***
Четвертый день стал знаменательным. Пришел доктор Ичиро, чтобы проверить результат. С Канхьо сняли очки, и парень открыл глаза. Чудо из чудес! Он видел! Видел все! Мутно, словно только что проснувшийся, но видел. С неподдельной радостью доктор поздравил его с успешным результатом, а Реисэцу только вздохнул с неимоверным облегчением. Если бы он видел лучше, то почти наверняка бы увидел улыбку Айзавы, который зашел к нему, разговаривая с директором Незу. Парень поблагодарил и учителя, и антропоморфную крысу, причем очень искренне, на что они лишь сказали, что ему следует воспринять это как должное, и снова пожелали скорейшего выздоровления. После этого Айзава написал старосте своего класса радостную весть и удалился до воскресенья. Когда Реисэцу выписали, учитель провел его к такси, на котором он приехал в «Мейяку» неделей ранее и приезжал на протяжении всей недели, чтобы навещать своего студента. Машина доставила их в отель, где парень впервые за всю неделю нормально поужинал, но на этот раз уже с аппетитом. Билеты уже были забронированы, вылетали они в пять вечера, так что чемоданы надо было собрать немедленно. Но они были собраны. Постарался Сотриголова. Теперь оставалось только ждать около получаса, в течение которого парень успел воспользоваться каплями. По две капли, каждые три часа. Этого забывать нельзя. В девять они уже были в Мусутафу, а в девять двадцать — в квартире Реисэцу. Повезло еще, что Айзава все это время хранил ключи у себя. Он отказался от вежливого приглашения в гости и серьезно попросил студента отдохнуть как минимум неделю. Тот вроде как согласился, а потом настал час капель. С трудом, словно окаменевшими ногами, он пошел в ванную, не включая свет, потому что это было противопоказано. Он только оставил дверь открытой, с включенным в коридоре светом, а когда закапал... Как долго он прожил без кофе? Неделю?! Кошмар! Неудивительно, что он почти валится с ног. Опираясь о стены, как человек с тяжелой лихорадкой, он пошел на кухню, а точнее — в лоджию. Для этого пришлось пересечь свою комнату, полки и стол в которой успели покрыться пылью. В кофеварке осталось немного кофе, на две маленькие чашки. Но этого было совсем недостаточно. Но достаточно, чтобы протянуть еще немного. Так он выпил... Не чашки, куны и чаны, друзья и соседи. Он взял миску, в которой обычно ел суп, а потом насыпал туда полную столовую ложку молотого кофе, а после — залил кипятком. После выполненных процедур он приложил дымящиеся ледяным туманом руки по бокам миски и охладил настолько, что по краям кофе покрылось коркой льда, которая благополучно была испарена. Он осушил миску в один присест, сам поразившись своей жажде. Иной раз он мог посчитать себя вампиром, который вместо крови пил кофе, а если бы он сдал свою кровь на второй анализ, то почти бы не удивился, что там почти чистый кофеин. Так что кофеиновый вампиризм мог казаться чем-то даже возможным при условии, что он бы высасал кровь у своего двойника. Он выпил еще две миски кофе, и вроде как даже стал чуть бодрее. Пользуясь случаем, он взял ноутбук, протер его, а потом зашел на свой сайт. После операции не рекомендовалось засиживаться перед гаджетами, но работа не менее важна, тем более сейчас, когда он был готов схватиться за волосы от досады: все эти полторы недели заказы приходили и приходили, накапливались и накапливались, потому что хозяин напрочь забыл нажать на одну кнопку, которая выводила предупредительную надпись, сообщающую клиентам, что скульптор сегодня не работает. Огромное количество заказов, по меньшей мере сорок. Ужасно то, что некоторые заказы уже исчерпали свои даты: какие-то нужно было доставить три дня назад, какие-то — часов пять. Но самое, САМОЕ ужасное — заказы леди Рьокусо. Пожилая женщина, один из самых известных дизайнеров одежды на островах Японии, давным-давно заказала ледяных лебедей, а учитывая тот факт, что одних и тех же заказов от нее было много, она явно недоумевала, почему вдруг ее любимый скульптур перестал отзываться, чего не делал раньше. С паникой Реисэцу схватился