Я сделаю тебя принцем

Каменные своды подземелий, озаренные неясным зеленоватым свечением, терялись в гулкой вышине, а на стенах мерцали вкрапления изумрудов, рубинов, аметистов и еще множества самоцветов, названия которых Офелия не знала: они то вспыхивали в оранжевых отсветах светильников, то гасли, сливаясь с голубоватым лазуритом каменных выступов, а стоило с лампой в руке обернуться, когда идешь по коридорам королевского дворца — и они снова вспыхивали вокруг, как загадочные созвездия, складывающиеся все в новые и новые узоры. Над огромными, на много миль протянувшимися пещерами, в которых раскинулись шесть окружных королевских садов, ярко сиял потолок, залитый истинным золотом — поднятое из самых глубин земли, оно лучилось почти что солнечным светом. Колонны из начищенной меди и светлого электрона, вычурные, переходящие в замысловатые арки, поддерживали изящные террасы, ступенями поднимающиеся вдоль стен. Подземные мхи и лишайники всех оттенков красного, зеленого и желтого соседствовали здесь с земными цветами, кустарниками и деревьями: солнечный свет поступал к ним через систему глубоких шахт с коленцами и переходами из хрустальных линз и покрытых серебряной амальгамой зеркал. Среди растений то там, то здесь поднимались чудесные каменные цветы из малахита, дымчатого кварца и яшмы — творения искусных подземных мастеров-камнерезчиков и не менее прекрасные кованые лилии и розы, ветви папоротников и лавра: из темного железа, розовой бронзы, меди, золота, платины и серебра; они были настолько чудесно сделаны, что в полумраке были просто неотличимы от настоящих. А еще тут звучала музыка. Не всегда и не для всех. Но стоило захотеть и прислушаться, как высокие своды с подвесками сталактитов отзывались органными распевами, над подземными озерами неслись трели флейты, а над каскадами скал и среди нагромождений валунов задумчиво пели скрипки. Седьмой сад поднимался на уступах гигантской вертикальной пещеры прямо к голубеющему небу, которое отсюда, из глубин земли, казалось таким неизмеримо, безгранично высоким в почти круглом отверстии провала. У самой поверхности, цепко обхватив скалы корнями, росли светлоствольные сосны и пихты с голубоватой хвоей; террасы ниже заполонили тенелюбивые бересклет и ольха, а потом, все дальше вглубь, снова начиналось царство гигантских хвощей и мхов. Сейчас солнечные лучи падали в пещеру, задевая только макушки сосен на самой верхней террасе. Девочка сидела на резной скамье у тихо журчащего ручья на противоположном скате пещеры и смотрела, как закат окрашивает вершины деревьев в розовый. Тоненькая, с изумрудной глянцевой кожей фея, вибрируя крылышками как стрекоза, кружилась над гранитной чашей источника, из которой тонкой струйкой в пропасть лилась вода и рассыпалась на мелкую пыль, рассеиваясь во тьме легким туманом. В своем королевстве Офелия потеряла счет времени. Прогулки и торжественные балы в честь чудесного возвращения принцессы; купания в хрустальной чистоты теплых озерах и мраморных бассейнах, блеск нарядов и драгоценностей ошеломили ее — девчонку, выросшую среди бедности и войны. Череда званых вечеров, масса новых знакомств, потрясающая роскошь — все это обрушилось на нее, закружило, завертело в нескончаемом хороводе впечатлений, которые сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Впечатлений тем более сильных, что они превзошли все не только виденное ею в жизни (даже когда они с мамой были в главном соборе Мадрида), но и прочитанное в сказках, и виденное в снах. Первые дни она пыталась просто не отходить от мамы, но это было невозможно, положение принцессы обязывало ко многому… Она пришла в себя и освоилась лишь по прошествии недели. Нет, она совсем не пряталась от воспоминаний, но они отступили сами, отползли в дальние уголки памяти, не тревожа ее даже в снах, а если