Cocaine bunny

— Детка… Счастье мое… Сладость моя… — Чимин смешно чихает от ядреного запаха ароматных палочек, потирая нос и переводит обреченный взгляд на Чонгука. — Малышка, прошу, не мешай мне, зайка. — И чем же, прошу прощения, тебе мешаю?! — Чонгук возмущенно смотрит на Чимина и зло хмурит брови, потому что мешать своему папочке он никак не может и вообще, что за чертово неуважение?! — Ну хотя бы этим, — Пак снова привычно скалится, оглаживая фигурные голени своего любовника ладонями, спускаясь к стопам, которые так прекрасно балансируют на тонких длинных шпильках изящных сиреневых босоножек. Чонгук только фыркает, он ведь пришел сюда как только узнал, что любимый папочка сегодня будет работать в кабинете Намджуна, потому что сам Ким взял двоих проституток и поехал к себе на квартиру. Прилетел почти на крыльях любви, поджег ароматные палочки, а потом решил немножечко отвлечь от документов и скрасить работу, залезая на стол ради своих грязных танцев. Кто же, блять, знал, что, оказывается, он всем мешает?! И будь после этого сахарным малышом… Чонгук выпячивает нижнюю губу, покрытую сиреневой помадой, от обиды и медленно опускается на корточки, чтобы пушистый куцый хвост, пришитый к каким-то безвкусным сиреневым стрингам с золотистым люрексом, уткнулся его папочке прямо в нос, будто блядь дешевая, еще и уши эти с пайетками… Чимин недовольно морщит нос и закатывает глаза. Ну конечно, зайка у него с гонором, будто это все он платит Чимину и балует подарками, а не наоборот. Чертов эгоист, который думает лишь о себе, члене в своей заднице и своем рте, который тоже желательно периодически чем-нибудь затыкать. Его любимый эгоист, который все равно спешит к своему папочке, чтобы лишний раз потешить его очередным представлением, ну и самолюбие свое немножко побаловать. Он ведь такая послушная зайка… — А теперь в глаза мне это скажи, — Чонгук хмуро смотрит через плечо и ухмыляется, когда Чимин заливается хохотом, откидываясь на спинку черного кресла. — Зайка, но я вижу лишь твою очаровательную задницу, — старший словно в насмешку ведет ногтями по нежной коже, вызывает на ней настоящие мурашки, а внизу живота приятные спазмы. Но Чон хорошо держится и лишь фыркает со всей своей небрежностью. — Значит, не судьба в глаза сказать… Тогда ни чем не могу помочь, — он кривит губы словно в насмешку и начинает медленно и размеренно повиливать бедрами, все же слететь к черту с этого стола он не особо хочет. — Зайка, не хочешь сесть ко мне лицом с широко разведенными бедрами, — Чимин заискивающе улыбается, щурит глаза-полумесяцы, наблюдая за своим мальчиком. Он принимает эту игру, играет в нее и как вообще можно отказать себя в удовольствии рядом с таким сатаненком? — Зайка обиделась, папочка, ты не заслужил моего лица, — Чонгук вредно ухмыляется, облизывая сиреневые губы. — Хотя знаешь… — он задумывается слишком уж показательно, прикладывает палец к подбородку и даже чуть дует губы. Чертенок… Вредная похотливая сука, если быть точнее, заигрывает, облизывает губы и не стесняется напоминать о себе, если что-то очень нужно, впрочем, за внимание он благодарит не менее щедро, — так и быть, позволю тебе утешиться моей прекрасной задницей. — Ты сама любезность, Гук-и, — Чимин касается упругого бедра кончиками пальцев, чувствуя чужую дрожь кожей, улыбается миленько так и облизывает губы, смотря парню прямо в глаза. Чонгук не выдерживает гляделок почти никогда, чаще отводит взгляд, прикрывает глаза и находит тысячи причин и оправданий для этого. Паку даже нравится, он упивается его внезапным смущением, его покорностью хоть где-то, потому что обычно он практически невыносим, острый на язык и почти до бесконечности гоноровый. Главное все же «почти». Чимин помогает парню слезть со стола, придерживая его ладони, целует пальцы и легко смеется, когда Чонгук с усмешкой одергивает руку. Балуется детка… Пак даже умиляется, а потом грубо разворачивает его к себе спиной и укладывает на рабочий стол. — Нежнее нельзя? — парень хмурит брови и даже вздрагивает от тихого смешка, который проходится по его нервным окончаниям, заставлят дрожать мелко-мелко. — Зайка хочет нежности сегодня? Мой сладенький мальчик хочет, чтобы папочка его побаловал? — Чимин наклоняется к уху Чонгука, опаляя дыханием кожу, прижимается пахом к аппетитным бедрам и даже причмокивает губами, зная, насколько сильно мальчишка помешан на его губах. Его маленький сладкий извращенец. — Могу ли я заслужить прощения у своего драгоценного малыша? Чонгук стонет, прогибаясь в спине, протирается ягодицами