за свой телефон — обстоятельства только сейчас заставили его вспомнить о нем, и парень с ужасом для себя обнаружил, что зарядка села. Судя по всему, давно. Он бегом направился в свою комнату, нашел зарядник, подсоединил гаджет и включил его. Как и ожидалось: пропущенные от леди Рьокусо. Причем немало — 29, и она звонила каждый день. В последний раз — около часа назад. На тридцатый он ответил. Да, детка, женщина эта хоть и старая, но настойчивая. Пытаясь унять дрожь, он ответил, и произошел примерно следующий диалог: «Алло? Леди Рьокусо?» «Вы только посмотрите, кто мне ответил! Это же сам Реисэцу! Реисэцу-сан, где вы пропадали, извините меня за дерзость?» «Пожалуйста, простите за причиненные неудобства, но сейчас я все вам объясню: эти полторы недели я провел в Токио, чтобы сделать лазерную коррекцию зрения, та...» «Коррекция зрения? Вот оно как, а я-то думаю, куда он пропал? Ну, как прошла операция?» «Она прошла успешно, спасибо. Могу я задать вопрос?» «Конечно, Реисэцу-сан». «Вы еще ждете свой заказ?» «Если это не принесет вам неудобства, то я бы хотела получить своих любимых лебедей». «Мне не трудно, поверьте. Я доставлю их завтра рано, потому что мне еще нужно в Юэй». «Конечно. Когда вы заедете?» «Очень рано. Возможно, в пять утра, если не раньше». «А почему так рано, позвольте спросить?» «Понимаете, заказов сейчас — просто не сосчитать, как и людей, которые сейчас, наверное, поминают меня благим словом и желают разорвать на части. Мне также нужно позвонить тем, чьи заказы я не выполнил и объясниться им». «Вот как. Понимаю, Реисэцу-сан. Ну, увидимся завтра». Он позвонил остальным людям, как и сказал женщине. К своему удивлению и удаче, все отнеслись с пониманием, даже поблагодарили его, когда тот сказал им, что в качестве своеобразной компенсации их следующие три заказа будут бесплатными. Да, вежливые люди, и Реисэцу от голода не умирает, хоть работа и неофициальная, но доход высокий, аж завидно. Даже несправедливо высокий, потому что его иногда посещала стыдливая, темная мысль о том, что он обдирает людей. Само слово звучало как-то противно, и его никак не хочется не то что произносить, но и мысленно воспроизводить в голове. Он снова задумался о понижении цен, может, на четверть, как минимум. И как минимум клиентов прибавится на 25%. Впрочем, почему нет? На банковский счет (да-да, у него есть свой счет и кредитная карта) у него начисляется несколько сотен тысяч иен, возможно, он недалек и до миллиона, возможно, он — четвертый «богатенький» в классе (Яойорозу, Тодороки и Иида), но несправедливо богатый. Такую бы совесть многим депутатам, ага. Решено: он снизит цены, сделав свои творения доступными и для более бедных слоев населения. Может, от этого доход даже повысится? Если так, то это хотя бы будет справедливее. Он зашел в комнату, обустроенную под мастерскую. Там был кондиционер, включенный круглые сутки, и работал он на ура и при его отсутствии. Настолько хорошо, что дверь примерзла, и ему пришлось сублимировать наледь, что покрывала дверную ручку. Вся комната была покрыта льдом, и это было видно даже сквозь очки. В углу стояли припасы (по понятным причинам он не пользовался холодильником, занося в мастерскую все продукты), также замерзшие, но не испорченные. Например, курица, которую он хотел сварить сразу же после прихода домой, но полторы недели назад. Там были статуи людей и животных, которые должны были оказаться у заказчиков несколько дней назад, но теперь они были непригодны, и он превратил их в морозный пар, освобождая место для новых творений. Шесть лебедей заняли у него полчаса, но зато какой результат! Расправленные крылья на кончиках плавно переходили в белый, как и головы и кончики хвоста. Все остальное было прозрачным, словно алмазы, и именно умение регулировать плотность льда делала его творения такими красивыми. Леди Рьокусо точно оценит это, в этом сомневаться не стоит. А теперь нужно приступать к остальной работе, заказов на завтра еще семь. После этого он принялся заниматься тем, что, в принципе, должен был сделать изначально: душ. Причем принять нормальный душ, со всеми удобствами, и как следует почистить зубы, потому что он понимал: его дыхание сейчас мертвого поднимет. Даже стало стыдно, что в таком виде он просидел несколько часов в самолете. Позор, просто позор, хоть это и было не его виной. В конце концов он лег спать за полночь, перед этим отдраив квартиру. Уставший, но чистый.***
