Академия героев. Эволюция

      Лапы, торчащие из темноты, куда-то исчезли, словно их резко затянуло вперед. Глаза, которые взорвал Бакуго, остались, но лишь несколько, и продолжали смотреть куда-то вперед. Чудовище резко остановилось, как только заполучили новую добычу.        — Его пожрали... — с ужасом в голосе проговорил Куроиро, у которого дрожали колени. — Его...        — НЕТ!!! — заорал Деку снова, а потом со злости упал на колени и разрыдался. Использование Один-За-Всех могло бы в одночасье решить проблему, но все были так близко, что он мог их задеть. И еще: пока он с остальными бродил по лесу и искал учителей, в голове что-то явственно звякнуло, а странное чувство снизошло на него и не отпускало долгое время.       Мидория, лицо которого исказила злоба, поднялся на ноги и яростно посмотрел в темноту, не замечая обеспокоенных одноклассников, которые окружили его. Последние вдруг подались от него, почувствовав, как пространство вокруг Мидории начинает наполняться великой силой, а воздух начинает гудеть, словно насквозь заряженный статическим электричество. Их одежда трепыхалась, словно от ветра, но не было даже дуновения, а были лишь зеленые разряды молний, которыми искрился Изуку. Его тело засветилось и стало покрываться перекрещивающимися линиями розово-багрового цвета.       Так бы он и разнес весь лес и оставил бы на его месте кратер до ядра Земли, но он ощутил что-то неприятное, знакомое и на тот момент невозможное, — стерли причуду, и он мгновенно перестал лучиться феноменальной силой.       В темноте горели два красных огонька, чуть тусклее, чем паучьи глаза. Они были как две красные кляксы на черном полотне, а потом Асуи закричала:        — Канхьо там! — и указала пальцем куда-то в пол, забегая вперед с несколькими одноклассниками.       Он лежал на земле, обняв себя, свернувшись и сильно дрожа, словно его без остановки било током крайне высокого напряжения. Из-за холода (в такие моменты он ненадолго терял к нему симпатию) он не мог открыть глаза. Казалось, дрожала даже его душа, а дыхание вырывалось изо рта и носа густыми облачками пара, хоть теперь и было гораздо теплее, чем утром. И он, находясь почти в бессознательном состоянии, ощутил, как над ним кто-то навис и испуганно крикнул: «Он замерзает!» Судя по голосу, это была Асуи.       Холод стал отступать, но дрожь продолжала сотрясать его тело, хоть и чуть слабее. Тем не менее этого хватило, чтобы открыть глаза и увидеть...       АЙЗАВА!       Кто-то накинул на него плащ и просунул руку под ним, подняв на ноги без видимых усилий. Ноги дрожали, руками он крепко хватал себя за плечи, чтобы безуспешно согреться своими холодными руками.       «Ну хоть зуб уже не так болит».       Его поднял Шоджи. Он накинул на одноклассника свой немного грязный дождевик и положил одну руку ему на плечо, чтобы удержать его от следующего возможного падения. Высокий парень таращился на Айзаву, одетого не в ту одежду, в которой он с ними приехал, а в геройский костюм.        — Извини за это, Реисэцу, — сказал мужчина, но его взгляд был грозный. — Меры предосторожности, чтобы ты не искалечил Тамаки.       (Кого?)        — СЭНСЭЙ!!! — Весь класс «А», словно не услышав его слов, бросился к нему. Айзава, прекрасно понимая, что не сможет остановить в одиночку толпу, позволил им обнять себя. Девушки плакали, но уже от счастья, парни озабоченно спрашивали, где он с остальными был и где лесное чудовище, Бакуго орал: «ГДЕ ЭТОТ СРАНЫЙ ПАУЧАРА?!», но мужчина лишь поднял руку вверх, призывая всех замолчать.        — Тишина, — сказал он, а потом повернулся лицом к темноте. — Все идите за мной. Реисэцу и Бакуго, у вас неприятности.       Каччан встрепенулся, негромко хмыкнув от удивления. «ЧЕ???» — означал этот звук, а потом все повернулись к Канхьо, который стоял один и, все еще подрагивая, смотрел вслед уходящему классному руководителю.        — Что за?.. — Тецутецу почти обезумел. Его разум просто не мог справиться с таким количеством неожиданных событий. Парень схватился за голову и завыл: — ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ???!!!       Кода, что стоял рядом с классом «Б» и продолжал плакать, испуганно отскочил от Тецутецу. Его вывихнутая рука безжизненно болталась. Он плакал, не в силах остановиться, словно маленький ребенок, а в голове все еще стоял ужасный образ огромного чудовища, которого его разум успел себе представить.        — Нам все объяснят, надеюсь. — Киришима выглядел очень нервным и раздраженным. У него был такой вид, словно он никак не мог и не хотел верить в то сумасшествие, которое произошло в этом треклятом лесу. — Лучше пойдемте. Кажется, и «похищенных» никто не похищал.        — Именно, — долетел из тьмы голос Айзавы, который их ждал, стоя спиной. — Класс «А», класс «Б», не стойте столбами.       Они заставили себя двигаться вперед. Хоть и выяснилось, что не было никакого паука, идти туда почти никто не желал. Реисэцу стоял, оцепеневший, дрожащий, — Айзава переусердствовал с удалением причуды и продержал его без защиты от собственных сил слишком долго.        — Черт, Канхьо! — ужаснулся Тодороки, когда тот внимательнее посмотрел на одноклассника. — Что это с тобой?!       Реисэцу был наполовину обмерзший, в основном с правой стороны, как Шото, когда тот слишком часто баловался со льдом. Кожа (одежда оставалась нетронутой) была покрыта сверкающей бело-голубой изморозью, но впечатление у парня вызвало другое: наледь имела причудливую, красивую форму густо скопившихся снежинок, лучи и узоры которых налезали друг на друга и пересекались крест-накресь — Канхьо был похож на Эльзу, когда та спрыгнула в глубины Ахтохаллэна. Белые волосы, казалось, прибавили белизны, и они «заразили» соседние черные волоски инеем, что мигала и сверкала, как алмазная пыль.       