вдруг и приходили, то лишь скользили по ее сознанию, не задевая его и не пугая. И она откладывала сложные мысли о прошлом на потом. Может быть, это произошло под воздействием волшебства ее настоящего отца? Наоборот, сны стали чудесными и, просыпаясь, она была наполнена ощущением доброты и радости. Она была в мире, о котором так долго мечтала. Рас в подземном королевстве было много. Кто-то отличался от людей внешне, например феи или фавны, а кто-то наверняка мог бы служить в отрядах Видаля или воевать за партизан — разумеется, если переодеться в одежду тех, кто наверху. Самой многочисленной группой были именно они — Фейри. О них упоминали в легендах люди. Говорили, что они похищают детей, и оставляли перед дверью чашку молока, чтобы умилостивить их. На двери прибивали подковы — считалось, что обитателей магического мира отпугивает земное железо. В двадцатом веке люди, увлечённые своей войной, о них позабыли, и лишь матери, рассказывая детям старинные сказки, упоминали этих существ. Впрочем, если приглядеться, их можно было увидеть наверху, затерявшихся в толпе людей и тщательно скрывающих острые уши — единственное видимое отличие  — под причёсками. Морт принадлежал именно к остроухому племени, воспеваемому в легендах о Благом и Неблагом дворе и в комедиях Шекспира, перед которым они по неосторожности открыли в свое время свой волшебный мир. Офелия слышала, что королевская семья состоит в дальнем родстве с ним, этим мрачным существом. Отрешённо-презрительное выражение прекрасного, вечно юного лица Морта сначала пугало девочку, но потом принцесса привыкла к холодному голосу фейри, к его лёгкой походке и шелесту его одежд. Морт бесшумно опустился рядом с девочкой и коснулся ее плеча — будто мокрое после дождя дерево задело. — Уже тоскуешь? — тихо спросил он, проследив за взглядом девочки. — Прошло не так много времени со дня твоего возвращения, дитя. Полумрак пещеры делал его лицо ещё более волшебным. Задумавшаяся Офелия вздрогнула от этого прикосновения: на какое-то мгновение из подсознания выплыло прикосновение другое — когда в залитом светом Луны Лабиринте ее схватил за плечо Капитан. Но это ощущение было мимолетным, она тряхнула головой и улыбнулась подошедшему юноше. Почему-то его хотелось называть юношей, хотя она понятия не имела, сколько фейри лет. Она запоздало подумала, что уже начала привыкать к тому, что ее называют «Ваше Высочество», но обращение Морта «дитя» было таким ласковым, что она не стала указывать ему на бестактность (если это была, конечно, бестактность). А еще ей хотелось как можно скорее найти друзей. Не кучу слуг, а друзей. Конечно, лучшим другом была, есть и останется мама. Но Офелии хотелось подружиться ещё с кем-то, и Морт вполне подходил. — Я вовсе не грущу. Просто задумалась! — немножко торопливо ответила она. — Знаете… знаешь, почему-то иногда мне кажется моя жизнь там, наверху, сном. Иногда я начинаю сомневаться, было это все или мне просто снился сон, то добрый, то кошмарный. Но конечно это глупости! — добавила она, поднимая глаза на фейри и встречаясь с ним взглядом — со взглядом глаз того, чей взор туманили тайные знания и в зрачках которых вспыхивали загадочные искры. Фея села ей на плечо и что-то прочирикала, но принцесса еще не научилась понимать ее язык, как понимал его Фавн. Но по тому, что фея улыбалась, девочка поняла, что та в прекрасном настроении. Махнув ручкой, фея затрепетала крыльями, сорвалась с плеча, стремительно нырнула вниз и исчезла в полумраке пещеры. — Ты не замечаешь, что моя мама… Её Величество королева бывает иногда грустной? Вот почему? Не может же она скучать по Капитану! Я спрашивала ее, но она отвечает, что мне это кажется, и вообще она вся поглощена заботой о Роланде. Он чудный, правда? Знаешь, я дала обещание там, наверху, что сделаю его принцем. И так хорошо все