За ночь он встал только один раз, и то лишь потому, что нужно было провести обязательную процедуру закапывания в глаза восстановительной роговицу жидкости, которая приятно смачивала склеру. Он снова выпил кофе, миской, где-то шесть, а потом посмотрел на время — 5:23, леди Рьокусо, должно быть, уже ждет его. Он оделся в свою повседневную одежду — джинсы и футболку — и вышел на улицу. Город был пуст, а небо было закрыто плотным слоем облаков. Утренняя погода выдалась пасмурной и холодной, но Реисэцу этому только радовался. Любовь к пасмурной погоде обуславливалась его причудой, как и у Рей Тодороки, если верить ее сыну Шото. А лебеди, наложенные друг на друга (они не ломались, он хорошо постарался), удерживались его руками с поразительной легкостью, словно они были из ваты. Идти нужно было довольно долго, если пешком, но утренняя прогулка ему нравилась. Пожалуй, это был самым лучшим случаем, потому что все это время не вставать с больничной койки — почти что пытка. И вот, он стоит перед огромной аркой из черных решеток, с позолоченными на верхушке острыми стрелами. За воротами был величественный особняк, окруженный большим садом и цветами. Именно здесь и должны были стоять ледяные лебеди. Впрочем, у хозяйки был очень хороший вкус. Парень нажал на кнопку на стене, после чего раздался звонок. Едва он смолк, через динамик послышался голос женщины. Бодрый, словно она проснулась час назад. Впрочем, в свои шестьдесят лет леди Рьокусо была бодрячком, и, насколько помнил Канхьо, она была очень активной, даже могла заниматься спортом. Ворота открылись, впустив скульптора. Огромные двери особняка также открылись, и на улицу вышла женщина, ростом дотягивая лишь до бедер парня. На ней был махровый халат, нежно-розовый, а седые волосы были собраны в традиционный японский пучок, крестообразно пронизанный двумя золотистыми спицами. Едва женщина увидела своего любимого скульптура, радостная улыбка исчезла. Она выпучила глаза и обеими руками прикрыла рот, чтобы не закричать. Канхьо сразу понял, что она поразилась его внешнему виду: изоляция в больнице плохо сказалось на нем, и он заметно побледнел. «Реисэцу-сан! Какой ужас!» «Леди Рьокусо, я...» «Вы больны? У вас лихорадка? Вы выглядите просто ужасно!» Женщина подбежала к нему, когда тот опустил ледяных лебедей на землю. Женщина принялась внимательнее рассматривать его. «Я полторы недели пролежал в больнице. В темноте, чтобы не травмировать глаза. Это на мне сказалось, как видите, но я не чувствую себя больным». «Вы в этом уверены, Реисэцу-сан? Уж больно вы похожи на — простите — человека с начальной анорексией. Вы заметно похудели». «Худоба — лишь на время, леди Рьокусо. Через несколько дней я буду в полном порядке». На том женщина успокоилась. Канхьо, взяв лебедей все с такой же легкостью, принялся ставить их на места, на которые ему указывала леди Рьокусо. Окончилось все быстро, на удивление, потому что, как человек с утонченным вкусом, женщине могло прийти не по душе даже то, что голова лебедя было повернуто даже на градус дальше, чем следовало. Может, она не хотела принести ему лишние неудобства? Вполне возможно. Две статуи «плавали» в искусственном пруде, еще две — охраняли вход в сад, а оставшаяся пара была в самом саду. Растаяли бы они как минимум через неделю, потому что Канхьо умел подпитывать статуи холодом, который держал во льду минимальную для его существования температуру. Вежливо отказавшись от платы, он удалился, чтобы доставить другие работы еще нескольким адресам. На это у него ушли часы.***
