Академия героев. Эволюция

      Казалось, что все зрители только и ждали этого.       Как только солнечные лучи заиграли на красно-белых волосах, заставив цвета ярко вспыхнуть, отовсюду вдруг донеслись фантастические овации, восторженные крики и радостные свисты.        — ДАВАЙ, БРАТАН! ПОКАЖИ ИМ КЛАСС! — слышался вопль Нацуо, и, раз Шото мог отчетливо слышать его, значит они были где-то совсем рядом.        — Шото, мы верим в тебя! — услышал он потом голос Фуюми, и пусть она не орала во все горло, Тодороки-младший все равно удивился: он почти не помнил, когда его сестра повышала тон, и с трудом верил, что в больнице она наорала на отца.       «Я не подведу вас, — думал он, поднимаясь по ступенькам на арену, которую талантливые рабочие вновь привели в пригодное состояние после разрушений, которые причинила Ведьма. — Мама, обещаю, ты будешь мной гордиться».       Он получил тонны поддержки от своих одноклассников перед тем, как он покинул их (конечно, за исключением Бакуго) и даже немного помедлил, чтобы выслушать их всех и успеть всех поблагодарить. Но все эти теплые слова, переполненные искренностью были ничем по сравнению со знанием, что его горячо любимая семья, включая маму, будет смотреть на него. Это придавало гораздо больше мотивации, и в этот момент он был уверен, что сможет легко свернуть горы.       Одной правой.       Соперник, который стоял перед ним, представлял из себя парня с черными волосами до плеч, геройский костюм которого было трудно назвать таковым: темные брюки с цепью, высокие черные сапоги, светло-серая футболка под расстегнутым подобием темного пиджака. Картину дополняло маленькая наплечная сумка серого цвета, перекинутая через голову на правое плечо. Руки были опущены в кармане за исключением больших пальцев. Челюсти находились в постоянном движении, словно у коровы, и, очевидно, жевали жвачку. Серо-охрисовые глаза, до этого невозмутимые и беспечные, изучающе смотрели на Тодороки.       Айзава: ТОДОРОКИ ШОТО — 2-А ЮЭЙ.       Саната: ЧУНЕБАМУ ШИКОН — 2-А ЗАИНЕУ.        — Слушай, — сказал он, продолжая жевать. — А у тебя случайно вместе с раздвоенной причудой нет раздвоения личности?       Небрежный, глупый вопрос, но он заставил Шото впасть в самый настоящий ступор.        — Приготовились...       Он уставился на свои ладони шокированным взглядом, словно он видел их первый раз.        — То есть... — прошептал он. — Раз у меня две причуды, разделенные на две части, то, значит, у меня может быть раздвоение личности? А раз причуды разделены, то это может означать, что каждое из двух полушарий моего мозга хранит в себе отдельную личность? А что, если из-за стихийных противоположностей моих причуд во мне сейчас живут два человека? И, если так, то... — Он поднял взгляд. — Какой из них — я?       Теперь пришла очередь зрителей впасть в ступор.        — Половинчатый придурок, — фыркнул Бакуго. — Как обычно, умный и до невозможности тупой одновременно.        — Прикуси язык, Бакуго! — принялся отчитывать его Иида. — Иначе ты вылетишь отсюда!        — Меня забавляет, как он иногда воспринимает некоторые вещи так буквально, — сказал Канхьо. — Мне кажется, именно это делает его... Шото.        — Да, ты прав, — сказала Яойорозу, словно позабыв, что было между ними часами ранее.       Айзава: ПОЛНОЧЬ!       Женщина, застывшая с поднятой рукой, вмиг затрясла головой, словно прочищая ее от мусорных мыслей.        — А, ой. Я аж задумалась. — Она резко рассекла воздух помпоном-хлыстом. — Начали!       Щеки врага мигом надулись, губы сузились, оставив крохотное отверстие, словно тот хотел свистнуть, но вместо свиста оттуда вынырнули розовые, вязкие сгустки, которые быстро преодолели дистанцию и врезались в грудь ничего не подозревающего Тодороки. Секунду спустя его руки и ноги покрыли такие же сгустки, сверкающие из-за влаги на них.       Реисэцу: Какая гадость!       Мидория: Эта штука сковывает его движения.        — Что за... — Шото двинул ногой, но обнаружил, что сапог упрямо не желает двигаться с его ногой и грозиться расстаться с ним, если то продолжит попытки освободиться. — Клей? — Внезапно в нос ударил очень знакомый запах, который исходил от этой вязкой, липкой жижи. — Это что, жвачка?

Чуне́баму Шико́н

Геройское имя: Хуба-Буба

Причуда: Жвачка. Жуя жвачку, использует ее как оружие.

