***
Десмонд остановился на небольшой заправке среди дорог Луизианы и направился перекусить, где, к собственной удаче, узнал несколько вопиющих новостей. С того самого момента, когда догадки касательно обстоятельств «убийства в домике у озера» — так его окрестили в полиции Нового Орлеана — подтвердились, у Десмонда и возникла эта затея, и он немедленно приступил к ее исполнению. Чувствовал, что должен поймать Катрин и Южного убийцу, и исправно следовал всюду, где они бывали, попутно изучая маршрут, по которому они передвигаются, и пытаясь примерно представить, куда они могут отправиться дальше. Признаться, у него, что подтвердилось позже, это получалось. И вот он уже две недели провел в погоне за этим «убийственным дуэтом». И, кажется, смог напасть на их след. — Ты разве не слышал, что произошло сегодня ночью? — беседа двух пьяниц, оказавшихся на заправке вместе с ним, услышанная краем уха, заставила Десмонда напрячься и внимательно прислушаться. — Джонсонов, тех богачей, убили и ограбили. И кто, как думаешь? — Неужто… Эти, которые из Нового Орлеана вылезли? — отозвался его компаньон по питью. — Ага, они самые… И до нас добрались! — Простите, — Десмонд твердо решил вмешаться в их разговор, — не могли бы вы в подробностях рассказать о том, что произошло? — А ты кто еще такой? — небрежно выпалил один из пьяниц, бородатый, потрепанный мужик с пожелтевшими зубами и жутчайшим перегаром. — Шериф Десмонд Хиллс из полиции Нового Орлеана, — раздражительно отозвался он, доставая из кармана брюк удостоверение. Действительно, шериф — пьяницы аж смолкли, изумленно переглянувшись между собой. — Я занимаюсь этим делом и разыскиваю эту… парочку, — брезгливо выплюнул он, нахмурившись. — Итак, расскажите мне все, что знаете. — А мне-то откуда знать? — пожал плечами мужик. — Я там был что-ли? Я это в газете прочитал. Там было сказано, что Джонсонам прострелили головы, а из дома вынесли все ценное… Ну и помада, как обычно… Только вот в этот раз она была не где-то, а во рту муженька! Жуткая картина, если представить… — Да уж, — как-то безразлично отозвался Десмонд, внутренне удивляясь услышанному. Он знал, что Катрин была несколько странным человеком, любила эксцентричность и эпатаж, но это… Это звучало как какое-то грязное извращение. — А ходят ли по городу какие-нибудь… не знаю, слухи? Внешность преступников, машина — что угодно. Признаться, Десмонду не хотелось идти в местный участок и узнавать все у профессионалов. Если бы он пришел, началась бы вся эта ненужная суета и волокита, все эти формальности и официальности… Но сейчас ему нахрен все это не сдалось. Он хотел лишь разобраться с этим кровавым делом и, в частности, с Катрин, падшей в его глазах на самое дно. — О, да! — уже второй пьяница, лысый и сухой, подал голос. — У меня мать живет в том районе, она страдает от бессонницы и по ночам гуляет во дворе… Так вот той ночью она видела странную машину такого какого-то… синего цвета, — нахмурившись, протянул он. — Ну, она-то как слепая курица, толком ничего не разглядела, и в своих показаниях именно так и сказала. Темная, возможно синяя, машина. — Что ж, — задумчиво вздохнув, протянул Десмонд, — благодарю за информацию… До свидания, — как-то небрежно отозвался он и пулей вылетел из заправки, быстро сев в машину и тронувшись с места. Он допускал, что они направятся сюда, и не ошибся. Теперь же они у него на крючке, и — Десмонд поклялся перед лицом господа и самому себе — что совсем скоро он поймает их.***