о чужой член и даже закатывает глаза, чувствуя его твердость. Свою, впрочем, тоже. Чимин гладит его бедра ладонями, цепляет кожу короткими ногтями и дышит тихонько за ухом, туманя его рассудок. Чонгук жмется щекой к столу и тихонько скулит, чувствуя как волны возбуждения с шипящей пеной накрывают его, как внутри все сводит от предвкушения. — Мне нравится, — короткий поцелуй за ухом. — Ты так легко возбуждаешься, вспыхиваешь, как спичка, я даже ревную, думая об этом… — Я только с тобой такой, хен, только ты… — он прерывается на стон, когда пальцы Чимина оказываются под стрингами и давят на анус. Жарко, хоть и одежды на нем не особо много. Чонгук облизывает губы и прикрывает глаза. Голодно. — Это радует, — пальцы Пака зарываются в его малиновые волосы, от чего ободок с ушами слетает, легко массируют голову и сжимают, заставляя тихонько стонать, — ты же знаешь, я не люблю делиться. Чонгук закусывает нижнюю губу и, когда Чимин отстраняется, он инстинктивно поддается выше, не желая лишаться тепла любовника. Старший же только ухмыляется, укладывая его обратно, давит ладонью между лопаток, рассматривает напряженную крепкую спину и не отказывает себе в удовольствии провести кончиком языка от копчика до шеи, начертить ровную линию позвоночника и закончить мокрым поцелуем. Чонгук всхлипывает, сжимаясь, переминается с ноги на ногу от того, как ткань стрингов врезается в его пышущую жаром чувствительную кожу. Чимин самодовольно улыбается, отстраняясь от мальчишки, поглаживает его поясницу и тянется к верхнему ящику стола. Хорошо, что Намджун похотливый извращенец и у него всегда и везде есть смазка и презервативы. Пак ухмыляется, когда медленно снимает белье с Чонгука, поглаживает его голени и целует под коленями, зная, что это его чувствительное место. А впрочем, что ему мешает немного помучать мальчишку? Чимин усмехается, крепко сжимает бедра парня, а потом кончиком языка ведет по бедру снизу вверх, поднимается выше ладонями, резко разводит ягодицы. — Чимин, нет, — Чонгук хнычет, — просто возьми меня. Пак выпрямляется, чтобы снова наклониться к уху парня, упирается ладонями по обе стороны от его головы и шепчет так, что мышцы внизу живота сводит. — Малыш не хочет, чтобы его трахнули языком? Я думал малыш любит мой язык… — Не сегодня, не хочу, — Чонгук скулит и трогательно зажмуривается, закусывает нижнюю губу и даже тихонечко урчит, когда Пак мягко целует его в щеку и шепчет тихое «хорошо». Чимин носом касается его позвоночника, дышит шумно и оставляет нежные поцелуи на лопатках, спине, поглаживает мягкую кожу пальцами и медленно отстраняется, чтобы взять тюбик смазки. Клубничная гадость… Он ненавидит этот ароматизатор, но у Намджуна вкусы действительно вульгарные, даже презервативы с отдушкой. Чимин закатывает глаза, особо выбирать не приходится. Он выдавливает прохладную смазку прямо на сжатый анус, потом на свои пальцы и с особым удовольстием проникает в горячее тело сразу двумя. Чонгук шипит, сжимая руки в кулаки, и сильно зажмуривается, особенно от контраста жара кожи и холода лубриканта. Хорошо. Чертовски хорошо. Чимин не растягивает его особо, не разводит пальцы внутри него, только толкается, медленно, тягуче, будоражит все нервые клетки внутри него, заставляет только закусывать нижнюю губу и дышать прерывисто и шумно. Сладко. Чимин облизывает губы, наблюдая за любовником, тяжело сглатывает от каждого его вздоха или движения крепких бедер, воображая как хорошо будет заменить пальцы своим членом. Впрочем, зачем воображать? Он вытаскивает свои пальцы, наблюдая за тем, как от внезапной пустоты мышцы легко сокращаются. Он легонько поглаживает ягодицу парня, растегивая второй рукой ширинку и ремень, приспускает их вместе с бельем и даже ухитряется надеть презерватив, разорвав упаковку зубами. Пахнет каким-то синтетическим бананом — не менее мразотно, чем клубника, точно такое же дурновкусие. Чимин выливает еще смазки на анус Чонгука, а потом входит в него одним глубоким толчком. — Чимин-а… — пошлый стон срывается с губ парня, он сильнее выгибается в спине и даже закатывает глаза от чувства заполнености. Чертовски толстый, чертовски увитый венами и чертовски горячий. У Чонгука каждый раз голова идет кругом от этого члена, каждый раз он готов падать перед ним на колени и шептать свое блядское «папочка», чтобы почувствовать его, чтобы попробовать его, чтобы Чимин трахал его с такой же похотью в глазах, которую он сам чувствует слишком остро. Чонгук слишком жадный, он берет все, забирает лучшее и даже любовник у него