Он посмотрел на свои испещренные снежинками ладони, отчетливо разглядев одну на правой, более замерзшей: белый шестиугольник, из углов которого наружу выглядывали по три стержня. Кончики всех пальцев были так плотно покрыты синей сверкающей наледью, что пальцы казались насквозь проледеневшими. Но наледь не стесняла его движения вообще, что странно, словно все эти странные следы были густой россыпью специфических ледяных родинок.        — Со мной такое уже было, — сказал он дрожащим от холода голосом, осторожно делая шаг вперед и пытаясь не упасть. Погрузившись в темноту, его глаза превратились в кляксы на черном полотне, по черной точке в густо-голубых радужках. — Когда впервые проявилась моя причуда.        — Это не опасно? — спросил Мидория, на что Канхьо немного дерганно покачал головой.        — Это пройдет. Я не могу сублимировать этот лед, и огонь тоже не может растопить его. Но со временем он исчезнет без следов.       Он всматривался в темноту, видя лишь знакомые ему спины, которые одна за другой скрывались в темноте, но не мог разглядеть незнакомца, которого сбил с ног. Как Айзава назвал его? Матаки? Такаки? Он хотел об этом узнать.       Появились удивленные переговоры не громче обычного шепота. В пещере пахло сыростью после дождя, было холодно, но не было ни сталактитов, ни сталагмитов, — пещера была чересчур аккуратной для естественного образования, но зато они уверенно шли вперед, ни разу не споткнувшись.       И она была довольно глубокой: метров шестьдесят точно, выдолбленная прямо в скале. А скала тоже искусственная? Как-то без разницы.       Внезапно все стихли, и он увидел черные силуэты, стоящие перед ним вплотную, в ореоле из холодного белого света. Тут стена, насколько он мог видеть, была ровной, неестественной.        — Пришли, — донесся голос Айзавы, отражаясь от стен характерным эхом. — Заходите сюда, за мной.       Движение возобновилось, но оно стало медленнее. Видимо, вход был не самым широким, так что там входило по два-три человека.       Так оно и было.       Довольной узкий коридор, едва выше двух метров, изнутри потолок, пол и стены были обиты железными пластинами, диаметр и пропорции которых идеально подходили для покрывающих ими поверхности. Она была довольно длинной, метров двадцать, и плавно уходила вниз, к стене, покрытой железом.       Айзава поднял руку, снова остановив студентов, и молча повернулся к левой стене, на котором, совсем рядом с тупиком, было повешено устройство, очень напоминающее микрокалькулятор. Сотриголова начал набирать комбинацию на электронном цифровом замке, и каждая нажатия клавиша, издавая характерный компьютерный «пик», на мгновение сменяла свой цвет с черного на холодный оттенок зеленого.       Внезапно стена, разделившись ровно посередине, раздвинулась в стороны, как двери лифта, и Айзава продолжил двигаться вперед, и звук шагов стал доноситься ниже, чем обычно: он спускался по лестнице.       Такие же железные ступеньки, но не слишком длинные, так что парни и девушки спускались один за другим. Снова коридор, но шире и короче, со встроенными в потолок флуоресцентными подсветками.       Просторное подземное убежище, выдолбленное в горе. Один сплошной зал с закрытыми дверями, которые были обозначены лишь кодовыми замками, один из которых открыл Айзава. Лишь слева, у самой стены был еще один коридор, потемнее, и вел куда-то дальше.       Правая дверь открылась, как лифтовая, и оттуда вырвался собачий лай, — бульдог Секиджироу Кана. Первой вышла, натянув на лицо вечно самодовольную улыбку, Полночь, в геройском костюме, следом — Сущий Мик, а хозяин собаки вышел последним. Трое встали в ряд, смотря на студентов и ничего не говоря. Не успел Айзава присоединиться к коллегам, как его опередила толпа.        — СЭНСЭЙ!!! — зашлись радостными криками дети из «Б», следуя примеру «А» и обнимая классного руководителя. Последний не возражал, но и не проявлял никаких чувств.        — Коджи Кожа! — Полночь хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание. — Исцеляющая Девочка и Ханако тебя ждут. Пойдем со мной.       Он еще хныкал, безуспешно баюкая свою руку. Лишь когда женщина позвала его повторно, он очнулся и недоверчиво шагнула к ней. Она терпеливо его ждала, а потом повела по коридору, где потом свернула налево.        — Наконец-то вы пришли! — услышали все голос Кендо, как только Немура скрылась из виду. Девушка вышла из дверей левой стены вместе со своими подругами: Цунотори, Шиозаки, Токаге, Янаги и Кодай. Тецутецу снова торжественно завопил и бросился к одноклассницам, вовремя вспомнив не прикасаться к набожной Шиозаки. Киноко Комори в слезах стала обнимать подруг.        — Мы... — хныкала она, обнимая их крепче, — мы... думали что вас...        — Успокойся, подруга, — сказала Ицука, осторожно хлопая ее по спине. — Мы в порядке.        — Кто-нибудь! — Киришима схватился за свои красные волосы, смотря на все безумными глазами. Остальные от него не отставали. — Нам объяснят, наконец, ЧТО ТУТ ТВОРИТСЯ?! ГДЕ ПАУК?! ЗЛОДЕИ?! КАК ВЫ СПАСЛИСЬ?! ААААААААААА!!!       Учителя молча переглянулись, а потом снова стали смотреть на подростков. Полночь показалась из-за стены и неспешно вернулась в ряд.        — Никаких злодеев и пауков нет, — сказал Айзава. — Как и отдыха на природе.        — Получили по арахнофобии? — хохотнул Сущий Мик. — На самом деле, это был заранее спланированный тест, задачей которого было проверить ваши действия в самых невероятных и неожиданных ситуациях. Устроить ложное похищение сильных героев и оставить детей беззащитными перед лицом опасности и смерти, — не самый плохой способ закалить молодое поколение.       Айзава, злобно прищурившись: И вы нас разочаровали. И первый, и второй класс. Вместо того, чтобы сплотиться, забыть о своей вражде, сосредоточиться на поисках и тщательного планирования действий вы стали убегать от своих и даже биться.       Мужчина посмотрел на своих учениках. Канхьо, все так же покрытый снежинками, восстановил свои причуды и вернул Шоджи дождевик. Возле снежинок кожа стала румяной, какой бывает, если задержаться на морозе. Двое с неприязнью взглянули друг на друга. Корень, что остался в десне, снова запел песню боли.        — Отдельно следует упомянуть, что этот лес — щедрый подарок Старателя для Юэй, — продолжила рассказ Полночь. — И Энджи Тодороки... А НУ ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ! Я ТУТ ВООБЩЕ-ТО РАССКАЗЫВАЮ!       Кендо, что шепотом пересказывала одноклассникам подробности о своем «похищении», резко вздрогнула и замолчала.        — Ну так вот, — резко успокоилась Полночь. — Энджи Тодороки попросил нас устроить вам такой тест, никого не предупредив. Помните случай, когда Яойорозу и Реисэцу похитили, а похитителями были они сами? Старатель попросил нас устроить нечто подобное, но, как он выразился, «не для слабаков». Потому он пригласил нашего выпускника Тамаки Амаджики и попросил его притвориться огромным пауком, потому что, опять же по его словам, — «пауков никто не любит».        — Неправда! — резко и с жаром выкрикнул Камакири, а потом немного смутился.        — Ну, кому как, — сказала Полночь и, прикрыв пальцами губы, почти по-ведьмински захихикала.        — Старатель щедро угостил его экзотическими тайландскими блюдами из тарантулов, — продолжил Сущий Мик, — так что он и был тем самым чудовищем. А глаза... по лесу установили мимикрирующие прожекторы в форме паучьих глаз, которые сделала Мэй Хатсуме и дистанционно включала их, надеясь вас напугать. Самый большой прожектор был в пещере, и его можно было опускать и поднимать на железных тросах, опять же, дистанционно.        — Именно так! — услышали они голос Хатсуме. Девушка вышла из той же комнаты, что и учителя. В руках она держала маленький пульт со множеством клавиш, которыми она, исходя из объяснений Сущего Мика, управляла глазами. — Я так надеялась, что вы заметите моих деток! НО ВЫ ПРОШЛИ МИМО КАЖДОГО!       И девушка залилась смехом. Смехом веселым, но и немного безумным.       «Да что не так с этой девицей?» — тревожно думали подростки.        — Сэнсэй, — подняла руку Яойорозу. Девушка уже совсем не выглядела встревоженной. По ее спокойному виду можно было сказать, что она знала о тесте. — Можно узнать, где именно были спрятаны камеры видеонаблюдения?       Они снова переглянулись.        — Зови его, — впервые что-то сказал Секиджироу. Его слова адресовались Сущему Мику.       Мужчина в оранжево-коричневых очках повернулся левой стене, подошел к самой близкой к темному коридору двери и просто открыл их. Судя по всему, она была не заперта. Позвав кого-то пофамильно, он отошел от двери, и наружу через пару секунд вышел другой мужчина. Худощавый, высокий, в оранжевой клетчатой рубашке, голубых джинсах с цепью и кроссовках. «Молод душой» — видимо, такие слова могли в точности охарактеризовать мужчину, потому что ему на вид было лет сорок.       Но его нетипичный из-за причуды внешний вид удивлял больше: вместо волос у него были черные киноленты. Они спадали ему чуть ниже плеч, а на голове были разделены ровно на две половины. Вместо глаз были круглые черные объективы камер. Без зрачков и век. И он зубасто улыбался. Почему-то от его вида по телу многих студентов побежали мурашки.        — Ну привет, герои! — весело и громко сказал он. В его голосе слышался искренний восторг. — Наконец-то я смог увидеть вас вживую, а не где-то там, куда обычным людям не заглянуть. Никогда еще съемки не приносили мне такой радости!       Подростки смотрели на него с замешательством и изумлением.        — О, я не представился, — внезапно встрепенулся он, а потом произнес: Меня зовут Наи́то Рензу́, и я сегодня работал оператором, снимая, скажем, документальный фильм о вас. Но, разумеется, не было никакого фильма, а лишь слежение за вами.

Рензу Наито

Геройское имя: ***

Причуда: Трансляция. Способен разделять свой разум на неосязаемые и невидимые камеры и снимать окружение без искажения звука и изображения. Также может установить дистанционную связь с устройствами и передавать изображения в режиме реального времени