Он обошел почти весь город, и за это время ему пришлось дважды остановиться, чтобы увлажнить глаза целительными каплями. Мусутафу успел проснуться, погода стала более ясной и солнечной (его это немного огорчило), а утренний туман немного отступил. Домой вернулся, пожалуй, вымотанный, а потом вспомнил, что забыл позавтракать. Немного глупо, но не для человека, который из-за причуды не чувствует голод и жажду. В академии уже шел первый урок, кажется, английский язык Сущего Мика, а потом должен был быть урок искусств Полночи. Придется прийти значительно позже, чем обычно, а перед уроками посетить Исцеляющую Девочку. Она, если верить словам Айзавы, знает, что ей предстоит вылечить его глаза. Повторно. Завтрак был довольно калорийным. Этого требовало лечение у медсестры Юэй. Яичница, бекон... и кофе. После трапезы он зашел в свою комнату, открыл гардероб и достал брюки, из которых он переоделся, когда должен был лететь в Токио. Он привел их в порядок, разгладил и достал из того же гардероба рубашку, красный галстук и серый пиджак: запасные. После он начал шарить поглубже и откопал вторую сумку — светло-коричневую и немного потрепанную. Туда он складировал тетради, найденные книги, которые могли пригодиться на сегодня и несколько шариковых ручек. Наконец, он был готов, и надо было торопиться, потому что к концу подходил урок Полночи. Однако его остановило еще кое-что — туфли, а также ремень. Последний едва держал брюки, так что пришлось искать новый. Благо что он был, с еще бо́льшим количеством отверстий, так что теперь штаны держались как надо. А вот обувь надо было протереть: на них были капли засохшей крови. Пришлось очистить их влажными салфетками, а после — в путь. До Юэй он дошел примерно за пятнадцать минут. Если судить по часам, то урок заканчивался через пять минут. Отлично, он успеет к третьему, только сначала пойдет к Исцеляющей Девочке. Коридоры были чистыми и пустыми. Не было даже уборщиков. Он хорошо понимал, что успел соскучиться по академии, даже глядя на все через темные очки. По лестнице он пошел наверх. Где-то находился кабинет медсестры, и нашел он ее довольно быстро, потому что старушка разговаривала с кем-то. Вроде как не пациент, и не учитель. Кажется, она кого-то чему-то учила. Это была девушка в белом халате, и разговор она вела именно с ней. Медсестра отвлеклась на стук и повышенным голосом сказала войти. Как только дверь открылась, она, как и леди Рьокусо, прикрыла рот руками, сдерживая крик изумления: в кабинет вошел болезненно худой и бледный студент, в котором лишь по белому локону в черных волосах узнавался Реисэцу. Толком не дав ему поздороваться, Исцеляющая Девочка продолжила уже вслух ужасаться его внешним видом, и даже наругала, что тот не сидит дома. Она посчитала его настоящим безумцем и прямым текстом сказала, что он умрет, если она использует на нем свою исцеляющую причуду. Девушка стояла и удивленно смотрела на пациента, а также на свою бабушку, с которой она должна была работать новой медсестрой. Ее бабушка велела студенту... Нет, не возвращаться домой и отдыхать. Она приказным тоном сказала ему идти в столовую и перекусить. Она даже слушать не хотела оправдания парня, что он уже поел и упрямо настаивала на своем. В конце концов Реисэцу вышел в коридор, и как раз в этот момент прозвенел звонок. Он пошел в свой класс, ожидая встретить одноклассников или учителей — никого. Остальные студенты шли и, казалось, не замечали его. Но Канхьо это не волновало. Он просто вошел в класс, увидев знакомые сумки, а потом пошел к пятой парте второго ряда, который уже давно пустовал, и положил свою сумку, после чего неспешно вышел наружу, идя уже вниз, в столовую, чтобы позавтракать во второй раз. А по дороге даже увидел деформированные руки Шоджи и двухцветные волосы Тодороки. Догонять их он не решился, понимая, что все равно присоединится к ним в ближайшее время. В столовой был шум, но не такой громкий, какой бывал обычно, и это было странно. Реисэцу немного удивился, увидев свой класс, сидящий за огромным столом очень близко к параллели «Б». Куда более странным было их поведение: они общались, смеялись, шутили, словно это был один огромный класс, а не два разных. Хоть