Начинало темнеть. Вечер медленно перетекал в ночь, небо постепенно темнело, наливаясь пламенем и золотом, и прохладный, свежий ветер игриво колыхал темно-шоколадные волосы Катрин, которая, стоя среди пшеничного поля, расслабленно и мечтательно, прикрыв глаза и словно позабыв обо всем, что ее окружало, радостно кружилась среди пшеничных колосьев. Было очевидно: она вдоволь наслаждалась их «путешествием». Плевать на кровь, металл и пламя — все эти ужасы не отменяли внеземных, окрыляющих чувств. Чувств, которые и дарили ей эти аморальные поступки; чувств, которые будоражил адреналин, изо дня в день воспламеняющий кровь; чувства, которые ей подарил Аластор, появившись в ее жизни. Он сидел чуть поодаль, в расположившейся в нескольких метрах от плотно забитого колосьями поля машине, неспешно попивая виски и покуривая сигарету. В машине шумело старое, скрипучее радио; и все это в совокупности было словно чем-то сказочным и реальным, походящим скорее на сладкий сон. Катрин бодро усмехнулась, артистично снимая шляпку и игриво подмигивая Аластору, и бодро подлетела к нему, хватая за руки и с нетерпением и странной приподнятостью воскликнула: — Ну же, Аластор, потанцуй со мной! И они закружились в танце: ритмичном, активном, пылком, но таком… невинном. Черт, до чего же странной и противоречивой была Катрин. Аластор неоднократно видел, насколько жестокой, циничной и высокомерной она может быть, он видел как бессердечно — по меркам общества — эта девушка способна поступать со своими жертвами, однако в подобные моменты она казалась всего-навсего искренним ребенком. Говоря по правде, он не так много знал о том, из чего состояла ее жизнь до его появления — Катрин предпочитала молчать о своем прошлом и считала его всего-лишь «грузом, который человек проносит в себе», — но он определенно понимал, что ей не хватало чего-то подобного: маленького безумия. Да, Катрин сумасшедшая. Но разве было в этом что-то плохое? Издалека, спрятавшись в тени деревьев на холме, за ними пристально наблюдал Десмонд, невольно дивясь тому, до чего же странно вела себя Катрин прямо сейчас. Пьяная или сумасшедшая, это было неважно: ее поведение отчего-то вызывало в нем злобу и отвращение, и, кажется, где-то на подсознательном уровне он начинал понимать, почему она сбежала, почему затеяла все эти кровавые игрища. Катрин устала и захотела свободы… Чертова сука! Десмонда злила одна мысль об этом, и ему пришлось закурить, чтобы унять нахлынувший гнев. Нашла себе безумного любовника, пустилась в бега и перерезала кучу людей… Ненормальная, просто ненормальная! Неужели ей правда хватило наглости уйти и так по-свински поступить? О, она обязательно свое получит. Вскоре стемнело окончательно, и Катрин и Аластор развели костер, посидели немного, о чем-то беседуя и допивая остатки алкоголя, а затем устроились в машине. Действовать нужно было без промедлений — Десмонд хмуро поджал губы и неспешно, как можно более тихо уехал, чтобы явиться в местный полицейский участок. Всему этому беспределу, рано или поздно, должен был прийти конец.***
Катрин проснулась спустя несколько часов посреди ночи от странного гнетущего чувства, все сильнее нарастающего с каждой секундой. В первые мгновения она списала это на похмелье, которое, после минувшего вечера, было разумеющимся последствием, однако она поняла, что причина была в чем-то совершенно ином… По крайней мере, ей было не так хреново, как она ожидала. Фары ослепили ее за мгновение до того, как осознание нахлынуло ледяной волной. Катрин вздрогнула и подалась назад, с тревогой глядя на Аластора, который, очевидно, немало выпивший, теперь спал как убитый. — Аластор! — полушепотом позвала она. — Аластор, проснись! — тот в ответ лишь сонно что-то прохрипел. Катрин мученически выдохнула и, не сдерживая раздражения, громко выпалила: — Аластор, твою мать! — тот медленно, чуть вздрогнув, разлепил глаза, полухрипло пробормотав: — Что случилось? — Машина, — с прежней интонацией отозвалась Катрин. — Она сюда едет, и мне это не нравится. Аластор, весь заспанный и помятый, и, вероятно, прямо сейчас страдающий от похмелья, принял сидячее положение, предупредительно поставив руки на руль и пристально взглянув в зеркало заднего вида. На дороге, что находилась в нескольких сотнях метрах от поля, где они нашли себе пристанище, неспешно ехали несколько машин, фары каждой из которых поочередно угасли по приближению к месту. — Черт… — прошипел Аластор, поджав губы и озаряясь мрачной догадкой: их настигла полиция. Аластор поспешно завел машину и, не включая фары, тронулся с места. — Думаешь, это копы? — нахмурившись, буркнула Катрин. — Возможно, — отозвался тот с некоторым напряжением в голосе. Определенно, кончить вот так — не лучшая перспектива. — Возьми автомат и готовься стрелять, — Катрин утвердительно кивнула в ответ и потянулась за ружьем, спрятанном под сумкой с вещами. Машины, едущие за ними, все никак не отставали, следуя за Катрин и Аластором вдоль пересекающей поле дороги. Они понятия не имели, куда едут, однако это было неважно: главное, просто оторваться. Стоило ускориться машине Катрин и Аластора, и полицейские машины — сейчас, под светом луны, это стало отчетливо понятно — также прибавляли скорости. Катрин следила за ними пристально, вглядываясь в лобовое стекло следующей за ними машины, и вдруг с ужасом поняла, что мужчина за рулем выглядит дико знакомым. Десмонд. — Черт, черт, черт! Твою мать! — не сдерживая нахлынувших эмоций, протараторила Катрин. — Что там? — скептически спросил Аластор. — Десмонд! — выплюнула Катрин и решительно сжала ружье. — Черт возьми, я не позволю ему сделать этого! — она резко открыла окно и, высунувшись на улицу, толком не прицеливаясь начала осыпать выстрелами машину: через некоторое время она вышла из строя и неуклюже завернула куда-то в сторону, утопая в колосьях. Нельзя было медлить, и действовать нужно было нагло и решительно. Впереди показалась нормальная, уложенная бетоном дорога, и Аластор, не жалея сил, вдавил в пол педаль газа: машина резко подалась вперед, с неуклюжим разворотом вырываясь на проезжую часть; и точно так же в тот самый момент к активным действиям перешли полицейские: три машины погнались следом за ними, и судорожный вой сирен противно прорезал ночной воздух. Аластор старался гнать как можно быстрее, а Катрин в это время стреляла из автомата, подобно отработанному механизму быстро сменяя патроны и вновь принимаясь осыпать их пулями. Конечно, они отвечали тем же; однако такими усилиями Катрин постепенно смогла вывести из строя все три машины. Она действовала решительно и не собиралась сдаваться ни в каком случае. Аластор усмехнулся, когда все кончилось. Они справились; однако это было подозрительно просто… Ему это не нравилось, и, очевидно, не зря: спустя несколько минут на горизонте показалась машина, в которой, весь напряженный от злобы, сидел Десмонд. — Катрин! Катрин, чертова ты сука! — его гневный голос эхом донесся порывами ветра, и девушка невольно вздрогнула, вся напрягаясь от диковинного отвращения. — Все кончено, слышишь! — Закрой свой грязный рот, ублюдок! — не выдержав, выпалила Катрин, вновь высовываясь в окно и принявшись осыпать машину столь ненавистного мужа выстрелами — тот среагировал незамедлительно и принялся отвечать тем же. Салон машины Катрин и Аластора быстро заполнился осколками разбитого стекла, и вскоре машина, не выдерживая такого напора, заглохла. — Нет-нет-нет… — отчаянно выпалила Катрин, вся