       — И каким это чудом нас так скрыто снимали? — спросил Йосецу. Он вместе со всеми уже был в помещении.       Рензу хитро улыбнулся, а потом его волосы (киноленты) стали цветными. В каждой пленке стало появляться изображение, движущееся, словно гифки, а потом они невероятным образом отделились от волос, поплыли по пространству, увеличились и зависли в воздухе, как бестелесные и беспроводные экраны. Они выстроились в несколько рядов, заключив в себя зрителей.       По ракурсу, с которого их снимали действительно можно было предположить, что они в фильме. Да еще в каком! Движение было не в FPS, а простым, живым, словно они смотрели на себя через окно, сквозь которое можно было увидеть прошлое. И звуки были совсем как настоящие. Когда одна сцена приходила в движение, остальные ставились на паузу.       Вот снимают Бакуго, когда тот резко достает нож из кармана и метает его в Канхьо. Кадр меняется, снимает Реисэцу в замедленной съемке, как он прогибается назад. Видно даже его лицо и выпученные от неожиданности глаза. Затем снимается нож, который втыкается в ледяную стену. Лезвие полностью входит в ледник.       Потом следующая сцена, которая снимает бессильно и яростно кричащую Урараку, внезапно расплакавшуюся. Кадр мимолетно показывает, как двое резко успокаиваются, а потом происходит перемотка, где те извиняются перед ней.        — Это были сильные слова, — сказала Полночь. — Честно, я растрогалась.       И вдруг все переключилось на сцену, где Йосецу, Тецутецу и все, кто был в команде Реисэцу и Бакуго бегут по лесу, едва ли не падая и не разбирая дороги.        — Что это творится с Реисэцу?! — с диким испугом в голосе спрашивает Ниренгеки. — Что с ним происходит?! РЕИСЭЦУ ЧЕМ-ТО БОЛЕН?!        — Это уже не Реисэцу! — писклявым от страха голосом говорит Серо, запинаясь. — Это уже исчадие ада. Бакуго кранты!       Снимают Тодороки, которому Цубураба кричит вслед: «Остановись! Реисэцу же тебе голову откусит!» Шото его не слышит, Рензу продолжает снимать их.        — Он что, совсем его не боится? — спрашивает Йосецу, и все остальные пожимают плечами. Проходит какое-то время, они суетятся, и вдруг Авасе выдет: — Придумал!        — Что? — спрашивает Мидория.        — Яойорозу создаст цепи и замки, мы вырубим Реисэцу с Бакуго, свяжем их и оставим их одних. А когда злодеи заберут их и они очнутся в логове, мы победим!        — Йосецу! — кричит на нее Комори.        — Что? — удивляется парень. — Эти двое кого хочешь на лопатки уложат. Особенно когда они срутся между собой.       Бакуго, смотря на эту сцену, бросает свирепый взгляд на Йосецу, который сглатывет слюну.        — КОГО ЭТО ТЫ ТАМ ХОТЕЛ СВЯЗАТЬ, ХРЕН С ПОВЯЗКОЙ?! — заорал он, и парень подался назад, спрятавшись за Тецутецу.       Появился новый экран. Снимали Канхьо, прямо спереди. Увидев это, а еще представив, что пустое пространство снимало его, Реисэцу охватило раздражение. Его беспокоил Бакуго, там же, точь-в-точь повторяя слова. Такие же бесячие, как и раньше.        — Тихо! — произнес вдруг Канхьо, подняв руку и привлекая внимание. Те, кто был там, вспомнили его непрозрачный намек для Бакуго заткнуться. Остальные захихикали, а Кацуки охватила жгучая, взрывная злоба. Хихикал даже напуганный Йосецу.        — Как же я жалею, что убил на такую никчемность вроде тебя свой нож, — сказал Бакуго в записи, а настоящий уже готовился снова услышать столь циничное парирование со стороны оппонента:        — Согласен, не лучшим было решение метнуть его в меня. Тебе следовало сразу же использовать его по назначению и провести по своим венам. Бакуго, я повторять больше не буду: оставь меня в покое.       Старатель, Всемогущий, Тамаки и Тогата (Амаджики попросил его пойти с ним) тем временем стояли сзади них и повторного наблюдали за сценами. Энджи Тодороки впечатлился таким дерзким ответом от Реисэцу, но даже такой как он не мог отрицать одно: с этим парнем что-то не то, а что именно — очень интересно. Пожалуй, его и Шото связывала только одна черта — стремление узнать о Реисэцу все, что можно, уж больно он загадочный.       Бакуго стал запыхаться, и в жизни, и на видео. На последнем он стал выкрикивать угрозы, но монтаж видео (отличная способность, и моментальная) заглушил его крики и впервые появилось настоящее впечатление, что это запись: фокус стал конвертироваться только на Реисэцу, который, зажмурившись, стал сильнее прижимать к скуле дымящуюся ладонь. На лице помимо боли стала появляться злость. Сначала едва заметная, но потом она стала настойчивее вытеснять боль и, в конце концов, победила.       Ракурс мгновенно сменился, став снимать парня уже сзади, когда тот бросил через плечо злобный взгляд змеиными глазами. От вида неестественных вертикальных зрачков многие вскрикнули и отшатнулись, потому что выходил натуральный скример, а Шото ощутить тревожное чувство дежавю: такими же безумными глазами на него смотрела Рей много лет назад прежде чем оставить на его левом глазу вечный след от того случая.       (ТВОЯ ЛЕВАЯ СТОРОНА УРОДЛИВА!!!)       Рензу показывал им снятые материалы еще какое-то время. В конце концов закончилось одной сценой, где Канхьо уже в пещере упал на землю и, обняв себя, стал дрожать. Монтажно увеличив освещение, стало прекрасно видно, как на его правой половине лица появляются белые точки, которые быстро «расцветают», пуская в шести направлениях линии, которые наращивают на себе симметричные узоры и выросты.        — Директор Незу все это время за вами следил, — сказал Айзава, вновь метнув упрекающий взгляд на роковую парочку. — И он очень недоволен.        — Было немного неразумно сливаться в одну команду, когда в итоге Реисэцу и Бакуго оказывались вместе, — сказал Сущий Мик, потирая свои короткие усы. — Почему, по-вашему, за день до приезда сюда они ни разу не подрались на практических тренировках?       На лицах класса «А» отразилось характерное изумление.        — То есть, сэнсэй? — спросил Иида, как всегда, маршируя. — Вы что, знали об... — он неловко поглядел на двоих одноклассников, а потом осторожно указал на них, шепнув: — об этих?       Сущий Мик сначала непонимающе посмотрел на него, а потом вместе с Полночью залился смехом.        — НЕ ЗНАЛИ?! — вопил он сквозь смех. — ТО ЕСТЬ ПО-ВАШЕМУ МЫ НЕ ЗНАЛИ, ЧТО ПРИ СТОЛКНОВЕНИИ САТАНЫ И БАКУГО БЕЗОПАСНАЯ ДИСТАНЦИЯ НЕ МЕНЕЕ СТА КИЛОМЕТРОВ?!        — Об этом знает каждый в Юэй! — сказала Полночь. — И не только там.        — С-С-Сатаны? — Минета пытался сдержать смех. Он невольно посмотрел на раздраженного Канхьо и совсем не заметил чертовски злого Шото.       Стоило лишь упомянуть, что за всем этим стоит Старатель, Тодороки-младший начал до боли сжимать руки в кулаки, а зубы почти что стали скрежетать. Он немного отвлекся из-за «скримера», но потом злость вернулась с удвоенной, нет, утроенной волной. Стоящие близ к нему явственно почувствовали его напряжение, ненависть и гнев, адресованные Старателю, и инстинктивно подались от него подальше.        — Ты... — сквозь зубы проварковал Шото, медленно двигаясь к отцу, который стоял и, как всегда, щедро одаривал всех высокомерным взором.       Но он подарил Юэй лес и планировал расширить его. Щедрый подарок, и дорогой, потому что земляные участки всегда стоят дорого, даже для такого как Старатель, и, тем не менее, он сделал подарок для Юэй, наняв специалистов с лучшими ландшафтными и садовыми причудами и купив бесчисленное количество саженцев. По его просьбе лес посадили таким, чтобы он совсем не был похож на искусственно посаженный, и, опять же, планировал расширить его, чтобы учителям и студентам было где отдыхать.       А также очень удачно расположилась высокая и толстая скала, так что он выдолбил там пещеру, сделав секретный вход на всякие непредвиденные обстоятельства.       И неплохо было бы посмотреть, как отреагировали бы на таракана-переростка студенты, которые, считай, почти выпускники.       Но Шото плевать хотел на лес, на намерения Старателя (и то он мог бессовестно прикрыться ими, если вспомнить, с кем имеешь дело), на то, какую долю своего состояния и время он потратил ради всего этого. Но ему не было плевать на одно: Старатель взялся за старое, а все его попытки исправиться (если они, конечно, были) сделали ему «чао». Этого следовало ожидать, как и то, что наркоман рано или поздно снова повернется к губительной дозе.       Шото грубо протиснулся между учителями. Удивленно выпучив глаза, они с интересом уставились на парня с гетерохромией. Тамаки, Лемиллион и Всемогущий так же отстранились от невозмутимого Энджи.       Шото поднял на отца налитые яростью глаза.        — За этим всем стоял ты... — безуспешно сдерживая злобу, говорил он. — Мерзкий, отвратительный старикашка... Мало тебе было Тойи, да? Мало тебе было его, когда ты, сволочь, свел его в могилу, до смерти замучив «тренировками»? Мало было мамы, когда ты почти уничтожил ее? ТЕБЕ, МРАЗЬ, БЫЛО МАЛО?! ДАЖЕ МЕНЯ?! НАСТОЛЬКО МАЛО, ЧТО ТЫ ПЕРЕКЛЮЧИЛСЯ НА МОИХ ОДНОКЛАССНИКАХ И ДРУГИХ?! ТЫ ДАЖЕ НЕ ОСОЗНАЕШЬ, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ!       Тодороки-младший едва сдерживал себя, чтобы прямо на глазах у всех не заехать отцу в лицо. Но он хотел, чтобы ему было плохо, хотел до, если можно так выразиться, внутридушевных колек, но, используй он силу, он стал бы хоть как-то отличаться от даже теперь невозмутимого Энджи? Впервые в жизни он так сильно почувствовал ненависть к своей левой стороне. Лучше бы ее не было, или его самого.       Но он хотел сделать хоть что-то. Нет, не «хоть». Он хотел сделать ему ОЧЕНЬ плохо. Опозорить, унизить, морально уничтожить. И он сделал безумное.       Он рывком повернулся к толпе зрителей. Хорошо, их очень много. Будет даже лучше, если Рензу начнет это транслировать. Транслировать, как он, выпрямившись и сложив ноги вместе, делает поклон перед публикой. Туловище склоняется очень низко, и он почти сгибается под прямой угол.        — Приношу свои глубочайшие извинения перед всеми вами, — не без злобы сказал Шото, но злился он не на невольных зрителей, которые почти что ахнули от такой сцены. — Я искренне извиняюсь за все, что вам пришлось пережить из-за мудака, что стоит у меня за спиной. Я даю вам слово, что он никого из вас больше не побеспокоит. Я об этом позабочусь.       Он выпрямился. Лицо оставалось перекошенным от злобы. Он повернулся к отцу, который, наконец, выявил хоть какую-то эмоцию: смятение.        — Шото...        — ТЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО НАТВОРИЛ, МРАЗЬ?! — зло спросил парень, а потом снова резко повернулся и жестом указал на всех. — СТРЕСС! УЖАС, КОТОРЫЙ МЫ ВСЕ ИСПЫТАЛИ! РЕИСЭЦУ ЕДВА НЕ СОВЕРШИЛ УБИЙСТВО! НО КОДА... — он зажмурился от гнева. — КОДА ПОСТРАДАЛ БОЛЬШЕ ВСЕХ! И ФИЗИЧЕСКИ, И ПСИХИЧЕСКИ! А ЕСЛИ БЫ ОН УМЕР ОТ СТРАХА?! Я СЕЙЧАС БОЛЕЕ ЧЕМ УВЕРЕН, ЧТО ОН НЕ СМОЖЕТ ГОВОРИТЬ ИЗ-ЗА СИЛЬНОГО ЗАИКАНИЯ, А ВЕДЬ ОН ТОЛЬКО НЕДАВНО ВЫЛЕЗ ИЗ СВОЕГО ПАНЦИРЯ!       Если бы Кода умер, то ничего бы не случилось ввиду статуса Старателя. Ему бы не пришлось и палец о палец ударить, чтобы выйти сухим из воды.        — ТЕБЕ НРАВИТСЯ ПОЗОРИТЬ МЕНЯ?! — продолжал Шото, и тут пламя, что покрывала Старателя, взбушевалось. Языки превратились в раскаленные, короткие потоки плазмы с постоянной формой цилиндра. Они ползли по плечам и спине Старателя, сливаясь и разъединяясь. Вокруг вдруг стало жарко. — Я ВСЮ ЖИЗНЬ СТЫДИЛСЯ, ЧТО МОЙ ОТЕЦ — ЭТО ТЫ! ТЫ! ЖАЛКИЙ И НИКЧЕМНЫЙ ТИРАН! УЖ ЛУЧШЕ БЫ У МЕНЯ НЕ БЫЛО ОТЦА — ИЗВИНИ, КАНХЬО, — ЧЕМ ТАКОЕ УБОЖЕСТВО ВРОДЕ ТЕБЯ!       Шото яростно покачал головой, жмурясь и скаля зубы. А потом он, не теряя злобы, проговорил, но уже не крича:        — Даже не смей снова приближаться к ним! — Он указал пальцем на зрителей. — И не смей приближаться к МАМЕ! Я запрещаю тебе даже осквернять ее имя своим отвратительным голосом.       