они и раньше общались, сейчас они вели беседу куда более оживленно, и ему захотелось узнать, что же они обсуждают, но сначала он возьмет перекусить, а потом подсядет к ним, места есть. Но что бы взять? И что это за бумажные стаканы разной высоты почти на каждом подносе, покрытые пластиковыми крышками с питьевыми отверстиями? Странно, такого раньше не было. Видимо, что-то произошло, и он намеревался узнать. — Всегда было интересно, как работает лазерная коррекция. Голос Тору. Само собой, этот девичий голос принадлежал его невидимой однокласснице. — Мне тоже. Интересно, что чувствовал Канхьо? А это — Маширао Оджиро. И как же он сразу не заметил его хвост с блондинистым пучком на конце? — Я расскажу тебе, если так интересно, — сказал ему парень, стоя у него за спиной. Наступила оглушительная тишина. Оджиро и Тору вздрогнули и боязливо повернулись, увидев своего одноклассника в темных очках. Бледного, худого, со впалыми щеками, что делало его похожим на узника концлагеря. Выглядел он, если мягко, совсем нездоровым. — А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! — пронзительно завизжала одна девушка, которую Канхьо чуть не порезал ножом, заставив Моному отбросить его в сторону одним ударом. — БЕ-Е-Е-Г-И-И-И-Т-Е-Е-Е-Е-Е!!! Она вскинула свой обед вверх, вызвав дождь из нарезанных овощей, после чего спешно ретировалась куда глаза глядели. Остальные студенты последовали ее примеру и, крича от страха, разбежались кто куда, как бараны от вида волка. Реисэцу с неподдельным удивлением наблюдал за ним, и в голове промелькнула немного комичная (я действительно так ужасно выгляжу?) мысль, но и логичная, если вспомнить реакции леди Рьокусо, Исцеляющей Девочки и некоторых прохожих, которые предлагали ему провести его в больницу. — К-К-КА-КА-КА-КАНХЬО-КУН???!!! — завизжала Хагакурэ с огромным удивлением. — КАНХЬО?! — хором отозвался класс «А». Вроде как только «А». — Я тоже рад вас всех видеть, — сказал парень в очках. — Ты же должен отдыхать! — сказал Оджиро. — Я достаточно отдохнул. Можно я пройдусь? Парень, смутно понимая, что боится одноклассника, (беги!) отошел в сторону, дав ему пройти к буфету. Странно, но он вел себя так, словно ничего не произошло, и даже поблагодарил его, что тот выполнил его просьбу. Взяв тарелку с двумя котлетами и кофе в бумажном стакане, (да откуда же они взялись?) он повернулся, чтобы пойти в сторону одноклассников, при этом совсем не ожидая, что они сами подойдут к нему с очень встревоженными лицами. Среди них были даже трое из «Б» (Тецутецу, Кендо и Шиозаки. Во время отсутствия Реисэцу девушкам исполнилось по 16 лет). — Слушай, — боязливо сказал Деку, стоя почти во главе, — ты как? Парень немного удивился такому беспокойству в свою сторону. — Нормально. — Голова не кружится? Слабость? Утомление? — Говорю же, я в порядке. — Но ты бледный, как смерть! — не удержалась Яойорозу. — Давайте лучше сядем и поговорим за столом. Без лишних слов они послушались его. Даже Бакуго, который сам удивился этому, как и тому, что вместе с остальными подбежал к однокласснику. Пока они шли, другие студенты опасливо поглядывали на Реисэцу из углов. — Ну? — сказал Канхьо, садясь. — Оджиро, тебе еще интересно узнать, что я чувствовал? Он слабо кивнул. И Реисэцу заметил на его лице страх и напряжение. Он заметил это на лице каждого ученика. Кажется, ими даже пропах воздух? — Совершенно ничего, — коротко сказал Реисэцу. — Лишь то, что мне на глаза поливали специальную жидкость, чтоб они не просохли, и ничего более. О, и запах после операции. Как будто сгорела кожа. Неприятный, скажу я вам, как и ощущения, словно в глазах плавали камушки, вызывая обильное слезотечение. — И-и все? — с дрожью в голосе спросил Каминари. — Ничего больше? — Очки. И отдых в темной палате. Больше ничего. — А в Токио красиво? — спросил Минета, за что получил пощечину языком Асуи за некорректный вопрос. — Не могу сказать. Там было темно. Шутка получилась мрачной (упс, опять) но она смогла немного разрядить обстановку. — Айзава-сэнсэй сказал, что мы сможем увидеть тебя только