Эпилог их истории

      Чуя и не подозревал, как много у него личных вещей до того, как попытался рассовать их по двум большим чемоданам. Но даже в этом случае ему пришлось отложить некоторые мелкие вещи и безделушки в сторону из-за того, что они не влазили. Разумеется, о том, чтобы расстаться с ними навсегда не было и речи. Он твёрдо для себя решил, что любой ценой вернётся и заберёт их. При первой же возможности.       К слову, не ко всем вещам он отнёсся с таким же трепетом. Фотографии, некоторые драгоценности, двухметрового плюшевого медведя — в общем, всё то, что связывало его с будущим бывшим мужем, — он либо спрятал подальше от своих глаз, либо выкинул в мусорку. Чуя благоразумно решил, что в новой жизни у него не найдётся места для старой боли.       Переодевшись для улицы, мафиози выкатил своих два чемодана в гостиную, чтобы они не мешались под ногами в прихожей, и отправился на кухню заваривать свой последний в этом огромном, но безжизненном лофте чай. Он не смог бы сказать, не покривив душой, что не оставляет частичку своей души в этом месте, которое полтора года служило ему домом.       Бесчисленные воспоминания не получилось выкинуть вместе со старыми вещами.       В кружке осталась лишь одна заварка, когда во входной двери закопошились ключом. В крупный замок только слепцу, наркоману или алкоголику составляло сложность попасть, так что Чуя даже бровью не дёрнул, не говоря уже о том, чтобы он пошёл и встретил мужа. Он даже удивления не испытал, потому что Осаму ещё в обед написал, что задержится на работе допоздна. За полтора года брака было совсем не сложно выучить значение этой отмазки.       После первых пяти таких возвращений заполночь исполнитель Портовой Мафии даже задумался о том, что его вторая половинка устроилась работать на полставки дегустатором в какой-нибудь рюмочной и просто не хочет признаваться в этом. Теория потерпела крах, когда он узнал, сколько у того денег на банковских счетах. — Солнце, я дома! — в оправдание детективу можно было приписать то, что он никогда не напивался до невменяемого состояния.       Чуя даже завидовал этой способности, но в то же время не мог и не сердиться на проклятого алкоголика. «Какого чёрта ты тогда пьёшь чуть ли не каждый день, если не с целью напиться и забыться?» — орал он одним не очень добрым для их отношений утром. «Потому что иначе у меня голова лопнет из-за всего того, что приходится контролировать в нашем городе. Пойми это, пожалуйста».       И мафиози понимал, честное слово!       Да и как ему было не понимать, если он сам присутствовал при «Трёхстороннем конфликте», крупной заварушке с Крысами Мёртвого Дома, войне со Смертью Небожителей, нападении Ордена Часовой Башни и прочих мероприятиях, которые закончились бы глобальной катастрофой без вмешательства его мужа? И он принимал эту простую истину, стараясь не думать о всех тех событиях поменьше, которые прошли мимо его ушей за все эти годы. В конце-то концов, он знал, с кем шёл в ЗАГС обмениваться кольцами. Просто в один прекрасный момент до него дошло, что так продолжаться больше не может. — Я вижу. И слышу. Ты становишься крайне заметным, когда выпиваешь.       К тому моменту, когда Чуя добрался до прихожей со скрещенными на груди руками, Осаму уже снимал второй ботинок и мурлыкал себе под нос какой-то классический мотив, наслаждаясь уютом дома. Мафиози бы тоже очень хотел насладиться им, вот только не видел его в упор. Тем не менее, родное лицо заставило его сердце сжаться от невменяемой боли. — Ты только не сердись. Так уж получилось, что Куникиду сегодня… — Мне не интересно, — резко перебил он оправдания детектива.       Ему это действительно было не интересно, и его муж, который уже громко топал на кухню за холодной водой, наконец осознал всю серьёзность ситуации. Он резко замер на месте, а потом обернулся с тяжёлым и практически трезвым взглядом. После минуты молчания он нервно дёрнул бровью и быстрым шагом ворвался в гостиную, где и увидел то, что в его планы на ближайший век никак не входило.       