Шото снова повернулся и зашагал к выходу. Толпа разделилась на две группы, пропустив его. Подросток взобрался по лестнице, намереваясь агрессивно выбить двойные двери, но их не закрыли, и его крики, кажется, были слышны даже вне пещеры. Что ж, но зато он отлично ими хлопнул. Громкое эхо быстро проползло в подземелье и убежало в коридорах.       На Старателя метнулись взгляды. Встревоженные, непонимающие, и один-единственный — упрекающий.        — Никогда не видела Тодороки таким злым, — сказала Урарака. Ее голос слегка дрожал.       Мужчина закрыл глаза и покачал головой.        — И что не так с этим мальчишкой? — спросил он вслух, но вопрос не был адресован никому. — Порой, его максимализм доходит до абсурда.       Один-единственный упрекающий взгляд сменился, став одним-единственным насмешливым: «Ну да, максимализм, а ты у нас сама невинность». Что ж, Старателю придется привыкать к этим упрямым светящимся глазам.        — Он направится в лагерь, — сказал Сущий Мик, очень впечатленный увиденным. — Больше ему идти некуда.        — Куда бы он ни пошел, — сказал Айзава, возвращаясь на свое место, — что бы сейчас не произошло, мы должны вернуться к не менее важному делу. — Он убрал со лба челку и посмотрел на пару. — Нужно назначить вам двоим наказание.        — Наказание? — спросил Реисэцу. Его покрытая снежинками лицо приобрело слегка неверующий вид.        — Ты правильно услышал меня, — сказал Айзава. — Но тут есть хорошие новости: вас не исключат, как было обещано раньше, потому что вы ничего не знали о тесте и это было бы несправедливо.        — Как и любое другое наказание, — сказал Канхьо, а потом ему вдруг стало интересно, почему все остальные молчат.       Айзава изогнул бровь.        — Реисэцу, ты что-то сказал?       Другие съежились, даже Всемогущий. Задавая такой вопрос, Шота показывал, что он не потерпит пререканий.       Но Реисэцу упрямо настаивал на своем, не теряя хладнокровия:        — Да, сказал. Вы не имеете право наказывать нас.        — Канхьо, успокойся, — шепнул Мидория. — Вас не исключат, и это уже хорошо.       Но Реисэцу оставался глух к его словам. Тем временем Старатель стал с большим любопытством наблюдать за дерзким подростком. Айзава, на удивление, довольно ухмыльнулся.        — И с чего ты взял, что у меня нет прав?        — Из ваших слов, что нас не исключат из-за...        — ЗАТКНИСЬ! — взорвался вдруг Бакуго. — ТВОЯ БОЛТОВНЯ МЕНЯ БЕСИТ! СЭНСЭЙ, МОЖЕТ СДЕЛАЕТЕ УЖЕ ЧТО-НИБУДЬ С НИМ ЗА ЕГО НАГЛОСТЬ?!        — Хлебальник на ноль, грязное животное, — проговорил вдруг Канхьо крайне злым голосом, что сильно контрастировал с прошлым спокойствием.       Каччан медленно повернул к нему голову, в которой были всажены злые красно-оранжевые глаза.        — Да кто ты тут такой чтоб затыкать мне рот? — гневным голосом спросил он.        — А кто ты тут такой чтоб не слушаться? — злобно задал встречный вопрос Реисэцу.       Девушки вскрикнули, парни и учителя насторожились: Каччан со скоростью света схватил Реисэцу за воротник рубашки, покрытый уже разлагающейся паутиной, и занес кулак для удара.        — НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ! — взревел Канхьо и схватил Бакуго за запястье.       Кацуки вскрикнул и отпустил его, а вот Канхьо — нет. Бакуго безуспешно пытался заставить его отпустить руку, которую жгло холодом. Канхьо держал его руку почти над собой, и холодная белизна двигалась к локтю Каччана, но не снежинками: изогнутые, разветвляющиеся и закручивающиеся узоры покрывали кожу Кацуки. И он кричал от колющей, жгуче-холодной боли.        — ДОВОЛЬНО!       Канхьо резко отшатнулся назад, словно в него врезалось что-то невидимое, и он снова задрожал. Йосецу и Тецутецу инстинктивно поймали его, когда тот падал спиной к ним, а потом перевели взгляд на Бакуго, который с ужасом смотрел на свое левое предплечье, покрытое ледяной татуировкой.        — М-м-моя причуда... — выговорил он. — МОЯ ПРИЧУДА! ЧТО ТЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛ, ПСИХОПАТ?!       Канхьо встал, обняв себя и смотря на Бакуго. Прерывистое дыхание выходило паром. Снежинок на нем стало больше, а узоры существующих стали длиннее, красивее и сложнее. Луч одной диагонально пересекал правый глаз, но не задевал само глазное яблоко. Когда парень моргал, на мгновение луч становился полноценным. Киришима вдруг мысленно задался вопросом, а появилась ли на нем снежинка, которую он носит на шее?        — Нейтрализовал твои потные железы, — ответил он.        — Ну все! — выкрикнул Айзава. — Вы оба — абсолютно ненадежные. Ладно, наказания не будет, ибо держать вас двоих рядом чревато дурными последствиями, но никогда, НИКОГДА больше не смейте устраивать драки, иначе мы с вами навсегда распрощаемся, вам это ясно?       Они ничего не ответили. Но молчание — знак согласия.        — Что ж, закончили, — сказала Полночь. — Реисэцу, вижу, тебя твой зуб совсем доконал. Пойдем, я отведу тебя к Исцеляющей Девочке.       Он осторожно ступил за ней, ожидая подножку от Каччана, но тот был слишком занят: пытался вернуть увядающую чувствительность руке, растирая ее.        — Позволь помочь, — сказал Старатель, а Бакуго пришлось унять гордыню и принять помощь.        — Все те, кому надо переодеться — за мной, — сказал Секиджироу Кан и пошел в комнату, где лаял его бульдог. Несколько человек последовали за ним.        — Остальные — сюда. — Айзава повел их в противоположную комнату.       Но на плечо Мидории легла рука, остановив его.        — Юный Мидория, — тихо сказал Всемогущий. — Мы должны серьезно поговорить с тобой, мальчик мой.       И они ушли в другую комнату.