      Чунебаму с довольной улыбкой надул пузырь и движением языка втянул его обратно ов рот.        — Именно.       Где-то вдали раздался громогласный бас, от которого семейство Тодороки в силу негативного опыта встали торчками.        — ШО-О-О-О-О-ТО-О-О-О-О-О!!! ИСПОЛЬЗУЙ СВОЙ ОГОНЬ И ПРЕВРАТИ ЭТУ ЛИПКУЮ СЛИЗЬ В НИЧТО!        — Если он это сделает, то лишь добавит себе проблем, — услышал Старатель рядом такой доставучий голос Ястреба. — Твоему сыну в данном случае как никогда раньше пригодится причуда твоей жены.       Старатель взглянул на него испепеляющим взглядом. Конечно, он знал, что лед был бы полезнее, но на него навалилась какая-то подростковая строптивость, которая никак не хотела признавать правоту другого варианта и упрямо, но напрасно гнула свое. По взгляду Ястреба было видно, что тот тоже заметил это в Старателе, и последнего это нешуточно подбешивало.        — Неужели тебе в школьные годы не клали жвачку под зад? — будничным голосом спросил Ястреб и испытал помесь удовольствия и удивления, увидев, как огонь на плечах Энджи Тодороки заполыхал яростью. — Да ладно, большинство это проходило, и тогда на помощь приходил морозильник или, если тебе везло, другие люди с холодными причудами.       Но Старатель ничего не сказал, вернувшись к наблюдению за сыном, который в один момент посмотрел на своего врага исподлобья.        — Если ты решил разделаться со мной такими жалкими плевками, то у меня для тебя плохие новости, — розовый цвет покрыл ледяной блеск, а на правой стороне тела жвачка стала трескаться и откалываться, словно плохо приклеенная глина. — У тебя нет шансов против меня. — Панцирь, в которую превратилось липкое покрытие, треснул и развалился на куски, не оставив на парне даже частички себя. Замерзающая дорожка пробежала по белому бетону к Чунебаму, но тот увернулся, дав диагонально растущей глыбе рассечь пустое пространство.        — О, так ты хочешь играть по-взрослому? — Левая рука вынырнула из кармана и спряталась в наплечной сумке; выудила оттуда горсть разноцветных конфеток и отправила их в рот Чунебаму, который стал активнее работать челюстями, подготавливая боезопас, который, очевидно, множился во рту самостоятельно благодаря причуде.       Оджиро: У Чунебаму довольно интересная причуда.       Мидория: Да, и она отлично подходит для контроля обширных территорий, как и для создания липких сетей и ловушек.       Реисэцу: Но какие бы способности ни были у Чунебаму, ему совершенно не повезло с противником. Против Шото, меня, Фьюису или любого другого обладателя какой-либо холодной причуды, его жвачки малоэффективны.       Иида: Давай ты не будешь делать поспешные выводы! Сейчас он готовится использовать нешуточный прием!       Прожевав свои боезапасы как следует, Чунебаму стал исторгать клочки влажной, бесформенной жижи изо рта, что было поразительно, учитывая его набитые щеки. Липкие, пахучие ягодами, фруктами и бог весть чем еще сгустки жвачки легко преодолевали расстояния между Чунебаму и Тодороки, прямо в воздухе разбухая и набирая вес, размер и представляемую опасность. Они летели с неестественно высокой скоростью, которую никак не могли дать ни человеческие губы, ни язык, ни выдох, какими бы они ни были сильными.       Но все же они летели, одна за другим, и Чунебаму не испытывал от таких скоростных атак (плевков) никакой отдачи, хотя казалось, что он уже должен был остаться без зубов.       Первая атака угодила в правое плечо Тодороки и тотчас же отпала, разбившись о землю. Остальные липкие атаки пролетали мимо цели, которая легко и естественно уклонялась от них, поврачивая корпус то вправо, то влево, а иногда пригибаясь, давая атаке пролететь над головой.        — Пора заканчивать эти игры, — небрежно сказал замерзающий Тодороки. Один взмах рукой — и все пространство перед ним покрылось льдом.        — ЭЙ! — закричал кто-то вдали. Ледяной покров был невысокий, но и этого было достаточно, чтобы принести в копилку Юэй очередную победу. Чунебаму, встрявший в лед по щиколотки, трясся, обнимая себя, зубы отбивали чечетку.       Каминари: Очередная быстрая победа!       Где-то вдали ликовала семья Тодороки.       Где-то вдали Нацуо получил легкую оплеуху от старшей сестры, призывающей его угомониться.        — Чунебаму обездвижен! Тодороки переходит на следующий тур!       Громовые аплодисменты донеслись со всех сторон, празднуя победу Шото. Рей, смотря на сына, ласково улыбалась, всем своим материнским сердцем выражая свою безграничную гордость за него. Класс «А» ликовал, лишь только Заинеу презрительно фыркала.        — Э-э-эй, — стуча зубами, сказал Чунебаму, когда Тодороки повернулся к нему спиной. — О-о-отпусти м-меня...       Шото встал как вкопанный. Ему же теперь придется освобождать его от ледяных тисков, а для этого лед надо растопить. Не будь здесь его матери, брата и сестры, он бы, возможно, проигнорировал его просьбу, но сейчас ему не хотелось казаться им каким-то бездушным чудовищем.       Айзава: РЕИСЭЦУ, ПОЖАЛУЙСТА, ОКАЖИ УСЛУГУ.       Лед, что покрывал половину поля, стал дымиться и быстро растворяться. У Чунебаму, который продолжал трястись от холода, ноги из-за окоченения не сразу почувствовали свободу. Один неуверенный шаг — и онемевшие ноги его не удержали. На потеху толпе он упал в холодный белый дым, который начинал редеть и расползаться.       Шото сошел с арены.       Гордость Рей пронзило тонкое, горькое чувство жалости.