сжавшись от нахлынувшей горечи. Все худшие моменты ее прошлого разом нахлынули, окунув ее в омут мрачных, пропитанных ядом воспоминаний. Хлесткие пощечины, беспощадные оскорбления, сцепленные на горле пальцы, крепкие мужские ладони, прижимающие ее к дивану, грязные, полные ненависти слова, сказанные едким, словно змеиным шепотом, горящие от презрения глаза, белоснежное свадебное платье, отец-алкоголик… Те секунды, что Катрин провела в полной растерянности, шумно дыша от подступающих слез, казались мучительной вечностью. Прошлое, от которого она так отчаянно пыталась сбежать, снова настигло ее. — Катрин! Катрин! Голос Десмонда противно ездил по ушам, и она была вынуждена зажмурить глаза в попытках спрятаться. — Катрин! Чьи-то руки сжали ее лицо. — Катрин! Голос Аластора заставил ее вздрогнуть и распахнуть покрасневшие мокрые глаза. — Что с тобой? — его решительный голос был преисполнен странного беспокойства, от которого ей стало только паршивее. — Я не хочу, — замотав головой, твердо отозвалась она, — я не пойду с ним… — Тебе не придется никуда идти, дорогуша, — с легкой усмешкой отозвался он. — Нужно просто бежать и не оглядываться. Катрин утерла слезы, тяжело выдохнув, чем постаралась успокоить нахлынувшую тревогу, и решительно вышла из машины, отправляясь за Аластором вглубь леса и твердо, так отчаянно, словно это было странным решением, сжимая в руке пистолет. Усыпанной обломками веток, листьями и шишками тропинке словно не было конца, и негде было укрыться от стремительно приближающейся опасности. Но Катрин и Аластор продолжали бежать, твердо уверенные в том, что все получится. Столько раз им удавалось уйти, так долго они были неуловимыми… Все это не могло рухнуть в один момент. Вдалеке послышался свирепый лай собак, замелькал свет фонаря. Десмонд приближался, и он, несомненно, был вооружен всем, чем только возможно. Катрин схватила Аластора за руку, и они рванули еще как можно быстрее, хотя дышать становилось с каждой секундой все сложнее, и похмелье лишь ухудшало ситуацию. Силы были на исходе; но ни за что не исчезала вера — вера в неуловимость и яркое будущее. Пока чертовы собаки не показались сзади, буквально наступая им на пятки. Пробираться через гущу леса становилось все сложнее, ровно как и вообще хоть как-то двигаться. В конце концов, одна из собак настигла их и жадно, яростно вцепилась в ногу Катрин, разрывая своими острыми зубами плоть. Она болезненно вскрикнула и рухнула на землю, отчаянно пытаясь отбиться от назойливой псины. Катрин не знала, что тогда владело ею сильнее — физическая боль, отчаяние или гнев, — но она, не жалея сил, хорошенько врезала собаке стволом пистолета. И еще, и еще — и животное, взвыв, упало за землю, дергаясь в предсмертном состоянии. Вторая собака кончила быстрее — Катрин выстрелила в ее, точно пробив грудную клетку. — Я не могу идти… — горько пролепетала Катрин, болезненно постанывая. — Нет, ты должна! — с усмешкой — отчаянной, выданной в попытке скрыть захлестнувшие сердце боль и ярость — выпалил Аластор. — Не может так быть, не может, слышишь! — его голос дрогнул от гнева. Катрин тяжело вздохнула и прикрыла глаза, стараясь найти хоть какую-то лазейку. Но разве могла она быть в такой дерьмовой ситуации? Силуэт Десмонда, помеченный ярким светом фонаря, был уже совсем близко, и Аластор, шепнув твердое «просто доверься мне», резко поставил Катрин на ноги, отчего та взывала от боли, приставив к ее виску пистолет и решительно, стоило Десмонду подойти ближе, произнес: — Стой там, или я пристрелю ее. — Валяй, — пожав плечами, бросил Десмонд, метнув в напрягшуюся Катрин гневный взгляд. Аластор не подал виду, хотя