Несколько минут спустя

      Эта комната была чуть длиннее и больше, чем прихожая. За квадратными столами, рассчитанными на четыре человека, восседали студенты и с наслаждением уплетали еду из бэнто внушительных размеров. Что ж, Старатель, возможно, слишком суров в плане тренировок, но он хотя бы вспомнил, что студенты придут голодными и жаждущими и купил для них еды и питья.       Кода, у которого была загипсована рука, боялся смотреть на Старателя. Крики Шото были слышны даже в медкабинете, куда потом заглянул Реисэцу. Исцеляющая Девочка пришла в ужас от вида его замерзшей кожи, но, выслушав объяснения, успокоилась и усадила его на стул.       Мидория пришел чуть позже. Его глаза смотрели в пол, и у него исчезли энергичность и энтузиазм, столь присущие ему. И что же такого ему сказал Всемогущий? А сказал вот что: звон в голове и странное, медленно уходящее чувство означали, что Один-За-Всех полностью перешел к нему и что он стал полноправным обладателем столь легендарной причуды.       Но парень грустил вместо того, чтобы радоваться.       Ему было жаль своего кумира, теперь уже абсолютно беспричудного. Он больше не сможет увидеть его в геройском облике вживую, не услышит его смех, — ничего из этого не будет, и это навевало тоску. Теперь ему самому было суждено стать для кого-то примером для подражания, а это ведь такая ответственность. Справится ли он и спасет ли друга от неминуемой смерти через несколько месяцев?        — Что тебе сказал Всемогущий? — спросил Оджиро. Кроме него и Мидории за столом из черного дерева сидели Бакуго и Каминари.       Но Деку покачал головой.        — Ничего необычного, — ответил он и снял пищевую пленку с бэнто. Очень дорогого бэнто, стоит сказать, и это видно по контейнеру: из толстого пластика, черного снаружи и красного — внутри. — Как рука, Каччан?        — Захлопнись, тупой Деку.       Лед растаял, но следы на руке от узоров остались, став напоминать невидимое тату. Бакуго остервенело поглощал рис.       Канхьо показался в проеме, все так же покрытый красивой россыпью снежинок: это были не раны, так что Исцеляющая Девочка и Ханако не смогли с ними ничего сделать.. На одежде не было ни ниточки, свисток Яойорозу (о котором он забыл, как и все о своих) он оставил в раздевалке, намереваясь оставить его там, потому что зачем он ему?       Зуб достали, точнее, его корень, и он наконец-то перестал мучиться от боли.        — Реисэцу! — позвали его из-за дальнего стола. Посмотрев туда, он увидел поднятую руку Мирио. С ним сидели Серо и Тамаки.       Он неспешно пошел к ним. Серо указал на нетронутое бэнто и бутылку воды, но как-то невесело.        — Слушай, — сказал он, — у тебя же достали зуб, да? Разве не должно пройти часа два-три?        — Ханако залечила рану, — спокойно ответил он, и Серо принял еще более озадаченное лицо.        — Подожди-ка. Она что, залезла тебе в рот?       Канхьо посмотрел на выжидающие глаза двоих. «Паук» стеснительно отводил взгляд.        — Нет, — ответил он, — она просто приложила руку к щеке и пропустила целительную волну. Эффекта от него меньше, но на десну хватило. — Он осторожно перевел взгляд на Мирио, а потом на Тамаки. — Ты и был тем пауком?       У Амаджики словно комок в горле встал. Он никак не мог раскрыть рот, так что просто кивнул. Его геройская форма была порвана, в основном, на боках и спине, так что проглядывала голая кожа, — результат отращивания паучьих лап.        — Кажется, я тебя видел, — сказал Канхьо, а потом внезапно озарился. — Ты — тот, кто стоял лицом к стене!       У Тамаки округлились глаза и он залился румянцем. Темно-синие волосы скрывали его по-эльфийски удлиненные уши.        — Он жутко стеснительный, — сказал Тогата, похлопав друга по плечу. — Пожалуй, его самая большая слабость.        — Но меня больше интересует другое: как он превратился в паука. Полночь сказала, что он ел тайландские блюда, но причем тут это?       Мультяшное лицо Мирио расцвело. Он снова посмотрел на Амаджики, а потом стал рассказывать о причуде. Канхьо слушал с жадным любопытством.        — Значит, — сказал Реисэцу, смотря на Тамаки, — ты ешь и превращаешься в съеденное? Невероятно!       Лемиллион засмеялся и снова похлопал друга по плечу.        — Видал? Твоей причудой снова восхищаются!        — Ты можешь испить человеческой крови и превратиться в него же, — сказал вдруг Реисэцу.       Мирио широко раскрыл мультяшные глаза, полные ужаса, но рот оставался открытым, растянутым в улыбке. Синие глаза испуганно метнулись в сторону Реисэцу, который горел энтузиазмом. Что до Тамаки, то, судя по его зрачкам, что превратились в крохотные точки, он был в не меньшем ужасе. Серо молчал, как мертвый.        — Нет, ты только подумай, — продолжил Реисэцу. — Всего одна капля, или кусочек плоти, и ты сможешь превратиться в другого человека, либо частично. Просто невероятно! — Он не знал, что такая причуда уже существовала — «Метаморфоз» Химико.       Тогата, не стерпев ужаса, начал медленно ретироваться. Канхьо погрузился в размышления и не заметил, что Лемиллион сделал ноги.        — Да чего уж внешность! — вдруг изрек он. — Ты можешь даже использовать чужие причуды! Только представь: тебе встречается злодей с мощной причудой, которого трудно одолеть, каким-то образом умудряешься его поцарапать, пробуешь кровь, и на короткое время вы можете сражаться на равных. — Канхьо не заметил, что губы Тамаки задрожали, и что он начал шептать «помогите», а Серо метал туда-сюда испуганный взгляд. Парень со светящимися глазами задумчиво потер подбородок. — Интересно, а ты сможешь превратиться одновременно в нескольких персон и быть «сшитым» из разных людей, словно Франкенштейн? Или, что более важно, сможешь ли ты использовать одновременно несколько причуд? И если да, то ты сможешь использовать их в любом обличии, или тебе сначала придется превратиться в обладателя нужной силы, чтобы применить ее? — Он серьезно посмотрел на Тамаки. — Слушай, твоя причуда — лучшая из всех, что я когда-либо видел.       Пожиратель солнца посмотрел на него, белый, как мел, захотел поблагодарить, но страх сковал язык льдом. Вместо этого он просто кивнул, встал, чтобы уйти, но, пройдя два шага, упал в обморок. Старатель, который стоял неподалеку и все слышал, по-детски закрыл ладонью рот, чтобы не захохотать.       Тамаки забрал Лемиллион, взяв на руки, а Канхьо искренне недоумевал, что он такого сказал.        — Тебе обязательно всех пугать? — осторожно спросил Серо и уже приготовился, что Реисэцу начнет рвать и метать, но вместо этого он просто сказал:        — Я всего лишь расхваливал его причуду.        — Лучше перекуси. — Сказав это, Ханта вдруг вспомнил, как они собирались с силами на поиски. — Так, стой. Помнишь, несколько часов назад, мы ели перед началом поисков?       Не до конца понимая, что Серо хотел сказать, Реисэцу кивнул.        — Что ты ел? — спросил парень с плоским лицом.        — Почти ничего, — ответил он. — Тогда разболелся зуб, стоило мне откусить кусок из кофейного пирожка.       Непонимания стало больше: Серо довольно улыбнулся, смотря на одноклассника.        — А теперь, пожалуй, послушай меня, — сказал он и серьезно посмотрел на одноклассника, пытаясь объяснить максимально понятно: — Мы вчера заключили пари, верно? Мы поспорили, сможешь ли ты продержаться все время нашего пребывания в лес без кофе. Конечно, сегодня утром у нас было ЧП, из-за которого мы отменили спор, но, поскольку ситуация была подстроена, спор все это время был в силе.       Серо наблюдал, как серьезное, покрытое снежинками лицо Канхьо преображается. Парня вдруг осенило, и не в хорошем смысле.        — То есть я...        — Проиграл! — весело сказал Ханта и засмеялся. Потом во всеобщее услышание произнес: — А уговор был таков: проигравший перекрашивается под Киришиму!       Обсуждаемый услышал это, взглядом нашел одноклассников и поднял руку вверх с оттопыренным большим пальцем. Он улыбался, и между острыми зубами посыпался рис.        — Что ж. — Серо осторожно похлопал его по спине, резко убрав руку. — У нас два дня выходных. Завтра отдохнем от всей этой сегодняшней суеты, а послезавтра я пойду с тобой.       Канхьо вдруг пришел в себя.        — Ну, ладно, — сказал он спокойно. — Проиграл и проиграл, с кем не бывает.        — Скиньте мне потом фото! — услышали они голос Тецутецу. — Охота посмотреть на «нового» Реисэцу!       Тецутецу и Серо посмеялись, а остальные уже фантазировали, каким будет Канхьо послезавтра.