через неделю, — сказал Иида. — Я тоже сначала так думал, — сказал Реисэцу, — но я был не таким уставшим, так что решил прийти раньше. — Он тебя не отправил домой? — Я его не видел. Никого из учителей. Также я сразу пошел к Исцеляющей Девочке, но она чуть ли не пинками выгнала меня, сказав, что я подписываю себе смертный приговор, раз решаюсь лечиться у нее в таком виде, так что она сказала мне перекусить... во второй раз. Студенты, увидев, что «Сатана» пребывает в хорошем распоряжении духа, немного успокоились и начали возвращаться на свои места, поглядывая на Реисэцу и не теряя бдительность. Парень это увидел, потому спросил у одноклассников: — Что это с ними? — Уф, ты видишь, — облегченно сказала Урарака, словно заметила это только что. — Знаешь, мы все это время чуть с ума не сошли. — Из-за меня? — спросил он с небольшим удивлением. Что-то сегодня много чего удивительного происходит. — Конечно! — сказал Изуку. — Ты не представляешь, как мы все обрадовались, когда Иида сообщил нам об успешно проведенной операции. Кстати, как сейчас твое зрение? — Отлично. Превосходно. Сейчас ты, наверное, посчитаешь это глупым, но я только сейчас заметил, что у тебя веснушки. Те немного посмеялись. — Я даже не замечал, что линзы помогали не полностью. И еще — вы не ответили на мой вопрос: почему все такие напуганные, включая вас? — Он повернулся к хмурому Кацуки. — И откуда у Бакуго такие страшные синяки на шее? Его душили или как? Теперь даже он уставился на него с удивлением. Чистым удивлением, без примеси гнева или презрения. Также этот вопрос услышали остальные учащиеся из «Б». — То есть? — спросил Хоненуки (парень без губ). — Ты не помнишь? — Что? — И даже не заметил, что столовую отремонтировали? — задал вопрос Серо. — В каком смысле «отремонтировали»? Что тут произошло в мое отсутствие? Снова боязливые взгляды, на этот раз с толикой недоверия. — Расскажи все, что ты помнишь, — сказал Тодороки. — После того, как надел линзы. Парень немного поморщился, словно услышал что-то гадкое, но в гримасе была фантомная боль. — Как будто глаза протыкали огненные иголки, — сказал он. — Помню лишь адскую боль, а потом чей-то голос, который говорил, что Монома что-то сделал с моими линзами. — Этот голос принадлежал мне, — сказал Шото. — Монома написал на контейнере какой-то каламбур, и, как мы потом поняли, он подлил в раствор для линз капли перца Чили. — Точно! — воскликнул он. — Голос... Ты, то есть, говорил и это. Вот потом я уже ничего не помню. Что потом было? — Было ужасное, — сказал Каминари. — Ты сначала рыдал, прижимал к глазам руки, у тебя шли кровавые слезы, а когда ты убрал руки с глаз, то белки у тебя были красными от крови. Ты закричал типа «МО-О-О-НО-О-О-О-О-О-МА-А-А-А-А-А-А-А!!!» и двинулся к выходу — мы были в уборной — а потом открыл дверь. Выбил, то есть: схватил ручку, притянул к себе, снял с петель дверь и оторвал ручку, потому что она открывалась от себя. — Я и Иида пытались остановить тебя, — продолжил Тодороки. — Каминари поспешил к Исцеляющей Девочке, Минета пошел предупреждать Моному, чтоб тот спасался. А ты просто стал неудержимым, потому что голыми кулаками разбивал мой лед. Даже Иида не смог тебя удержать. Минета: Я додумался добежать до громкоговорителя и предупредить Моному, но случайно выдал его местонахождение. Иида: Вот тогда и началось самое страшное. Яойорозу: Ты гнал его по кругам, разбивал заборы, швырял столы, периодически хватался за глаза и кричал... Джиро: Вот это у тебя связки, конечно. Аж завидно. Тодороки: Люди были парализованы страхом. Особенно тогда, когда ты смотрел на них. И на нас. Ашидо: Это было нереально страшно. Серо: И ты расквасил Мономе нос. Причем настолько, что его лицо стало почти плоским. Каминари: Он еще подставил железяку, за которую ты схватился зубами, словно зверь. Мы охренели, когда ты прокусил металл. Реисэцу: Что я сделал?! Киришима: Реально, чел, ты прокусил гребаный металл! Я едва успел схватить тебя, потому что ты мог реально прикончить Моному. Без всяких преувеличений, ты почти что горел жаждой