А ведь казалось, что события, которые он не способен предусмотреть — что-то из рода фантастики. — И как это понимать? — Даже интересно, как ещё можно объяснить собранные чемоданы кроме как моим уходом, — съязвил Чуя, чьи нервы и решимость подобрались слишком близко к пределу.       Ещё несколько минут в лофте царило молчание, в течение которого мафиози как в живую видел разогнавшиеся шестерёнки в голове мужа. То есть, будущего бывшего мужа, к чему привыкать придётся ближайшую вечность. «Лишь бы только не выглядеть жалким, — думал он. — Лишь бы только не показать ему, что я сейчас как ребёнок расплачусь». — Я не понимаю. Правда, не понимаю. Это из-за алкоголя? Или, может, я тебя чем-то обидел? У нас же не было в последнее время никаких проблем.       Глубоко в горле Чуи запершило чувство вины, ведь он прекрасно понимал, что в их разладе виноват не Осаму, а обстоятельства, но отступать уже было некуда. Единственным утешением служило то, что всё это было к лучшему. Для них обоих. — Нет, это не так. Я просто вдруг осознал, что хочу изменить свою жизнь.       Под всё таким же тяжёлым взглядом мужа, но уже с нотками какой-то непонятной ему мольбы, он обулся, надел тёплый жакет и притянул к себе чемоданы силой гравитации. Не оглядываясь на родные сердцу стены, он уже взялся за ручку входной двери, как услышал тихое: «Ты уверен?»       Вопрос, оставленный без ответа, растворился в воздухе.

Двумя месяцами ранее.

      Чуя и сам уже не понимал из-за чего его колотило: холода или надвигающегося нервного срыва. А ведь он обернулся пледом и смотрел любимый ситком. Кажется, типичный сценарий типичного вечера: просто сиди на диване и наслаждайся, ведь с утра вновь наводить порядок среди мелкой швали Йокогамы, но нет. Вместо этого он страдал! Страдал из-за того, что муж опоздал на романтический ужин.       По закону жанра ему стоило бы поторопиться и побежать к маме, чтобы поплакаться в жилетку на то, какого негодяя ему сосватала судьба, но мамы у мафиози никогда не было, все слёзы высохли ещё в восемь лет, а Осаму — это Осаму. В конце-то концов, тот даже не знал о готовящемся для него сюрпризе.       Чуя теперь, конечно, жалел об этом и, кусая потрескавшиеся губы, думал, что стоило бы его всё-таки предупредить. Может, хоть тогда бы он соизволил прийти вовремя. Но думать об этом, когда на часах половина восьмого, а все блюда давно остыли — то же самое, что мечтать о том, как едешь домой на поезде, который ты пропустил.       Когда уже даже любимый ситком стал вызывать зубной скрежет, он потерял терпение и грозно набрал на мобильном телефоне номер самого родного в этом мире человека с целью почти спокойно спросить, где тот сейчас находится. Чего он не ожидал, так это того, что ему ответит Накаджима своим извиняющимся тоном. — Извините, пожалуйста, Дазай-сан, но Дазай-сенпай сейчас не сможет поговорить с вами, потому что всё ещё не пришёл в себя после того, как попытался утопиться в своей любимой реке.       Чуин телефон полетел в стенку, а его спокойствие — к чёрту. Нет, ну действительно, и как это он только не догадался, что его суженному сегодня взбредёт в голову пощекотать всем окружающим нервишки своим фирменным способом? Он, наверное, должен был находиться неподалёку в тот роковой момент и с крокодильими слезами на глазах, прямо как в мыльных операх, умолять каждого встречного-поперечного выловить бедолагу!       