мысленно уже признал поражение. И он, и она — оба понимали, что это был последний шанс, и он был истрачен бездарно. Аластор стоял как вкопанный, продолжая сверлить Десмонда решительным взглядом, а сам внутренне содрогался, растерянный и совершенно недоумевающий. Никогда он не мог подумать, что так привяжется к человеку. — Ты не сможешь сделать этого, — насмешливо бросил Десмонд, столкнувшись с полным бездействием, и он был чертовски прав. Аластор не сможет убить Катрин, и это было паршиво и гнусно. Эта женщина разожгла в нем дикое пламя, она утянула его в настоящее безумие — куда более жуткое, чем то, которым он жил некогда в одиночку — и крепко привязала к себе. «Ты мой, а я твоя». — Все кончено. Вы проиграли, — холодно, едко выплюнул Десмонд и выстрелил без колебаний — пуля насквозь пробила череп Аластора, и тот, истекая кровью, безжизненно рухнул на землю. Катрин с ужасом попятилась назад, из последних сил удерживаясь на ногах, и окинула его тело полным слез, боли, гнева и обиды — всевозможных чувств, что сейчас подобно яду медленно пожирали ее душу, стирая ее в пепел и кровавые ошметки — взглядом. Все внутри закипало, и она, содрогаясь от слез, медленно обернулась на Десмонда. — Моя дорогая женушка, — насмешливо бросил тот, — вот и все. Кончились твои похождения: пора возвращаться домой. В тюрьму, точнее, в твоем… — Заткнись! — сорвавший на рев, выпалил Катрин, чей взгляд горел синим, беснующимся гневным пламенем, а лицо исказило неподдельное отвращение и презрение. — Я не твоя жена, и никогда ею не была! Ты — никто для меня. И ничто, — ноги дрожали от боли и холода, но она продолжала стоять, прожигая десмонда яростным взглядом. — Ты испортил мою жизнь, и ты отнял у меня все, что мне было дорого. Мерзкий ублюдок, — Катрин выстрелила, решительно поджав губы, и окинула труп Десмонда с неистовым отвращением и ненавистью. А затем обернулась на Аластора, чьи карие, лишенные жизни глаза невидящим взглядом смотрели в темное звездное небо. На губах застыла ухмылка. Даже в последние минуты своей жизни он успел посмеяться над этим гребаным миром. Тогда Катрин упала-таки на колени, болезненно простонав от очередных дискомфортных ощущений в ране, которые она быстро позабыла, стоило ей осознать все происходящее. Душевные муки сейчас перевешивали все, что только можно. Катрин помнила, как Аластор каждую ночь позволял ей оставаться в его доме, кормил собственноручной выпечкой, которую она так сильно любила, считая его поистине талантливым кулинаром, поил ароматным кофе и проводил душевные, философские беседы, в которых она постигала не только его, но и свое собственное безумие. Она всхлипнула, судорожно выдохнув, и переплела свои пальцы с его остывшими, безвольными. Катрин помнила, как его рука лежала на ее талии во время танца… Они танцевали много, и неважно, был повод, или нет. Аластор всегда говорил, что для праздника не нужен повод — лишь желание и стремление к развлечению. Она крепко зажмурилась, вновь всматриваясь в его лишенное проблеска жизни лицо. Катрин помнила, как он снял бриллиантовое кольцо с холодных пальцев тела Рейчел и подарил ей, сам надев на ее руку. «Мне стоит расценивать это как предложение?» «Можешь и так». Вдалеке послышалась полицейская сирена, меж стволов деревьев замелькал свет фар, но Катрин было плевать. Пытаться спастись не было смысла. «И мы не расстанемся до самого конца». Это и был конец.***