Спустя неопределенное время

      До ночи не оставалось почти ничего. Ученики вышли из пещеры, на этот раз вместе с учителями, оценили бардак в виде льда и пушек Яойорозу. Первое убрали, второе оставили на другой день. Небо было почти безоблачным, не было ветра, но было довольно прохладно. Они менее чем за четверть часа дошли до лагеря, отметив, что одной палатки уже не было: Тодороки ретировался, чтобы не видеться с отцом. Что ж, Старатель ушел сам, забрав с собой оператора, двух героев, Всемогущего и Хатсуме.        — Думаю, он там, где мы остановились вчера, — сказала Яойорозу.        — Скорее всего, — сказал Токоями (с Днем рождения его!)       Канхьо вошел в свою берлогу, которая из-за дождя сильно деформировалась: капли, стекая по стенам, не успевали дойди до земли и примерзали, так что теперь его дом в темноте был похож на белую свечу, которую надолго оставили зажженой. Инициал Юэй также закрыло льдами.       Он включил фонарик, который был внутри. Благо что он еще работал. Потом наступил на что-то — рукоятка ножа. Его он быстрым движением ноги выкинул наружу, там как раз с фонарями весь мусор собирают. Будет лучше, если его возьмет Бакуго.       Он собрал свой внушительный рюкзак, а потом редко поднял руку вверх. Легкое чувство падения, потому что высокий пол превратился в дым, как и стены и потолок, и иглу́ как не бывало. Оглянувшись, он увидел, что все остальные заканчивали собираться, и лишь Камакири срубал тернии, что образовывали куполообразную палатку Шиозаки. Последняя с печалью смотрела на крест и иконы, которые промокли от дождя, но все равно убрала их в сумку.        — Собрали все? — спросила Полночь.        — Да, — отозвались они.        — Отлично, тогда в путь. Ямада, ты помнишь, куда нам идти?       Сущий Мик посмотрел на пруд, а потом на сторону, что была напротив нее.        — Туда.       Туда так туда. Добрались до арки (после объяснения происхождения леса стало понятно, почему вход так аккуратно обозначили двумя деревьями), увидели мокрые от дождя автобусы. Тодороки, положив свой рюкзак на землю, ждал их со все еще злым лицом.        — Где он? — спросил парень, и все прекрасно понимали, кто этот «он».        — Уехал, — ответил ему Иида. — Спасибо что заступился за нас, но тебе не надо было ухудшать с ним отношения.        — О наших с ним отношениях волноваться не нужно, — сказал Шото.        — Но тебе ведь придется увидеться с ним, — сказал Мидория. — Завтра и послезавтра мы отдыхаем.        — Тогда я останусь в общежитии. И плевать, что я буду один.       Вдруг в салоне зажегся свет. Такой же холодный и флуоресцентный. Очень уютный и приятный свет, на котором отметины Канхьо красиво блестели.        — Залезайте, — сказал Айзава. — Пора возвращаться в город.       Они выстроились в ряд, поочередно забираясь внутрь транспортного средства и кладя свои рюкзаки в верхний багажный отсек. Занимали они те же места, на которых сидели. Тодороки нарочито отвел взгляд в окно, давая понять, что не хочет ни о чем и ни с кем говорить. Хотя, с матерью он бы поговорил. Интересно, а что она делает? Он предупредил ее, что не сможет навещать ее несколько дней, но зато Фуюми наверняка с ней, и они вспоминают его. Надо бы нанести ей визит этим вечером, время еще есть. Приятная неожиданность пойдет ей на пользу, но о случившемся он не станет рассказывать. Не сейчас.       Все снова погрузились в свои собственные думы. Канхьо достал телефон — 37% зарядки, а на плеере — 6%, а все благодаря тому, что прошлой ночью музыка играла вовсю без передышки. Интересный опыт со сном, пожалуй, надо повторить. Точнее повторять, каждую ночь, и сны станут куда ярче и приятнее.       Он решил последовать примеру Джиро и послушать музыку. Пони Цунотори, узнав, что она любит рок, посоветовала ей очень длинную, почти получасовую историю двух сестер, которую рассказывали в исполнении рока: «SkyBolt — Moonrise». После эпилога следовала глава «Harmony», которую американка расхваливала, и Джиро теперь наслаждалась этой музыкой, вставив свой разъем в телефон.       Канхьо же вставил настоящие наушники и включил плеер — продолжился «Daughter of the Moon». Переключил — «KIDZ BOP Kids — Solo»... «Sabrina — Straight to Hell»... «Bonnie Tyler — Holding out for a Hero»... «God rest ye»... «Evening star — Beautiful night»... «Idina Menzel — Brave» — идеально. Теперь главное — понизить громкость, чтобы услышать учителей, если они что-то скажут.       Опасения были напрасны: плеер разрядился за десять минут до прибытия. Он уже видел знакомые силуэты зданий, уличные фонари, от которых наледь на нем сверкала, как россыпь алмазов, и автобус остановился возле того же тротуара, что и вчера.        — Реисэцу, — сказал Айзава, — твоя остановка.       Он взял рюкзак, попрощался с одноклассниками и учителями, получил напоминание от Серо и вышел. Стоял он долго, смотря вслед удаляющемуся автобусу, чувствуя, что успел полюбить их (кроме Кацуки, конечно же). Но сейчас хотелось испить кофе, а потому он повернулся лицом к переулку, где слева уже начиналась убитая, неровная, и такая родная улица — Мусутафу стал настоящим домом.       Зазвонил телефон. Он не глядя достал его и ответил банальным «алло?», после чего женщина на другом конце провода разорвала его барабанную перепонку:        — РЕИСЭЦУ-САН! ГДЕ ВЫ ПРОПАДАЛИ?!