крови, и я не сомневаюсь, что ты бы в буквальном смысле загрыз его. Реисэцу: И ты сумел остановить меня? Киришима: Лишь задержать. Прикинь, только задержать! А ведь я использовал свою причуду на максимум! Перед этим Бакуго засобирался остановить тебя, но ты схватил его за шею, как куклу, и с такой же легкостью бросил в толпу, как и меня потом. Токоями: И ты рычал. Натурально, с рыками, как монстр. Монома испуганно кинул в тебя поднос, но ты схватил его на лету и бросил в него с такой силой, что тот воткнулся в стену, как в пенопласт. Тецутецу: С ножом было то же самое: он выставил его перед тобой, а ты ударил в его ладонь, заставив откинуть его и воткнуть в стену. Я уже молчу о том, что ты голыми руками ломал кафель, заборы и втыкал в стены стулья и прочее. И это все без причуды. Яойорозу: В конце концов тебя остановили учителя, причем с трудом. Кендо: Ты отбросил Секиджироу Кана с чудовищной силой, чуть не убил Сущего Мика, разбросал клонов Эктоплазма и проламывал стены Цементоса. Айзава смог задержать тебя своими лентами, и их пришлось держать толпой. В конце концов Леди Полночь смогла тебя усыпить. Каминари: Шоджи спешно отвел тебя в медпункт, а директор Незу удалил записи с камер и отпустил нас по домам. Моному исключили. Канхьо слушал рассказ, стыдясь и пугаясь. Кажется, именно это чувствуют люди, которые напиваются до беспамятства, а утром слушают рассказ, как они себя вели, будучи пьяными. Реисэцу тоже был пьян. Пьян гневом, из-за которого он превратился в машину для убийства, и это опьянение, пожалуй, было хуже, чем алкогольное. Неужели, неужели он действительно устроил погром? Разве он на такое способен? Был способен? Почему просто нельзя жить нормальной жизнью, без психов, истерик, без ожога роговицы и перчичных линз? — Мне... — его голос был сиплым, но он быстро вернул ему обычный тон. — Мне нужно идти. Спешно встав, он быстрым шагом ринулся к выходу, все еще чувствуя себя виноватым. Но отнюдь не перед одноклассниками, а перед параллелью. И он даже не узнал, что бумажные стаканчики — причуда нового буфетчика.***
Третий урок был уроком Сотриголовы. Канхьо все это время сидел в классе, обдумывая услышанное, как вдруг открылась дверь. Он встретился взглядом с Айзавой, за которым зашли его одноклассники, удивленные его реакцией на рассказ. Мужчина был в недоумении, потому что твердо верил, что его ученик сейчас сидит дома и выздоравливает, а не ждет урок в классе с опущенной головой. — Реисэцу, — сердито сказал он, — разве мы не договорились? — Простите, Айзава-сэнсэй, — сказал он, — но я не могу сидеть дома. Просто не могу. — Почему же? — Я пропустил слишком много. У меня нет желания отставать от программы. — Неоправданная причина чтобы губить себя, Реисэцу. — Я не настолько болен, Айзава-сэнсэй. Скажу даже больше: я ЗДОРОВ. Я смогу одновременно учиться и лечиться, поверьте мне, смогу. Мужчина вздохнул. Следя за происходящим, ученики расселись на свои места, гадая, чем же все это закончиться. — Ты был у Исцеляющей Девочки? — спросил он. — Она сказала, что не будет лечить меня в таком состоянии. — Скажи ей, что это необходимо. Передай мою дословную цитату, а также скажи, что этого требует директор Незу. И это не ложь. Также она даст тебе бумагу об освобождении от практических занятий на полигонах. Кивнув, он встал, медленно выходя из класса и поправляя очки. Урок начался без него, и длился без него почти двадцать минут, потому что Исцеляющая Девочка в чем-то была права: приходить лечиться в таком состоянии — самоубийство. Едва не теряя сознание, он сел на стул, пытаясь прийти в себя. Девушка стояла рядом с ним, ища в выдвижном ящике нужную таблетку, а потом, когда она заметила, что студенту стало лучше, налила ему воды и дала лекарство. Потом она отвлеклась на другого студента, у которого была порезана щека: неудача на тренировке. Она подошла к нему, попросила подставить щеку, а потом начала водить пальцем вдоль раны, не оставляя от нее и следа.Тахана Ханако
Геройское имя: ***
Причуда: Клеточное восстановление. Лечит раны, не оставляя шрамов.