получилось! Но мама все равно почему-то грустит. Уверена, я не ошибаюсь. А ты как считаешь, мне не кажется? Наверху потемнело, свет стал серым: наверно закатное солнце закрыли тучи. Порыв ветра закачал верхушки деревьев на самой верхней террасе. Фейри мягко и печально улыбнулся: — Я… Догадываюсь. Но не уверен, что тебе стоит знать. Разумеется, Ее Величество будет огорчена, если я расскажу тебе о причинах ее грусти. — Ты так думаешь? — Офелия отвернулась. Она всегда была замкнутым ребенком. Могла по полчаса сидеть над камнем или обрывом возле речки, думая о своем и мечтая. «А я? Почему ты говоришь, что ты одна?! Ты же не была одна!» — «Офелия, ты еще многого не понимаешь. Вот подрастешь…» и тут же: «Ты уже взрослая, Офелия. Сколько можно читать сказки?» Она вовсе не сердилась. В конце концов, мама теперь королева, и наверно, у нее обязанностей выше головы. Вот и печалится. Но, может быть… О том, что можно просто грустить по верхнему миру с его солнцем, ветрами, морем, Офелия сейчас не задумывалась. Наверно потому, что волшебный мир Подземного Королевства чудесным образом отгонял эти мысли. — Знаешь, я спрашивала. Но она отвечает, что просто устала. Не хочу быть приставучкой, поэтому не настаиваю. Так что тебе кажется? — она снова посмотрела на фейри. Морт улыбнулся так, как умел только он — загадочной полуулыбкой. Глянул из-под ресниц: — Может, тебе стоит поинтересоваться у… Фавна? Он лучше меня знает секреты твоих родителей. Я… Слышал сплетни и имел несчастье кое-что заметить, но, боюсь, я могу неверно истолковать все это. Да и к тому же раз твоя мать не хочет тебе говорить, возможно, она считает тебя недостаточно взрослой или не хочет омрачать твое существование лишними тревогами. «Ты уже взрослая, Офелия…» — и укоризненный мамин взгляд. Принцесса закусила губу и отвела глаза. Значит, как сказки не читать, так взрослая, а как поговорить о чем-то серьезном, так нет? Сейчас, когда она обиделась, воспоминания стали рельефными. Вспомнились и вечера, когда мама приходила домой поздно, и, выглядывая из-за подоконника на ночную улицу, Офелия видела затянутую в форму широкоплечую фигуру Капитана и слышала стук его сапог по мостовой. Этот стук постепенно удалялся, и только равнодушный фонарь бросал круг света на угол дома, а в той стороне, куда ушёл Капитан, сгущалась мрачная темнота. Именно мрачная: ведь темнота может быть и другой — загадочной, манящей, пробуждающей мечты; такая темнота ласково обнимает, в ней спокойно и легко. А тут темнота была другой. А потом скрипела дверь и входила мама — усталая, не похожая сама на себя, просто как тень. Но когда она шла по улице с Капитаном под руку, она выглядела по-другому. Тогда глаза ее сияли. Или это просто казалось? — А Фавн скажет, да? — она бросила быстрый взгляд на фейри. — Фавн все знает… все-все… — задумчиво повторила она и посмотрела на темнеющее небо. Фавна она побаивалась. С тех пор, как он накричал на нее, когда она съела всего две виноградинки. И потом: «Вы обещали беспрекословно повиноваться!», и взгляд его колючих глаз… «Но в конце концов, я же принцесса, а Фавн всего лишь один из моих подданных». — Хорошо, я так и поступлю. Я спрошу у него. — она решительно встала. Лишь на мгновение у нее промелькнула мысль, что то, что она сделает сейчас, запустит череду событий, которые слишком многое изменят. Но она промелькнула и угасла, Офелия отмахнулась от нее так же, как отмахивалась в жутком подземелье от назойливых фей. Найти Фавна оказалось не так-то просто. Битый час Офелия бродила по залам и коридорам, потом начала спрашивать у придворных. В тех местах, где часто можно было встретить Фавна: на лужайках у сосновой рощи, под проведенным с поверхности светом поднимающейся у подземного озера, или на террасах крутых каскадов, или в дворцовой библиотеке, где несколько раз она