За семь дней демонизируй, за семь ночей очеловечь

Вергилий. Так говорят про него демоны. Так звал его Финеас. Внутри Ассиэль теплится надежда. Если помощник Спарды ищет свободы ― значит, он приведёт подобных к ней. Конечно же, он скажет, что всему виной ключ. Конечно же, он умолчит, что внутри неё их два. Ассиэль ищет выход из этой боли, а раз «ангельский» ключ забран, значит, её муки в половину легче. ― Я не уничтожу тебя, ― говорит нефилим Финеасу, ― я предлагаю договор. Остатки сознания ещё можно возродить. Одно око ― и тело Ассиэль станет снова целым. Сильным. А сейчас у Ассиэль есть лишь сны и боль. От второго спасает только первое. А от боли спасёт лишь терпение. Нефилим торопится: отдаёт раскалёнными штырями его шаг по перьям, заполняется воспоминаниями о падении в Лимбо пустота в груди. А там, где ещё теплится её сознание, остался ключ, остро царапающий в горле. Прыжок ― и у Ассиэль есть лишь миг. В этот самый миг кровь нефилима оседает на её руке. В этот самый миг ключ от её сознания ещё теплится в пределах её тела. В этот самый миг нефилим, Вергилий, предавший её право на покой с меньшей болью, оказывается в её скрипящей подобно металлу ладони. Он пытается вырваться ― меч режет пальцы, но что это для металла, в который она в последний миг обернула свою плоть? Что ей боль от полупрозрачных мечей, кружащихся у её запястья? Финеас говорил о жертве, а без этого ключа в ней больше нечем проявлять ненужное сострадание. Ассиэль давит всё сильнее и кровь брызжет на одежды: Вергилий закатывает глаза. Точно, нужно не сильно сжимать его шею. Ассиэль перехватывает маленькое тело и понимает, что же изменилось: она чувствует жар у живота и вместе с болью ― что снова дышит и от этого хорошо. Ещё немного ― на лицо. Теперь в её глазах не пульсирует боль, Ассиэль моргает, а затем вскрывает одежды нефилима, подцепляя плоть: пускай окропит его кровью обе руки. И почему она сопротивлялась демонам, не отдавая ключ? Почему она об этом ещё помнит? В руке липнет кровь и Ассиэль вспоминает: коже бывает и... неприятно? Нефилим пытается нанести ещё удар и пальцы сжимают его руки. Всё же какой это приятный звук. Ещё один хруст. Сдавленный крик. Всё же он может кричать. Ассиэль перекладывает его к себе на другую ладонь и обмывает скопившейся лужицей лицо: чтобы снова был цвет, звук, запах в её голове ― такими, какие они есть. Без боли это кажется невероятно лёгким и Ассиэль улыбается бледному нефилиму. От её улыбки он всё ещё странно дёргается и Ассиэль понимает, что они словно поменялись местами. Теперь нефилим Вергилий видит всё сквозь боль. А потом она понимает, что же ещё так нравится ей в обретении сознания. Вкус. Кровь нефилима ― вот и весь секрет. Её нужно сохранить. Ломая тело нефилима, Ассиэль всматривается: вот пропороли кожу рёбра, вот вылезли из бедёр сломанные кости, вот у нефилима идёт алая шипучая пена изо рта, из-за которой не разобрать его слов. Да и так ли это важно? Он надеется успеть, но Ассиэль пожила среди смертных долго, чтобы узнавать, как хорошо и на ком будут заживать раны. На её собрате они зарастают быстро. Надорванным петлями кишок Ассиэль тормозит процесс: связывает его по рукам, обтирает и слегка выжимает крови из тела до самых осколков перьев. На маховых перьях он уже не дергается и Ассиэль подносит его к самым губам. Ну вот теперь точно всё. Две половинки нужно для её отныне чуждого небесам тела. Первую ― выпить и поместить в дыру на теле. Вторую ― катать на языке, вспоминая, что именно такие волосы бывают и у нефилимов. Вкусно, вот как это зовётся. Ассиэль смотрит на Финеаса и чувствует, как срастаются крылья за спиной, как демоны, которых покорил Вергилий, движутся вслед: туда, куда зовёт кровь их покорившего. И выдыхает: ― Пора. Она воспарит к небесам и если это не избавит её от мучений ― значит, она получит свободу. А что до собрата... У него будет отличное место ― голова принадлежит голове, подобно горошине, катаясь между наконец-таки чувствующими дёснами, а тело ― возродит сердце в её груди. Она теперь знает, что нужно сделать, если потребуется, чтобы оно снова начало биться.