like a prayer

      Питер рисует спираль в уголке своего листка. Он даже не смотрит на него, но снова и снова повторяет это движение, больше прислушиваясь к мягкому царапанью грифеля по бумаге, чем к тому, о чем бубнит заместитель учителя у доски. Парень выглядит неуместно: одетый в свитер и мешковатые брюки цвета хаки, растрепанный и встревоженный, в то время как целый класс учеников скучающе смотрит на него.       Питер чувствует себя плохо. Он понимает, каково это — чувствовать себя чужаком.       — Мистер Паркер? — Питер вздрагивает, кончик его карандаша ломается от резкого движения руки. В дверях показывается усталое лицо сестры Дженис. Она переводит извиняющийся взгляд с Питера на учителя и улыбается. — Можно мне одолжить его на минутку?       Тот только согласно кивает. Когда сестра Дженис снова поворачивается к Питеру, ее лицо становится куда менее снисходительным. Гораздо более осуждающим, а ровным тоном она объявляет на весь класс: — отец Бек желает видеть вас в своем кабинете.       Питер чувствует, как у него сводит живот, а затылок холодеет. Он медленно складывает бумаги в стопку, засовывает их в папку, и еще медленнее кладет папку в рюкзак. Что угодно, лишь бы растянуть время. Позади него кто-то хихикает, а другой издает тихий свист. Этот страх быстро превращается в гнев.       Он блять сказал Беку, что больше никаких школьных визитов.       Сестра Дженис смотрит на него, приподняв бровь, и открывает дверь ровно настолько, чтобы он мог проскользнуть в коридор. Кроме них в коридоре никого нет, и он чувствует на себе ее неодобрительный взгляд. Каждый стук ее каблуков по плитке заставляет его вздрагивать, когда она идет за ним. Это ставит его в странное безвыходное положение, где он отчаянно хочет избежать этого удушающего состояния, и где он слишком раздражен тем, что Бек снова поставил его в это положение, чтобы только увидеться.       Но как только кабинет Бека оказывается в поле зрения, Питер вздыхает с облегчением.       — Я встретила твою тетю на днях в бакалейной лавке, — говорит сестра Дженис, как раз когда он тянется к ручке. Его рука дергается и бессильно опускается. — Она хорошая женщина, твоя тетя.       — Да, мэм, — говорит Питер.       — Она очень заботится о тебе.       — Да, мэм, — повторяет он, оборачиваясь через плечо и слабо улыбаясь. Сестра Дженис не отвечает на этот жест, и улыбка его увядает. — Я должен узнать, что ему нужно.       Сестра Дженис окидывает его беглым взглядом. Питер никогда еще не чувствовал себя настолько живым от одного взгляда, даже в первые дни, когда он спускал штаны до лодыжек, а Бек наблюдал за ним. Питер снова тянется к дверной ручке, но его останавливает твердая рука на плече.       Питер крепко зажмуривается, стараясь не захныкать от отчаяния. Он просто хочет добраться до Бека. Он просто хочет снова почувствовать себя в безопасности.       — Я знала всю семью Бека, — говорит она. Тон странный, разговорный, и не соответствует тому, насколько напряженной она была. Этого достаточно, чтобы заставить его нервничать, но его любопытство пересиливает все это беспокойство — он не может не повернуться к ней, желая узнать больше. — Я знаю Квентина с тех пор, как он был мальчиком примерно твоего возраста.       — О, — говорит Питер, стараясь казаться незаинтересованным. Это, вероятно, опасный разговор, ведь Бек буквально за дверью. — Держу пари, Вы были рады услышать, что он приезжает в Мидтаун.       Сестра Дженис одаривает его натянутой улыбкой. — Честно говоря, я не могу поверить, что он присоединился к духовенству.       Питер хмурится. Все это крайне неуместно, и сестра Дженис никогда не находила нужным разговаривать с ним вне класса, за исключением редких выговоров за беготню по коридорам. Но вот она здесь, пытается втянуть его в сплетню, а ее пальцы почти болезненно сжимают его плечо.       И хуже всего то, что Питер обнаруживает, что он так отчаянно нуждается в каких-либо мелочах о Беке, что он хочет услышать больше. — Что Вы имеете в виду?       Сестра Дженис наклоняется к нему и шепчет: — его отец много пил, но иногда он говорил о Квентине такое, что не подходит Господу.       Пол уходит у Питера из-под ног, желудок скручивается словно от чего-то кислого. Он стряхивает руку сестры Дженис и с трудом выдавливает слабую улыбку, прижимаясь спиной к двери. Бек на другой стороне, ждет его, но он должен как-то спровадить эту женщину.       — Пьяные люди говорят всякие вещи, — говорит Питер с фальшивым оптимизмом. Меньше всего он хочет, чтобы она начала думать о том, что Бек вызывает его к себе не просто так. Он заставляет себя рассмеяться: — буквально на днях, возле метро, пьяный парень орал об апокалипсисе.       — Мистер Паркер, я пытаюсь…       — Он кричал о пришельцах, которые спустились с большой трещины в небе и уничтожили весь Нью-Йорк, — бормочет Питер, чтобы заставить ее замолчать. — О, а потом кто-то говорил возле магазина о восстановлении равновесия во Вселенной…       — Мистер Паркер, — перебивает сестра Дженис, и ее голос эхом разносится по залу. — Я просто хочу сказать… — она делает паузу, что-то обдумывает и качает головой. — Ты хороший мальчик. Я просто хочу, чтобы ты держался подальше от неприятностей.       Питер знает, что это совсем не то, что она хочет сказать, но он кивает и делает вид, что ценит это. Он собирает всю искренность, на которую способен. — Спасибо Вам.       Позади него открывается дверь в кабинет Бека, и он падает назад, но его время подхватывают две сильные руки, которые кажутся до боли знакомыми. Бек помогает ему подняться, дружески похлопывая его по плечу. — Сестра Дженис, спасибо, — говорит он, и Питер чувствует, как его голос дрожит. — Мне нужна была помощь мистера Паркера с кое-какими документами.       Питер поднимает глаза, понимая, что он так солгал Мэй, а позже сам рассказал об этом Беку. Хорошо. Они должны поддерживать свою историю.       — Во время занятий? — спрашивает сестра Дженис, и он видит, что она смягчает свой тон до нормальной степени неодобрения. Напряжение между всеми тремя настолько велико, что Питеру кажется, что он сейчас задохнется от невысказанных слов.       Он до сих пор даже не уверен, какими должны быть эти слова.       — Сегодня замена, верно? Рива ушла.       — Ну да.       — Хорошо. Я уверен, что он не будет возражать, если я украду Паркера на час или около того.       Час. У Питера кружится голова, и он борется с желанием вернуться обратно в пространство Бека. Сестра Дженис хмурится, но не спорит. В конце концов, Бек — глава всего этого, независимо от того, хочет ли она, чтобы он был там.       — Конечно, — натянуто отвечает она и бросает на Питера последний испепеляющий взгляд, прежде чем отвернуться.       На расстоянии он осознает свой безвыходный конфликт относительно ее беспокойства. Ее обвинения были слегка завуалированы, так что Питер, возможно, вообще не обратил бы на них внимания, если бы не знал, каким образом пьяный отец Бека мог бы выделить его из толпы. Если бы он не был близко знаком с тем, каково это — быть подростком, не проявляющим особого интереса к девушкам своего возраста и прячущим журналы с мужчинами под матрасом, что выдавали, насколько он другой.       Бек втягивает его в кабинет, как только она поворачивает за угол, и закрывает дверь.       — И что же она тебе сказала?       — Ничего, — врет Питер. — Просто что-то насчет того, чтобы держаться подальше от неприятностей. Хотя я совершенно уверен, что именно она сдала меня моей тете.       Бек пристально смотрит на дверь, как будто видит ее насквозь, как будто сестра Дженис может прятаться за ней и подслушивать. Это на самом деле не слишком странно для беспокойства, она будто что-то подозревала. Они не должны были делать это здесь. Они не должны были…       — Питер, посмотри на меня.       Он даже не заметил, что ушел в себя. Он поднял глаза и увидел, что Бек смотрит на него, а не на дверь. — Да, извини, я просто задумался.       Это был первый раз, когда он видел Бека с тех пор, как он был в его доме, около недели назад. По крайней мере, он выглядит лучше. Менее изможденный. Он побрился, зачесал волосы назад. Питер так привык видеть его в повседневной одежде, что при виде его в церковном одеянии у него слегка сводит живот от желания. Он знает, что они должны быть осторожны, но, может быть, он не против еще одного раза, в память о прошлом.       Питер шагнул вперед и провел рукой по груди Бека, наблюдая, как тот дрожит.       — Подожди, — резко говорит Бек, обхватив пальцами запястье Питера. — Мне нужно извиниться за тот день.       — Все нормально.       — Нет. Это не… Питер, ты не понимаешь.       — Да, — говорит Питер, даже не пытаясь скрыть обиду. — Ты все время это повторяешь.       — Это не нормально.       — Из-за выпивки? — спрашивает Питер. Он тут же вспоминает о сестре Дженис и ее темных тайнах об отце Бека, который слишком много пил. — Ты же не все время этим занимаешься. В этом нет ничего плохого. Просто, знаешь, попроси прощения на следующей исповеди или еще чего. Ты же не пьяница.       «Ты не твой отец» — хочет сказать Питер, но понимает, что у него недостаточно информации, чтобы уверенно убедить себя или Бека.       — Не только выпивка, — тихо говорит Бек. — За все это.       Желудок Питера переворачивается. — Все в порядке, — повторяет он снова.       — Это не так, — рычит Бек сквозь стиснутые зубы. Питер резко закрывает рот, переводя взгляд со своего крепко сжатого запястья, на то, как его запавшие глаза впиваются в него. Там столько всего написано, и Питер не может ничего прочесть. — Это все не нормально.       Бек берет его за подбородок, приподнимает лицо, крепко держит и наклоняется вперед. Питер задерживает дыхание на долгие секунды, пока губы Бека не встречаются с его губами. Он чувствует, что, возможно, он всегда ждал этого момента. Губы Бека заставляют его приоткрыть рот в небрежных, жарких укусах и прикосновениях языком — это мог быть самый худший поцелуй в мире, и для него это не имело бы никакого значения. Да он и сам не знает ничего лучше.       Питер отстраняется на достаточно долгое время, чтобы мельком увидеть лицо Бека, чтобы оценить его настроение, оценить, сколько времени у него осталось, пока Бек не поймет, что он сделал, и не выйдет из себя. Бек выглядит таким безнадежным и растерянным, что идеальный изгиб его губ остается влажным и блестящим. Он выглядит испуганным, взволнованным, и Питер печально задается вопросом: а что если Бек впервые поцеловал парня?       — Все в порядке, — говорит Питер. Бек собирается опровергнуть это, но ему все равно. Он хочет, чтобы Бек знал, что это нормально. Может быть, не между ними, это никогда не будет правильно—но быть тем, кто он есть. Может быть, неправильно лишь то, что это сейчас происходит именно между ними двумя, но правильно быть таким, каким он на самом деле является. — Все в порядке, правда.       Бек держит его лицо в своих руках и смотрит на него сверху вниз, рот дрожит, челюсть напрягается. Питер знает, что Бек никогда ему не поверит, сколько бы раз он это ни повторил.       — Ничего из того, что я сделал тебе, не было нормальным, разве ты не понимаешь?       — Да, конечно, — отвечает Питер. Одной рукой он обхватывает ладонь Бека, лежащую на его щеке, а другую нерешительно опускает на бедро Бека, просто чтобы удержать его рядом. — Я имею в виду, что мы оба сыграли свою роль.       Бек закрывает глаза и качает головой. — Нет, ты не сделал ничего плохого. Я…       — Я все время возвращался, не так ли? Ты сам это сказал, — настаивает Питер. Потому что это правда. Он продолжал возвращаться снова и снова. Он не пошел ни к властям, ни к своей тете. Черт возьми, он мог бы покончить со всем этим еще в холле несколько минут назад. Сестра Дженис была бы рада найти предлог, чтобы сжечь Бека на костре. Но он также знает о воспоминаниях, которые преследуют их обоих, задерживаясь невысказанными между ними.       Питер расправляет плечи и делает глубокий вдох. — Я сам напросился.       — Ты этого не делал, — шипит Бек, отступает назад и проводит рукой по лицу, сжимая переносицу. И снова он спрашивает: — ты что, не понимаешь?       — А ты? — спрашивает Питер. — Неужели ты не понимаешь, Бек?       Свет, льющийся из витражного стекла, заставляет водянисто блестеть голубые глаза Бека. Странно было заметить это в таких обстоятельствах, но Питер стоит как зачарованный, наблюдая, пытаясь понять, что именно это означает. Потому что после всего этого он все еще не понимает. Питер любит его так, как не должен, так, как он никогда не был должен.       Питер хватает Бека за ворот его формы и притягивает к себе. Он снова целует его, страстно, с новой силой. Он пытается сказать Беку все, что тот не может сказать словами.       Что он его любит.       Бек притягивает его к себе и целует ответно, так, как будто он тоже любит Питера.