заставала его перелистывающим тяжелые фолианты, Фавна не было. В конце концов она приказала сопровождающей ее фее разыскать его и попросить явиться к ней. Она уже немножко злилась, когда спустя еще час он, покряхтывая и многозначительно поглядывая на нее, ступил под сень малахитовой беседки и учтиво поклонился. — Я так долго тебя искала, — начала Офелия, поздоровавшись, — а ты как будто прячешься. Раньше ты гулял со мной по садам, показывал пещеры, скалы… А теперь… — А теперь у вас столько друзей и провожатых, Ваше Высочество, что бедный старый фавн вряд ли сможет составить вам блестящую компанию, — отозвался он с лукавой улыбкой, и ей показалось, что колокольчики в вазах качнулись в такт его словам. — Нет, нет, что ты, именно с тобой! Да, с тобой мне очень хорошо, — искренне сказала она, — как с другом. С настоящим другом, о котором я так долго мечтала. На что мне блестящие компании… — Офелия помолчала, раздумывая, как продолжить и, решившись, выпалила сразу: — Я еще искала тебя для того, чтобы задать вопрос… всего один. Пожалуйста, ответь: почему моя мама такая грустная? Она тоскует, я же вижу. Она улыбается, глядя на Роланда, но вдруг отводит глаза и чуть не плачет. Почему, ты не знаешь? Он повернул к ней рогатую голову, взглянул с высоты своего немаленького роста, и Офелия могла бы поклясться, что на его причудливом лице мелькнули озадаченность, растерянность и тень сомнения. — С чего вы взяли, ваше высочество, что ее величество чем-то огорчена? У нее много забот, да, очень много забот. Но это не значит, что она огорчена, вовсе нет, — голос Фавна звучал раздражённо, как тогда, после встречи с Бледным Человеком. — Скоро это пройдет. К тому же кто тебя надоумил, что следует интересоваться такими вещами у меня? Я вовсе ни при чем. И советую вам заняться своими обязанностями, принцесса, чтобы не оставалось времени на всякие глупости. Вот теперь в голосе волшебного существа появились нотки, характерные для Капитана. Очень хорошо знакомые металлические нотки, которые, впрочем, тут же пропали. — Вечером у вас прием, ваше высочество. «У нас прием, Офелия, нужно хорошо выглядеть и надеть самое лучшее платье. Береги его, не запачкай, Капитан рассердится» — Вам следует быть готовой, — голос Фавна прервал череду воспоминаний из Того мира. От Фавна по-прежнему пахло землей и, кажется, даже цветами. Да, грозные нотки в его голосе пропали, а зловещее горловое клокотание так и не появилось, и взгляд был добрым и участливым. Но Офелия почувствовала раздражение. И еще подумала, как хорошо, что Фавн не стал спрашивать сразу, кто надоумил ее задать ему вопрос. Теперь самой можно не отвечать. А вот добиться ответа… — Я буду готовой, — сказала она, глядя в сторону, — но… Если я спрашиваю, ты же должен ответить? Если я напрямую спрашиваю — я же принцесса, и теперь не я, а ты должен мне повиноваться! — тут она сама испугалась своих слов и просительно добавила, — ну Фавн, ну пожалуйста! Я же чувствую, что что-то не так. Я всегда это очень чувствовала. Еще когда мы приехали в ту деревню, я поняла: что-то будет, меня что-то ждет, все меняется! Я не удивилась, например, когда ты послал ко мне фею. Я была готова… — Это потому, — буркнул Фавн, тоже не глядя на нее, — что вы не человек, Ваше высочество. И я не раз говорил Вам об этом… — Да, да, я помню, я дитя Луны, я дочь короля, но… Но я же чувствую! Я уверена, что чувствую. Ну Фавн, ну миленький, ну скажи мне! — она схватила его за руку. Пальцы словно обхватили ветку, покрытую грубой корой, и в то же время именно руку, теплую и живую. — Я так боюсь за маму! — она попыталась заглянуть ему глаза. Фавн хмуро щурился, но не сверкал гневно золотистыми глазами, как некогда в лабиринте: — Это… Правда, не следует тебе знать. Мимо мелькнула фея, затрепетала крылышками у его витиеватого рога. Фавн шумно