Cocaine bunny

Чимин окидывает парня небрежным взглядом и только фыркает себе под нос. Впрочем, это было вполне ожидаемо и проблемы его службы безопасности, если до сих пор не разнюхали этого. Или посчитали неважным? Хотя думать о важности не входит в их должностные обязанности, поэтому штраф они точно получат. Чимин смотрит на парня, который под его строгим взглядом только сильнее сжимается и прижимает к груди эти дурацкие папки, как щит. Ага, многослойный, разноцветный и пластиковый, местами с бумагой. Волосы черные, бледноватое лицо и мешковатая серая одежда с черной панамой — обнять и плакать… Пак цокает языком и шумно выдыхает, кивая в сторону огороженных от общего зала закрытых кабинок. — Пятая, я сейчас буду. Чонгук кивает болванчиком и быстровато идет к указанному месту, закрывая за собою хлипкую дверь. Чимин наблюдает за ним, а потом пишет короткое сообщение главе службы безопасности и подходит к барной стойке, чтобы передать записку. Намджун сегодня… как обычно: сломал руку за полчаса до их встречи в этом убогом студенческом кафе, сейчас в травматологии и, кажется, пробудет там до завтра, его помощник может приехать через час, а у Чимина нет желания видеть его чванливую рожу и слушать увлекательные истории из жизни. Особенно после встречи с чертовым Чонгуком! Мышь серая… И где его нахальность делась? Куда испарилась его броскость и стервозность? Ну ничего, Чимин с превеликим удовольствием спросит его, что все это значит? Пак сжимает руки в кулаки и уверенно заходит в кабинет, пытаясь не выдать своего раздражения. Будет очень забавно, если окажется, что его нежный зайчик оказался той еще крысой и успел покопаться в его документах, переписках и телефонных номерах. Он смотрит на перепуганного Чонгука, который сидит на уродливом кофейном диване, папки лежат рядом с ним ровной стопочкой, а сам он нервно грызет губу. — И? Чимин даже удивляется своему спокойствию, смотрит выжидающе и сдерживает весь свой гнев внутри, как и пишут те все умные книжки, которые ему подсовывает Намджун. Впрочем, скандалить в комнатушке с хлипкими стенами — то еще развлечение. — Это не то, что ты думаешь, хен, — Чонгук неловко опускает голову и, кажется, на грани того, чтобы разреветься. — Откуда ты знаешь о чем я думаю? — Ни о чем хорошем, — парень вжимает голову в плечи, но натыкается только на выжидающее молчание. Возможно, стоило бы поговорить об этом раньше. — Я студент, я зарабатываю на жизнь в клубе, мне немного… Я не хотел говорить об этом, чтобы не выглядеть жалким. Все же есть разница, когда ты занимаешься стриптизом из-за своего желания, а не из-за нищеты. Проституцию он тактично упускает. Пак хмыкает себе под нос и открывает сообщение на телефоне: действительно студент, семья среднего достатка, но проблема в том, что учится он в университете, где за один лишь год берут непомерные деньги, что уж говорить об учебе в целом, о проживании и питании. Хотя первое время он активно бегал на подработки перед переходом в клуб. — Почему клуб? — Я учусь на хореографа, да и платят много… Я пытался работать на нормальных должностях, но попал в больницу с истощением и снова влетел на деньги, — Чонгук отводит взгляд в сторону, когда Пак садится рядом с ним и берет в руки папки с распечатками. Культурология, философия, английский и история… При условии, что встретились они сегодня случайно, а его ребята не предали ему значения, может, и правда все так и есть, смысла нет копать глубже. — Хен, мне было стыдно рассказывать, ты такой классный, а я… Посмешище. — Ох, Чонгук, я не могу тебя осуждать, ты же знаешь, что и мой бизнес далек от законного, — Чимин бросает папки на стол и берет парня за руку, легко сжимает своею. — Если бы не клуб, мы бы и не встретились, а я уже не представляю жизни без тебя. Иди ко мне. Чонгук почти ныряет в объятия мужчины, довольно урчит, когда он целует его в лоб и стаскивает с темного парика, который он вынужден носить в университете, панаму. Пак цепляет его подбородок пальцами и впивается в губы страстным поцелуем, забираясь ладонями под широкую толстовку, оглаживает ровную теплую спину. — Папочка сегодня такой нежный, — Чон буквально урчит в поцелуй, замечая, как темнеют глаза любовника. Как губы его трогает легкая ухмылка. — Зайка, неужели ты заводишься от одних лишь поцелуев? — Я рядом с тобою всегда завожусь, — Чонгук мокро целует его шею и стонет прямо в кожу, когда чужие ладони сжимают его ягодицы. — Да? Тогда как я могу не побаловать тебя? — Чимин мурлычет, продолжая сжимать его задницу, целует его в висок и шепчет на ухо так жарко, что крышу взрывает. — Обещаешь быть тихим для папочки? — Да, — парень тихонечко всхлипывает от предвкушения и послушно укладывается на узкий диванчик, поддаваясь рукам любовника. Чимин мягко улыбается, устраиваясь