Любить по Гринвичу

7:30. Утро не настолько ранее, чтобы я бродил по тёмным коридорам, боясь грохнуть кушетки. Они устроили себе выходной? Я всегда догадывался о массовом сумасшествии своего коллектива, но не настолько! Я по привычке поправил бороду и дёрнул ручку нашего с Георгом кабинета. Открыто. Опять забыл закрыть? — Поздравляем! — в один голос закричали коллеги и протянули мне огромный торт. Торт действительно был огромным. На нём было много крема, выложенного в несколько этажей, красовалась стройная змейка в геральдике, а у подножья «статуи» были воткнуты цифры. Вот мне и тридцать. — Спасибо вам! Спасибо огромное! — я не мог сдерживать эмоции и прикрыл лицо ладонями. — С тридцатилетием тебя, старик, — радостно пропищал Георг. — И с повышением, — с привычной интонацией проговорил Мюллер. У каждого человека в начале пути обязательно должен быть наставник. Особенно это касается медицины. Ганс Мюллер — шестидесяти пятилетний мужчина с гордой серебряной проседью в волосах, стал моим учителем, наставником, союзником, вторым отцом сразу после того, как я дал клятву Гиппократа. Ни дня не проходило, чтобы я не был благодарен ему за то, кем я являюсь сейчас. — Повышением? — поперхнулся я. — Ещё каким повышением, друг! — похлопал меня по плечу Гео, — Ты теперь будешь являться главным врачом всей нашей больницы! — Да вы шутите. — Нет, сынок. Мне уже очень давно светит заслуженная пенсия. Ты молод, энергичен. Это место теперь по праву принадлежит тебе. Я верил в тебя ещё когда ты пришёл ко мне практикантом. Так не подведи меня. Слова Мюллера ввели в недолгий ступор. В голове всё было перевёрнуто верх дном. Я уже не скрывая эмоций, обнял крепко своего наставника. Именно он верил в меня тогда, когда опускались руки. Он доказал, что невозможное возможно. Он развил во мне стойкость и силу духа. — Ты молодец, — улыбаясь сказал Мюллер. — Друзья, для меня огромная честь занять доверенную мне должность… — спокойно начал я, — И не просто честь, а огромная ответственность перед всеми вами и в первую очередь перед самим собой. Я искренне рад занять данный пост. Дорогие мои коллеги, я клянусь вам честно выполнять свой долг. Это важно для врача. Ну, а самое главное — в любой ситуации оставаться человеком. Кабинет наполнился шумом и аплодисментами. Они поддержали меня. Все, кроме Кляйна, разумеется. Заноза всей нашей больницы. Ну да он как всегда. Я даже в какой-то степени могу его понять. Работа в регистратуре — дело нелёгкое. Бумажная работа — всегда тяжело, вот он либо злится на весь мир, либо пристанет, как банный лист к мягкому месту. — Не грусти, Кляйн, будет и на твоей улице праздник, — подколол его Вьюн. Ещё со студенчества я ласково называю Георга Вьюн. Это прозвище приклеилось к нему с первой сессии. Увёртливый, ловкий, худущий, напоминающий речного карпообразного друг находит выход их любой ситуации. Кляйн нахмурился, но промолчал. Георга сложно переспорить, переболтать и разубедить. Наверное, ещё и поэтому Вьюн. Я улыбнулся, снова поправив бороду. Надо побриться. Срочно. В свои тридцать я выгляжу под сорок пять. Хотя кого это волнует? Личной жизни у меня нет уже лет пятнадцать. Часто вижу в интернете приколы про то, что у медиков отсутствует личная жизнь. Так вот никакие это не приколы. Я только знакомлюсь с девушкой, как она уже начинает закатывать истерики по поводу того, что я не уделяю ей внимания. «Работа или я!» — эта фраза стала слишком обыденной. И как бы странно не звучало, я выбираю работу. Я считаюсь лучшим психотерапевтом Магдебурга. На данном этапе жизни работа значит для меня гораздо больше, чем всё остальное. Человек, который действительно мой и послан мне свыше должен это понять. Если уж предстоит выбирать, то работу я брошу только в самом крайнем случае. А вот серьёзно, как часто людям приходится находиться на краю пропасти с самым сложным на свете выбором? Тем самым, когда чувства овладевают разумом, когда на кону не только твоя судьба? Чушь. Чувств не бывает. Кому, как не мне с моей то профессией об этом знать. С чего я вдруг вообще задумался о выборе? Я огляделся по сторонам и понял, что все давно приступили к работе. А мне, кажется, придётся переезжать в кабинет Мюллера. Что ж, прощай, Вьюн. Без тебя будет безумно тоскливо. Не люблю я переезды. Я понял, что растерял все бумаги. Кажется, пора напрячь Кляйна. Расслабился совсем. Грустно оглядев, кабинет, я шумно выдохнул. Мне будет не хватать того, что происходило здесь. — Герр Шторц! Пациент поступил! — ворвавшись без стука, завопила медицинская сестра.