выдохнул: — Ну хорошо, Офелия. Дело в том, что… Он воровато огляделся и согнулся почти пополам, нагибаясь к ней. Голос он понизил чуть ли не до свистящего шёпота: — Ее величество грустит из-за твоего брата. Не Роланда… Другого. Который остался наверху. Принцев было двое, но только один принадлежит подземному миру. Вот и все. И тут же очень раздражённо добавил, неестественно вильнув телом: — Это не мы придумали и не нам решать, как с этим быть, Офелия. Это давным-давно повелось, что близнецов в королевской семье быть не должно. Он там в хороших руках, да, ему не будет там плохо. — В хороших руках?! — принцесса даже вскочила, — да что ты говоришь?! Капитан его никогда не любил, никогда не любил! Он отнял моего брата у меня, отнял в твоем Лабиринте, и мой маленький брат остался с ним! Он должен быть со мной и с мамой, а не с Капитаном! И мой брат… — тут она осеклась и испуганно взглянула на Фавна, — но как такое может быть? Два брата… то есть, то есть… один мой брат… — …один брат был рожден, чтобы пройти земной путь, — произнес Фавн, и эхо повторило его слова, — второй ушел в мир нашего Королевства вместе со своей матерью и своей старшей сестрой. Так стало. Так тому и быть. Не будем об этом, Ваше Высочество. — Но Капитан?.. — девочка растерянно смотрела на него. — Твоего отчима больше нет в живых, — отворачиваясь, проворчал Фавн, — и я думаю, ты первая не будешь о нем жалеть. О твоем брате заботится та, которая любила тебя там, наверху. Она заменит ему мать. — Мерседес? Мой братик у Мерседес? — Офелия нахмурила брови, пытаясь понять, что же произошло, и при этом отгоняя навязчивое воспоминание — залитую кровью форменную рубашку Капитана. — Но это же… это же прекрасно, Фавн! Значит, все очень просто! Нужно забрать их к нам. Мерседес станет королевской фрейлиной, я покажу ей все сады, как ты показывал мне, и она будет со мной играть, а мой брат… — Нет. — Слова Фавна прозвучали холодно, и на этот раз эхо промолчало. — Ни Мерседес, ни твой брат не могут попасть в наше Королевство. — Не могут попасть? — принцесса раздраженно пожала плечами. — Это еще почему? А что сложного? В очередное полнолуние можно открыть Врата. Мой отец же откроет их, если я попрошу? Пусть даже будет капелька крови, я же это смогу, я не испугаюсь. Но наверно и она не нужна, она наверно нужна была тогда, а сейчас-то зачем? Почему ты так говоришь, что не могут — и всё? Как это так: мой братик, маленький принц, не сможет попасть в наше Королевство, к своей старшей сестре, к своей маме, к своему младшему брату? Что за глупости? А Мерседес почему?! — чем больше она говорила, распаляясь, тем больше пугалась осознания того, что слова Фавна — непререкаемая, страшная правда, как если бы он сказал, что нельзя достать с неба Луну. И испугавшись этой мысли, она раскричалась, затопав ногами: — Это не может быть так! Я хочу, чтобы мой брат был со мной! Я же принцесса, принцесса нашего Королевства! Что, мое желание ничего не стоит?! И… — она испуганно замолчала, глядя в суровые глаза Фавна, но все же договорила, бледнея: — я же ему обещала… Обещала, что возьму его в свое королевство и сделаю принцем… Я обещала сделать моего братика принцем! А ты говоришь, что нельзя! Стоящий за поворотом в ближайший к беседке туннель пещеры Морт еле заметно улыбался. Ему не было нужды подслушивать: девчонка говорила громко, так что чтобы разобрать ее слова, даже близко подходить не надо было. Ее возмущенный голосок звенел под сводами пещеры. Смертная, ребенок… В подземном королевстве уже сотни лет не было войн и дрязг, зато кровь лилась наверху, в краю смертных. И появление в подземном царстве рождённого среди крови и страданий мальчишки пошатнет незыблемую власть короля. Глупая принцесса приведет сюда того, о ком говорили пророчества, а уж он, Морт, второго шанса на престол не упустит.