между ног парня, целует его мягкие губы, спускается с поцелуями к шее и, отодвинув воротник толстовки, оставляет на ключице засос. Вкусно. Почти сахарно. Сладость оседает на языке и коже сверкающим белым порошком, нежной пудрой, которую хочется слизывать в бреду, хочется сцеловывать с воспаленного похотью тела. Чонгук тихо скулит, закусив нижнюю губу, и прикрывает глаза, когда ладони Пака обнажают его подтянутый торс. Мужчина прижимается своими полными губами к его солнечному сплетению и, кажется, вслушивается несколько секунд в биение его сердца. Чон тает под его губами и ладонями, которые сжимают его ребра, тает под прикосновениями и дыханием настолько пылким, что собственные губы сами по себе раскрываются, дыхание учащается, а пальцы зарываются в гладкие серебристые волосы. Чимин целует его темные твердые соски, зализывает их языком, чувствуя, как парень поддается его ласкам и как он трогательно сдерживает себя. Обычно Чонгук громкий… Пошлый, ехидный, немного вульгарный, он не сдерживается никогда и ни за что, стонет так, чтобы все знали, кто ему принадлежит… Чтобы каждый стыдливо прикрывал щеки… Сейчас он нежный, сдержанный и до смешного послушный, перебирает его волосы и зажмуривает глаза, запрокинув голову. Сейчас он не вредная зайка, а именно Чонгук. Просто парень, без макияжа, ярких волос и вызывающей одежды, которая предназначена только для того, чтобы ее в итоге снимали. И это заводит. Заводит его легкость, его мягкость и его чистота, которая манит своей легкой небрежностью. Чимин поцелуями опускается к низу живота, оставляет несколько засосов на подтянутой коже и цепляет пальцами плотную резинку спортивных штанов, стаскивая их вместе с бельем вниз. Член Чонгука уже возбужден: полный, плотный и увитый вздутыми венами, мужчина обхватывает его ладонью, чувствуя на себе пытливый взгляд любовника. — Кончишь папочке в рот, зайка? — Пак хитро щурится, а парень кусает ребро ладони, чтобы сдержать пошлый, громкий стон. Чимин ухмыляется и обхватывает розовую головку губами, легко посасывает ее и облизывает шершавым языком, чувствуя ладонями как дрожат бедра его любовника, как он всеми силами борется с желанием стонать. Медленно мужчина отстраняется, надрачивает член ладонью и вылизывает поджатые яички, наблюдая за распаленным Чонгуком, чувствует его крупную дрожь и ухмыляется от каждого жалкого всхлипывания. О да, для него молчание — настоящая пытка! Было бы очень глупо хоть раз ею не воспользоваться… Хоть раз не довести его до оргазма в общественном месте, когда он действительно не может стонать и скулить. Чимин даже не скрывает самодовольной ухмылки, когда упирается двумя ладонями в крепкие бедра и открывает рот, чтобы его слюна капала прямо на твердый член грузными каплями. Чонгук дергается от каждой из них и не может сдержать шумного выдоха, когда мужчина опускается ртом на его член до самого основания, причмокивает губами и упирается носом в гладкий лобок. Слишком. Вот просто слишком. И сейчас бы раздеться, сейчас бы на большую кровать с мягкими хлопковыми простынями, кричать о том, как хорошо и наслаждаться в полной мере, не думая о других. Чонгук хочет, чтобы мужчина слышал насколько ему хорошо, чтобы распалялся сильнее и кусал его бедра от возбуждения и будоражащей похоти. Чонгук хочет целиком и полностью, хочет сам доставить удовольствие и устроить настоящий марафон, а не лежать на замызганом диванчике в дешевом кафе, кусать ребро ладони и только поддаваться тазом выше. Чимин берет его член глубоко, пропускает за щеку и на грани с болью церапает чувствительную плоть зубами, взбудораживая каждое нервное окончание. Чонгук выгибается в спине и поджимает пальцы на ногах, кусает нижнюю губу и из последних сил сдерживается, когда губы плотно сжимают головку его члена, а кончик языка толкается в уретру. Чимин сжимает его бедра в ладонях особенно сильно, давит, упираясь, и насаживается ртом на его член так, будто и сам та еще шлюха. Чимин облизывает головку его члена шершавым языком и парень кончает, кажется, даже для себя неожиданно. — Папочка, — Чонгук шумно выдыхает и смотрит на любовника из-под опущенных ресниц, пока тот очищает его плоть от остатков спермы. — Такой хороший мальчик, — Чимин легко поднимается и садится на диванчике, подхватывает парня за талию и тянет на себя, — послушный, — целует уголок губ, — чувственный… Тебе понравилась наша маленькая шалость? — Да, очень, — Чонгук мурлычет, утыкаясь носом в шею мужчины, легко целует ее и довольно подставляется, когда теплые ладони поглаживают его лопатки. — Не хочешь завтра прийти ко мне домой? Мне кажется, ты никогда не был в моей квартире. — Папочка хочет меня хорошенько отодрать? — парень тихо хмыкает и шумно выдыхает, когда руки Чимина сжимают его бока. — Ты даже не представляешь насколько…