Мафиози в очередной раз принялся напоминать себе, что был в трезвом уме и твёрдой памяти, когда согласился обменяться клятвами вечной любви с детективом, что знал про невменяемость своего придурка ещё с первой их встречи, но это уже не помогало. В конце-то концов, одно дело, когда Осаму вытворял свои безумства, когда ему было пятнадцать-восемнадцать, но совсем другое, когда он категорически отказывался меняться в свои двадцать четыре, будучи женатым человеком. Разумеется, Чуя никогда и не думал о том, чтобы отрицать его психологические проблемы, но неужели не существовало никаких других способов с ними справляться, кроме как выпивать и пытаться себя убить?       Он таким и в шестьдесят лет будет?       Мафиози скинул с себя колючий плед, выключил телевизор и кинулся в прихожую одеваться. Вся еда для романтического вечера так и осталась портиться на кухонном столе, но Осаму большего и не заслужил, убеждал себя убегающий из собственного дома мужчина. После ледяной реки этому сумасшедшему даже такой ужин — высшее наслаждение.       Чуя даже не озаботился поиском по карте ближайшего клуба, а сразу направился в сторону порта, где и находилось его самое любимое заведение. «И в этом нет ничего такого, — рассуждал он, злобно сверкая глазами на каждого прохожего. — Если ему можно не взрослеть и заливать алкоголем свои проблемы, то и мне тоже. Выпью, потанцую, а может с кем-нибудь и пофлиртую».       В какой-то момент ему даже показалось, что асфальт скоро начнёт громко трескаться под его подошвами. Мафиози заранее решил, что в таком случае и не подумает расстраиваться. Перед глазами у него промелькнули образы разрывающихся сигнализацией машин и перепуганных горожан, но тут же исчезли, как только ему в спину врезалось что-то маленькое. — Простите. Простите, пожалуйста, — прошептал мальчуган лет пяти своим дрожащим голосом и тут же попытался броситься наутёк.       Не тут-то было. Чуя, будто бы предчувствуя надвигающееся торнадо повседневных масштабов, словил сорванца за тоненькую ручку и притянул его к себе поближе. И сделал он это чертовски вовремя, потому что буквально через секунду перед ними показались три задыхающихся от бега подростка.       Они остановились и стали переводить свои бешеные глазёнки со взрослого мужчины на маленького мальчика и обратно. Это продолжалось до тех пор, пока один из них, самый старший и главный, как понял мафиози, не вышел вперёд с твёрдым намерением закончить начатое. Поколотить беззащитного пятилетку.       Чуя даже не стал делать вид, что его это не обидело. Потому что очень обидело. Неужто он так похож на прохожего, которому легко смогут надрать задницу трое неуравновешенных недоростков? Он решил показать, что это не так, запустив в них небольшой камешек, валяющийся под его ногами. И ещё несколько следом за ним. Конечно, ни один из них не попал ни в чью голову или живот, но поставленная цель и без того была достигнута.       Самый низкорослый из тройки испуганно хрюкнул и за майку потянул своего лидера в сторону толпы с намерением смыться. Мафиози лишь закатил на это глаза и тут же забыл о досадных помехах, вернув своё драгоценное внимание к хнычущему мальчугану. Он медленно наклонился и с доброй улыбкой спросил: — Как тебя зовут? — Тошико.       «Интересное имя, — подумал Чуя, но вслух ничего не сказал, — и ситуация необычная». Ему ещё не доводилось в своей жизни общаться с маленькими детьми. Даже когда он сам был маленьким, потому что его настоящая жизнь началась с восьми лет, и даже тогда он редко общался хоть с кем-то младше десяти-двенадцати. А тут детсадовец, который еле сдерживался от того, чтобы пуститься в слёзы.       Мафиози отпустил его локоть, но взялся за плечи, чтобы придать максимальную весомость тем словам, что собирался произнести. В небесных глазах из-под спутанной тёмной чёлки засверкало внимание. — Всегда были, есть и будут такие ребята, которые привыкли выплёскивать свою злость на родителей, судьбу или даже самих себя на более слабых. Это их успокаивает, позволяет верить, что они что-то контролируют. Дай угадаю, ты совершил маленькую оплошность, не замышляя никому вреда, а они раздули из мухи слона? — Я и в самом деле провинился, — насупленно пробормотал Тошико, шмыгая носом. — Пролил горячий чай на безрукавку того парня, что хотел к нам подойти. Но я не специально! Так получилось!       