю отыграться, – заявил он. Таш возмутился:       – Королева Нарнии моя, назад не отдам!..       – Если я выиграю, то заберу у тебя взамен одну душу. Ну, чтобы всё по-честному, по справедливости. А если проиграю, то у тебя останется королева Сьюзен. Итак, белые начинают и выигрывают, – пешка двинулась классическим е-2 е-4.       – Фи, какое банальное начало, – Таш послал в бой одного из коней.       …Эту партию они играли молча. Солнце за спиной Таша придвинулось к закату, падая на гриву Льва оранжевыми лучами, отчего казалось – тот пылает. Но вот наконец луч угасавшего светила упал на доску, уткнувшись в грудь черному королю. И следом в грудь его уперлась пика офицера. Второй стоял рядом, отрезая путь на соседние клетки. С другого же бока возвышался белый король.       – Шах и мат!.. – воскликнул Аслан. Один из офицеров взмахнул пикой, протыкая ею вражеского короля насквозь. Тот рухнул на колени, истекая кровью. Второй офицер, помедлив, тоже вонзил пику в поверженное тело, и павшего короля подняли и понесли над полем. – Всё-таки белыми мне привычнее. Ну и согласись, Таш, мат двумя офицерами – это куда интереснее, чем ферзем и башней, фи!..       Кровь с мертвого короля капала на черно-белые клетки, оставляя алые неровные следы. Дойдя до края, офицеры с трудом вытащили пики из тела – и сбросили врага вниз.       – Экий ты милосердный, – буркнул Птицеликий. Лев ответил ему добрейшей из улыбок, вторя торжествующему белому королю. – Ну ладно, выбирай себе душу. Я от своих слов не отказываюсь, не то что некоторые.       Не отвечая, Аслан провел лапой – и земля далеко внизу будто увеличилась. Приблизилась. Мелькнула тонущая в зелени лесов Нарния, промчались белые шапки арченландских гор, пролетело желтое пятно пустыни, и наконец показался пёстрый – будто ковер мастер развернул – Калормен. С каждым мгновением изображение увеличилось. Вот уже можно было разобрать цветастый базар, вот ветхие дома на окраине, вот беломраморный дворец тисрока, сверкающий на южном солнце до рези в глазах…       Еще через мгновение стали различимы фигурки людей – воинов, торговцев, пахарей, тарханов и тархин, босоногих мальчишек – и Аслан сходу указал на одну из них.       – Серьезно? – разочарованно протянул калорменский бог. – Ты мог бы выбрать кого поинтереснее, это же сплошная посредственность! Да еще и с камнем на душе… А, я и забыл, ты же любишь возиться с грешниками. Ну тогда смотри, – он принялся указывать пальцем с длинным и загнутым, будто когти хищной птицы, ногтем, – вот этот в недавнем походе убивал детей, причем без всяких приказов, по личной, так сказать, инициативе. Вон тот скупердяй наживается на чужих слезах – ростовщик в худшем смысле этого слова. Хорош, скажи?.. Вот эта прелестница отравила мужа ради жалкого клочка земли, а после отправила на эшафот племянника, избавляясь от соперника и подозрений разом. Очаровательный ход, не правда ли? А вот…       – Мне неинтересно подобное дерьмо, Клювастый, – брезгливо поморщился Лев. – Грязи мне хватает в иных мирах. В Нарнию я прихожу отдыхать душой. Это мой оазис, мой цветник, мое драгоценное озеро наслаждений, и я желаю оградить ее если не от всякого зла, то хотя бы от откровенной мерзости.       – Озеро наслаждений, говоришь?.. – протянул Таш. – Это калорменский оборот, если вдруг ты забыл. Впрочем, наша поэзия обворожительна, согласен. Только, если уж идти путем метафор, сдается мне, что твое озеро слишком застоялось. Скоро в настоящее болото превратится, и короли твои лягушками заквакают, никакие поцелуи красавиц не помогут… Может, передумаешь, кого повеселее возьмешь?       – Нет, – твердо ответил Аслан. – Мой выбор сделан.       – Ты всегда был странным, – пожал плечами Птицеликий. – Но да будет по слову твоему. Давай же выпьем за наши цветники. Ведь сколь прекрасной может вырасти роза в руках умелого садовника!..       – Даже если это лапы, – скромно добавил Аслан.       Таш рассмеялся – хриплым, каркающим смехом. Бокалы, ловя рыжие блики, столкнулись со звоном.