Катрин неспешно попивала вино из бокала и затягивалась сигаретой, когда в дверь ее номера постучались, громко, бодро и настойчиво; и она едва ли не подскочила с места, гадая все самое лучшее и самое худшее одновременно. — Войдите. Это определенно была ее лучшая догадка: в дверях собственной персоной стоял никто иной, как сам Радио-демон — нет, глупое прозвище — Аластор. Широкая, показавшаяся ей до неприличия лицемерной ухмылка все также была на его лице, не покидая его с самого первого дня в Аду. Катрин не знала, было ли это связано с его смертью, или это было персональное решение Аластора, однако гадать сейчас не хотела. Гораздо сильнее были негодование и ликование. Он пришел сюда… Неужели догадался? Катрин тихо усмехнулась самой себе под нос и, вскинув одну бровь, произнесла: — Вина? — Спасибо, дорогуша, не откажусь, — Аластор присел в кресле напротив, и Катрин подхватила с небольшого столика еще один пустой бокал, хорошенько наполнив его спиртным — она помнила, что Аластор любил выпить, — и протянула его демону. Тот, не сводя с нее пристального взгляда, медленно сделал глоток. — Зачем же ко мне пожаловал один из самых могущественных демонов Ада? — с легкой усмешкой произнесла Катрин, бросив в пепельницу докуренную сигарету. Аластор не мог ошибиться: это, несомненно, была она. Былые годы он старался не вспоминать и не думать, полагая, что они, вероятно, больше никогда не встретятся; однако теперь память все активнее подбрасывала ему фрагменты прошлого. Те же жесты, то же слегка надменное и одновременно безразличное, словно она презирала весь мир и возвышалась над ним, выражение лица, та же манера речи… — Будто бы ты не догадываешься, — в той же манере отозвался Аластор, — Катрин. Она в ответ усмехнулась, шумно выдохнув. — Восемьдесят шесть лет назад ты оставил меня, — с горькой полуулыбкой произнесла Катрин, устремив задумчивый взгляд в сторону, — а я спустя два года отправилась следом… Не верится даже, что, чтобы наши дороги пересеклись, потребовалось так много времени. — Разве это еще имеет значение? — слегка пожав плечами, произнес Аластор. — Все в любом случае уже случилось. И неважно, что было до. — Нет, важно, — резко отозвалась она, нахмурившись. — Я несла все это в себе изо дня в день. И оно отравляло меня. Аластор прекрасно понимал, о чем она говорит — ее прошлое. Катрин не слишком хорошо была в том, чтобы отпускать. Она умела убегать, прятаться, но не разрывать, и он заметил это за ней давным давно. — Я искала тебя все это время. Она сменила личину, но совершенно, казалось, не изменилась внутри. Аластор хорошо понимал людей, но более того — он отлично знал Катрин. Она, встретившись с молчанием, откинулась на спинку кресла и достала очередную сигарету. Разожгла пламя на кончиках пальцев и затянулась. — Расскажи мне, дорогуша, — обратился вдруг Аластор, закинув ногу за ногу, — что произошло после моей смерти? — Не многое, вообще-то, — пожав плечами и нахмурившись, обронила Катрин. — Я пристрелила Десмонда, а потом… потом меня ждала тюрьма.***
В 1933 году Катрин Хиллс (в девичестве Гриффин) была арестована и взята под стражу до окончания расследования серии преступлений, совершенной ею и ее напарником, Аластором. Впрочем, много работы не требовалось: она добровольно созналась во всем и подтвердила показания Маргарет Галлиани. Главными мотивами своих преступлений она назвала «скуку, алчность и внеземную любовь». Катрин Хиллс была приговорена к пожизненному заключению в женской колонии Нового Орлеана, где за свое недолгое пребывание успела учинить немало беспорядка. Драки, кражи, неподчинение охране — все это активно практиковалось ею в годы заключения. Вскоре она вдруг углубилась в религию, начала читать Библию и о чем-то неустанно молилась. Ходили слухи, что она просила самого Сатану воссоединить их с любимым в Аду. В 1935 году Катрин Хиллс покончила жизнь самоубийством.