Академия героев. Эволюция

      Леди Рьокусо. Конечно, даже гадать не стоило. Канун Дня всех святых (неактуальный праздник в Японии) заставил ее позвонить Канхьо несмотря на объявление на его сайте: она хочет срочно украсить свое поместье тыквами, почему-то ледяными, так что Реисэцу пришлось немедленно пойти домой и оставить рюкзак, — на другое времени не было, и потом он задержался: низкая женщина сначала ужаснулись его коже, которую украшали снежинки, а потом попросила...       Снять рубашку.       И стоять по пояс голым перед ней в уединенной комнате, пока она активно рисовала эскизы, восхищенно вздыхая (на него не таращилась, не подумайте). Внезапный наплыв вдохновения стоило Канхьо получасовым позированием, а потом — работа.       И пока он там играл роль музы для дизайнера, его одноклассников продолжали развозить по домам.        — Тебе крупно повезло, что директор Незу не стал следить за вами сразу же, Бакуго, — сказал Айзава, смотря на студента через лобовое зеркало. — И я сейчас говорю про холодное оружие.        — Какого?.. — Бакуго перебили:        — Ты прекрасно знаешь «какого». Если бы он увидел у тебя нож, то ты бы уже наверняка вылетел из Юэй. Вот что я тебе скажу: каждую неделю по крайней мере по два раза твою комнату в общежитии будут обыскивать на наличие колюще-режущих предметов, а также обшаривать карманы в академии. Найденные предметы будут находиться в хранилище Юэй до твоего выпуска.        — Или вылета, — поддержал разговор Сущий Мик, — все зависит от тебя.        — А как будто я один виноват в произошедшем, — огрызнулся Бакуго. — Что скажете насчет этого болвана, который на ровном месте включает режим берсерка и имеет наглость спорить с вами?        — И когда ты вдруг стал так беспокоиться об отношении ко мне? — усмехнулся мужчина. — Мне бы это польстило, но я-то ясно вижу, что тебе бы лишь причинить Реисэцу какой-то вред.        — Ну конечно, — сказал Бакуго, не замечая, что остальные внимательно слушают их разговор, — вы все защищаете этого психопата.        — Нет, не защищаю. Он слишком легковоспламеняем.        — Но нельзя отрицать, что ты часто играешь ключевую роль в ваших конфликтах, — сказала Полночь, по-женски хихикнув, и было ясно, почему она так говорит: Реисэцу был ее любимчиком.        — Сэнсэй, — вторгся в их разговор Тодороки, — остановитесь у общежития.       Теперь уже Сущий Мик посмотрел на него в зеркале.        — Тодороки, мы уже проехали.        — Неважно, — сказал он с неожиданной агрессией. — Я не собираюсь возвращаться к этому идиоту. Выходные я проведу в одиночку. А теперь остановитесь.       Сущий Мик перевел неловкий взгляд на Айзаву, не зная, как поступить. Усталый мужчина секунду думал, а потом дал согласие, удивив всех тем, что пошел студенту навстречу. Поблагодарив его, Шото взял у Теньи ключи, попрощался со всеми и, взяв свой немаленький багаж, вышел из автобуса. Злость сводила его с ума, даже сейчас, и ему меньше всего на свете хотелось оказаться с отцом под одной крышей. Рациональное решение, ибо в противном случае все бы закончилось плачевно, это он знал, так что он зашагал обратно по тротуару, освещенному луной и уличными фонарями. И терпел холод.       Ветер стал теребить его волосы и полы одежды. Грязной и все еще мокрой. С тяжелым рюкзаком на спине он двигался в обратное направление, отлично понимая, что сегодня не сможет нанести маме визит. Чуткая женщина обязательно увидит, что сын чем-то расстроен, а от нее скрыть ничего не удастся. Совсем не хотелось рассказывать ей о случившемся, ибо, узнай она, что муж снова берется за старое, психическое состояние могло снова пошатнуться, особенно от мысли, что рядом с Энджи все еще без ее защиты живут ее дети.       