самый-самый… Идеальный. Дьявол, который трахает его так, как хочется, который зацеловывает его кожу и вылизывает так сладко, что Чонгук теряет рассудок. Его слишком сложно сохранить… Слишком сложно сопротивляться похоти, когда она проникает под кожу, шипит змеями и заставляет безвольно падать на колени каждый раз, когда Чимин касается его, заставляет коленки дрожать просто, когда Чимин на него смотрит. Член распирает его изнутри, растягивает тугие стенки и Чонгук стонет только громче, слизывая кровь с прокушенной губы. Рот наполнен слюной, парень даже не замечает, как она капает из его рта на стол, пачкает его, оставаясь грузными каплями — плевать. Пока Чимин сжимает его бока, насаживая на себя, ему плевать абсолютно на все. Пока глухой животный рык разрывает его голову и заставляет стонать еще развязней, ему действительно все равно. Одна ладонь Чимина чуть судорожно оглаживает его бедро, поднимается вверх по спине и Чонгук не может сдержать блаженного вскрика, когда чужие пальцы закрываются в его волосы, сжимают грубо и тянут… Сильно тянут. — Папочка, — слюна стекает по подбородку, хотя Чонгуку бы хотелось, чтобы она стекала по члену Пака, по его тугим вздутым венам, пачкая вместе с помадой кожу. — Нравится, зайка? — Чимин усмехается, но все равно не может скрыть за усмешкой возбужденный рык, впивается пальцами в кожу любовника и входит настолько глубоко, что у Чонгука ноги даже немного разъежаются. — Слишком нравится, — он тихо всхлипывает, вжимая пальцы в поверхность стола, поддается толчкам и запрокидывает голову, чувствуя насколько сильно кожа на шее натягивается, насколько она покалывает от легкой боли. Чонгук громко стонет, когда чувствует, как член Пака пульсирует внутри него, как толчки чуть замедляются и даже хватка в волосах на несколько мгновений ослабевается. Чимин шумно дышит, а потом наклоняется к нему, целует плечи и медленно выходит из распаленного тела. — Тебя вылизать, зайка? — старший урчит ему на ухо, поднимая внутри настоящие ураганы, Чонгук всхлипывает только и отрицательно мычит. — Нет, подрочи мне, — Чон зажмуривается и крупно вздрагивает, когда чувствует, как чужая ладонь медленно скользит у него между бедер, как чужие пальцы касаются его мошонки, а потом мягко обхватывают твердый член. Чонгук шумно дышит, расставляет ноги чуть шире и даже скулит, когда старший подушечкой большого пальца грубовато мажет по головке члена. Парень стонет, двигается и сам, пытаясь подстроиться под ритм чужого кулака, хоть и очень хочется просто упасть на стол тряпичной куклой, позволяя Чимину обращаться с его телом только так, как он сам захочет. Как только он посчитает нужным. У него от Чимина цветные круги перед глазами, чертовы бабочки в животе и пьяный туман в воспаленном сознании. Неоново-сиреневый… Чонгуку нравится думать, что цвет их отношений такой. Парень закусывает нижнюю губу и кончает прямо в ладонь мужчине, сжимается весь от чувства, как внизу живота все сводит внезапным спазмом. Глухой стон срывается с его губ, кажется, застывает на сиреневой помаде вязкой мокрой пленкой, Чонгук касается ее кончиком языка и почти валится от этого чувства, от собственного дыхания, которое накладывается на оргазм и отключает мозг. Чимин легко разворачивает его лицом к себе и прижимает бедрами к столу, заставляя его упереться ладонями в лакированное дерево, рассматривает румяное лицо, которое мягко блестит перламутром от смазанного хайлайтера. Чимин легко хватает его подбородок и проводит большим пальцем по нижней губе, размазывая мягкую помаду, а потом привстает на носочки и целует, сжимая ладонью талию парня. Вкусно. Синтетическая черника, запах сухой пудры и сливочного молочка для тела, Чимин задыхается в нем, сминает его губы своими и прикрывает глаза, когда Чонгук трогательно приоткрывает губы и отвечает ему без прежней пылкости. Какой-то слишком нежный, слишком трогательный и мягкий, будто забывается после оргазма, открывается ему и не прячется за своими колючками, его мягкая гордая роза. Чимин обнимает его, пользуясь случаем, поглаживает пальцами напряженную шею, а потом зарывается в мягкие малиновые волосы и наклоняет его голову, чтобы прижаться своим лбом к его. — Ты — чудо, — Чимин выдыхает ему прямо в губы и тихо мурчит, когда чувствует его крупные ладони на своих плечах. — Передохнем? Чонгук только кивает и послушно поддается мужчине, когда тот садится в широкое кожаное кресло, усаживается ему на колени и крупно вздрагивает, когда его укрывают черным пиджаком, пахнущим терпким одеколоном. Он прикрывает глаза и почти сразу засыпает.