Подросток, поблагодарив ее, вышел, бросив на Канхьо боязливый взгляд. — Вот, — сказала Исцеляющая Девочка, протягивая ему бумагу со штампом и подписью, — отдай ее Айзаве. Это освобождение на неделю. — Спасибо, — сказал он, взяв листок и встав. Голова уже не кружилась, все перед глазами прояснилось. И спасибо за это новой медсестре с дымчато-желтыми волосами с редкими черными прядями. — И еще, — сказала женщина, — используй капли прямо сейчас. Ускоренная регенерация этого требует. — Как скажете. Он вышел во вновь опустевшую академию. Не хватало мультяшного перекати-поле, чтобы точно показать пустоту, царящую в академии во время уроков. Таким перекати-поле он был в первый день поступления в Юэй, но вместе с Айзавой. Теперь он чувствовал себя им куда больше, направляясь в мужской туалет. Стоя перед дверьми, он вспомнил слова Каминари о том, что он выбил дверь. Снова это отвратительное чувство вины, хоть он и знал, что его вины в случившемся нет... Почти. А еще страх. Ему вспомнился тот случай, который произошел здесь раньше, когда тот надел линзы и его глаза налились кровью. Он отбросил эти мысли и открыл дверь. Все выглядело таким же, как и раньше. Снова черно-белые плитки в шахматном порядке, кабинки, жемчужно-белые раковины и зеркало на всю стену, что увеличивало размер помещения ровно вдвое. Канхьо вошел внутрь, с каждым шагом все больше и больше погружаясь в недавние воспоминания. Он вошел в одну кабинку, чтобы защититься от пока что губительного света, и ему это удалось. Если бы кто-то вошел в туалет в тот самый момент, то он бы увидел, как кто-то, находясь внутри одной кабинки, присаживается на корточки, а потом достает, вроде как, из внутреннего кармана пиджака какую-то склянку и пьет содержимое. Попался, пьяница из Юэй! Само собой, никто не вошел, никто не проспиртовывал свой организм. Канхьо снял очки, перед этим закрыв глаза. Он приоткрыл правый, закапал две капли, закрыл. Сделал то же самое со вторым, постоял две минуты с закрытыми глазами, а потом, не открывая их, принялся ощупывать пол в поисках очков, которые он случайно уронил. Нашел. Они благополучно оказались на его лице, но снова на секунду расстались с ним, потому что по щеке пошла беглая слеза из лекарства. Канхьо достал носовой платок, утер лицо и надел очки, после чего вышел наружу, чтобы вернуться на урок, но его что-то остановило. Зеркало. Да, внешний вид оставлял желать лучшего. Это было заметно даже через темные линзы. Возможно, стоит записаться в спортзал, где он тренировался до (для) поступления? Хорошая мысль, но следует с этим повременить. Неделю. Реисэцу подошел к одной раковине, чтобы помыть руки. Холодная вода потекла белой струйкой, которая приятно окатила пальцы и ладони парня. Он закрыл кран, заморозил руки, сублимировал наледь, и кожа стала гладкой и свежей. Полотенца — долой. Очки предательски соскользнули с глаз, упав прямо в мокрую раковину. Не беда, он быстро достал их, заморозил, сублимировал и засобирался надеть, но по человеческой натуре случайно посмотрел в зеркало. От вида своих глаз он едва сдержал крик ужаса.