В общежитии стояла аура одиночества, совсем нетипичная. Обычно, в гостиной сидели Каминари, Киришима и еще некоторые, разговаривая на все темы, Бакуго время от времени орал так, что его было слышно даже снаружи, а Мидория...       А что «Мидория»? Мидория — ничего так, как обычно. Подозрительно часто общается со Всемогущим. Интересно, что он ему сказал?       Он положил рюкзак прямо на пороге, потом пошел в свою комнату и, взяв полотенце с чистой одеждой, направился в ванную, раздеваясь на ходу. После недолгого душа он решил побаловать себя вкусным и, сначала взяв продукты питания из своей комнаты, пошел на кухню. Зажег плиту, взбил три яйца, нарезал помидор на диски. Взбитые яйца при контакте с маслом угрожающе зашипели, а потом нарезанный помидор погрузился в будущий омлет. На кухне невидимым облаком сгустился приятный аромат жарящихся помидоров, которых он тщательно посыпал специями. Канхьо охотно делился советами по кулинарии и однажды сказал, что красный перец в умеренном количестве придает омлету несколько другой, более приятный вкус.       В шкафу он нашел ромашковый чай. То, что ему сейчас нужно — успокоиться и вернуть ясность мыслей.       Вода бурлила в белом электрическом чайнике с фиолетовой подсветкой. Аппетитный омлет к тому времени возлежал на тарелке и был готов к потреблению. Заварка чая дожидалась горячей воды, но едва Шото взял в руки чайник,       (ТВОЯ ЛЕВАЯ СТОРОНА УРОДЛИВА!!!)       у него зазвонил телефон.       Парень спокойно налил воды в чашку, и лишь потом удостоил звонящего своим вниманием.       Фуюми.       Он непонимающе уставился на входящий номер, уже интуитивно понимая, что разговор будет не из разряда «привет-как-дела-пока», потому что девушка, как и мать, была предупреждена: Шото вернется через несколько дней, а раз она звонит ему, то этот старый огненный тупень что-то ей сказал.        — Да, сестренка, — ответил он уже спокойным голосом, хотя в него снова прыснули гневом.        — Шото? — раздался обеспокоенный голос по ту сторону. — Шото, ты где?        — Остался ночевать в общежитии.        — Что? Но почему?       Теперь он дал волю своей злости:        — Потому что я не собираюсь оставаться под одной крышей с этой гнидой!        — ШОТО!       Фуюми крикнула так громко, что зазвенело в ухе, но в голосе помимо злости и упрека звучал и испуг.        — Шото, я нахожусь с ним в одной комнате! И, знаешь ли, твое поведение сильно его огорчило.       Какое поведение? Точно. Совсем внезапно Тодороки вспомнил, как он поклонился студентам и извинился за поведение своего отца, словно в этот короткий миг понятия «взрослый» и «ребенок» резко поменялись местами. Что ж, его это и вправду задело, этого он и добивался. Отлично.        — И я сделаю это еще раз, — сказал парень, — потому что из-за этого мудени мой одноклассник стал жутко заикаться, что ставит под удар эффективность его причуды. Кстати, включи-ка на громкую связь, я хочу, чтоб этот мудила услышал все, что я сейчас говорю.       Кто-то недовольно пробурчал и, судя по звуку, с гнева отбросил стул. Послышались тяжелые удаляющиеся шаги.        — Если он собирается приезжать и насильно забирать меня, — сказал Шото с на полном серьезе, — то пусть знает, что я не побоюсь прибить его.       Старатель гневно буркнул. Буянить не стал, но Шото буквально физически ощущал его напряжение даже через телефон, как и то, что сестра дрожала от страха.        — Он не собирается приезжать к тебе, — сказала она, и да, голос дрожал, — но он в ярости.        — На правду не злятся, так и передай этому ублюдку. И скажи, что я дважды повторять не буду: пусть только посмеет приблизиться к маме или моим одноклассникам. Я ему запретил даже смотреть в их сторону, потому что эта мразь натурально спятила.        — Шото! — снова прикрикнула брата девушка, но на этот раз тише. — Хватит обзывать его такими обидными словами! Да, он совершил и совершает ошибки, но он все еще наш отец! Он любит нас, Шото!        — ПРЕКРАТИ ЗАЩИЩАТЬ ЕГО! — крикнул парень и в порыве ярости отмахнул чашку чая, которая должна была предотвратить такие приступы. Белая чашка ударилась о стену, разлетелась вдребезги, а чай стал стекать на пол. — Когда это он проявлял к нам любовь? Скажи мне, ты знаешь что такое «отцовская любовь»? Вот и я не знаю, зато я прекрасно знаю, что такое «отцовская жестокость», и ты тоже это знаешь. Теперь ты видишь? Он испоганил это словно, втоптал его в грязь своим отвратительным отношением к собственной семье! К нам! Разве ты не видишь, что он безнадежно испорчен? Ты прекрасно знаешь, что он никогда не исправится, и что в лучшем случае он останется таким, так что, пожалуйста, не строй иллюзии и будь реалисткой: он — опухоль нашей семьи. Злокачественная и неизлечимая.       Фуюми замялась, не зная, что сказать. Ее брат поставил ее в невыгодное положение, потому что сказал правду, которую девушка никак не хотела признавать.       Старатель давно смирился с тем фактом, что он всегда будет вторым, а потому стал вынашивать план: завести ребенка, который достигнет отцовских амбиций. Первый ребенок родился с потрясающей огненной причудой, но Энджи, подвергнув его жестоким тренировкам, свел его в могилу. Фуюми тогда была еще первоклассницей, а Шото не исполнилось и двух лет, но они все прекрасно помнили Тойю в его последние дни: со страшными ожогами на руках и ногах, которые были тщательно скрыты лентами бинтов. И пусть даже так, Старатель плевать хотел на рекомендации врача «дать ему отдохнуть и восстановиться», а потому на второй же день заставил его тренироваться с ним. На этот раз все закончилось летальным исходом, и Старатель впал в глубокую депрессию.       Потом он возобновил работу, но над Шото... и совсем внезапно, нежданно-негаданно, Старатель стал Героем №1. И куда подевался весь его многолетний труд, скажите на милость? В никуда. Тойя умер напрасно? Напрасно. Он отдал жену в психушку напрасно? Напрасно. Стал нелюбим своей семьей напрасно? Еще как!       Но Энджи Тодороки гложило совсем другое: он не ощущал себя Первым. Всемогущий ушел в отставку, будучи непревзойденным им (Старателем), и теперь мужчина пытался прыгнуть выше головы, полностью погрузившись в работу, но лишь с одной-единственной целью — стать кем-то большим, чем Первый, а по его разумению — этим самым Первым, но уже «настоящим». И на фоне занятости, перегрузкой работы, у него начал развиваться невроз и параноидальное ощущение, что его не признают даже Вторым. Чувство, что ему не рады, сжирало его изнутри. Он хотел, чтобы на него равнялись, чтобы его признали и зауважали, но что он получил заместо желаемого? Любой человек рядом с ним боялся даже пикнуть, а те, которые его не боялись, его презирали. И относились ко второй категории далеко не только злодеи.       Паранойя, невроз — это он получил вместо «настоящего» Первого места, но, если вспомнить, как он приветливо общался с Куродори и Реисэцу, то можно было понять, что еще не все у него потеряно, и потому он не видел смысла лечиться («Я родился здоровым и умру здоровым», — говорил он каждый раз, если ему хоть намекали на необходимость лечения), даже не подозревая, что бомба замедленного действия, в которую превратились его «бзики», уже давно запущена, и что она в клочья разорвет его психику уже через...        — Шото, — наконец произнесла она, — послушай меня: ты слишком сильно все преувеличиваешь. Да, я признаю, что он — корень всех бед, которые пришли в нашу семью. Я знаю, насколько ты и Нацуо его ненавидите, и — уж поверь — я тоже его ненавижу, и боюсь. Но больше всего я боюсь за своих братьев. Ты понимаешь о чем я, Шото?       Тодороки-младший всю паузу злобно дышал в трубку, совсем забыв об остывающем омлете. Вопрос сестры заставил его неосознанно задуматься.        — Я очень боюсь, что он изничтожит нас! — сказала вдруг девушка, пытаясь сдержать слезы. — Я боюсь, что в вас останется только ненависть. Я боюсь, что вы уничтожите свое будущее, а отец будет виноват лишь косвенно. Я боюсь, что... Я БОЮСЬ, ЧТО ОН ДОВЕДЕТ ВАС ДО ТОГО ЖЕ СОСТОЯНИЯ, ЧТО И МАМУ!       Девушка кричала, чтобы не заплакать. Кричала яростно, пронзительно, а слезы лишь выступили из уголков глаз. Шото нехотя отдалил телефон от уха.        — Понимаешь? — продолжила Фуюми. — Понимаешь, что я хочу этим сказать? Вы с Нацуо уничтожаете себя, до отказа выкручивая свою ненависть и презрение к отцу, тем самым вредя себе. Не ему, а себе. Шото, я давно замечаю в вас что-то нездоровое, особенно в тебе, и... и мне СТРАШНО! Мне СТРАШНО, как и любой другой старшей сестре бывает тревожно за младших братьев. Мне СТРАШНО, что однажды ты забудешь, кем хочешь сейчас стать, и твоим смыслом жизни станет всяческий вред отцу. Пожалуйста, вспомни маму. Помнишь, что она тебе всегда говорила? «Ты можешь стать тем, кем захочешь». Я хорошо знаю, что ты помнишь ее слова, Шото, но ты им не следуешь и продолжаешь свой бесцельный протест. Скажи мне, с какой целью? Ведь рано или поздно тебе придется принять себя таким, какой ты есть. — Она недолго помолчала. — Рано или поздно все это закончится, и даже у нас все будет хорошо. Я это знаю, Шото, я это чувствую. Но я только прошу тебя: остановись. Перестань так накручиваться. Отцу все равно, что ты его ненавидишь, а мне вот нет. Опять же, мне за тебя тревожно, и маме тоже за нас страшно. Так что, пожалуйста, остановись, пока еще можно, и подумай.       Шото стоял в ступоре. Уж от кого-кого, так от Фуюми он такого не ожидал.        — Фуюми, — сказал он спокойным голосом, — за меня тревожиться не надо. Я стану героем несмотря ни на что, стану таким, каким захочу... Ему назло. Ему назло я буду лучшим героем, чем он, даже не используя огонь. Раньше получалось, получится и теперь, а в будущем...       Не хотелось сейчас затрагивать тему «причудной» медицины: в будущем он планировал заменить огонь на лед или еще на что-то другое посредством сложнейшей операции, от которой часто умирали.        — ...забудь. Просто запомни: я не позволю ему уничтожать мою жизнь. Я обещаю тебе, что этого не будет. Обещаю.       По ту сторону что-то зашуршало. Фуюми задумчиво молчала.        — Обещаешь? — спросила она с надеждой в голосе, как ребенок.        — Чистосердечно.       Недолгая пауза.        — В таком случае... — начала Фуюми, — я оставлю тебя. Удачи, братик.        — И тебе, сестренка.       Она отключилась. Тодороки положил телефон на стол, и лишь сейчас заметил, что не было чашки с чаем. Устремив взгляд на стену, он заметил на ней уже высохший чай, от которого осталось только пятно. На полу валялись осколки от чашки. Омлет был еще теплым, но после такого разговора аппетит совсем пропал, так что парень выкинул свой ужин, помыл тарелку и убрал беспорядок.       Кончилось все тем, что он заварил себе новый чай.