Ребёнок одновременно и оправдывался, и твёрдо стоял на своей правоте, чем вызвал мягкую улыбку на лице Чуи. Как же ему была знакома эта уверенность в своих поступках и готовность прогнуться и извиниться, если того потребуют обстоятельства. Он ещё зелёным сопляком, когда босым бродил по улицам в поисках хоть какого-нибудь пропитания, наизусть выучил этот жизненный урок.       Отвернувшись и слегка понурив свой чумазый носик, мальчик еле слышно пробормотал, что ему уже пора возвращаться. — Ты далеко живёшь? Уже довольно-таки поздно. Может, тебя проводить? — Чуя и сам не знал, почему спросил это, но после недолгих раздумий решил, что просто не мог поступить иначе.       Ему даже представлять не хотелось, что могло случиться с маленьким ребёнком, в одиночестве бродящим по тёмным полупустым улицам. Поэтому он деловито поправил свою шляпу и загадочно подмигнул, протягивая Тошико руку дружбы. Тот практически сразу же за неё ухватился. — Извините, что доставил вам столько проблем. Я здесь недалеко живу, в приюте при Храме Сомё-дзи.       Несмотря на такие искренние извинения, ребёнок не потерял решимости воспользоваться щедрым предложением нового знакомого, но его слова заставили мафиози притормозить. Он глупо похлопал несколько раз ресницами, уставившись в одну точку, а потом изо всех сил постарался сформулировать свою мысль, но потерпел в этом деле крах. На языке у него вертелось слишком много вопросов. — Подожди, так ты из приюта? Тогда почему ты спокойно бегаешь по улицам в столь поздний час? А те мальчишки, они тоже из приюта? Тебя наверняка уже все обыскались! — Да, те, кто гнался за мной, живут там же, но мы почти не видимся из-за того, что они старше. В этот раз мы просто вместе с ними ужинали. Когда я споткнулся и пролил чай, они сильно рассердились и стали грозится сломать мне пальцы. Воспитателей рядом не было, поэтому я убежал через сад и дыру в заборе на улицу. Вот только те трое увидели это и побежали следом. И вряд ли меня кто-то искал, потому что отбой будет только через пару часов.       Но Тошико ошибся. Когда они, весело болтая, подошли ко входным воротам приюта, им навстречу выбежала кипящая от гнева женщина среднего возраста, которая мгновенно вцепилась в кофточку ребёнка, как клещ. Она стала чурать его за такое плохое поведение, грозится отправить на дополнительные часы молитв и просить больше никогда так не делать, умудряясь чуть ли не после каждого предложения упоминать Будду.       Мальчик спокойно слушал её какое-то время, виновато кивая на каждое обвинение, но потом не удержался и кинул на Чую взгляд, полный мольбы о помощи. — Извините, пожалуйста, что перебиваю вас, сестра, но мне бы хотелось переговорить с вами, если можно, — как можно уважительнее обратился мафиози к монахине, из-за чего она наконец его заметила.       Тут же выпрямилась, поправила одежду и, откашлявшись, попросила представиться и объяснить случившееся. Объяснения не заняли много времени, но, кажется, слегка подуспокоили воспитательницу Тошико. — В нашем приюте недопустимо подобное поведение, и я обязательно переговорю с теми тремя хулиганами, которые доставили так много хлопот. Тошико, попрощайся с молодым господином и беги готовиться ко сну. Потому что, клянусь своей бессмертной душой, если я не увижу тебя в кровати через полчаса, ты завтра с самого рассвета и до обеда будешь стоять на коленях в молитвенном зале.       Чуя слегка зарделся от того, что его назвали молодым господином, после чего опустился перед улыбающимся мальчиком на колени и дал ему лёгонький щелбан по носу. — Веди себя хорошо, слушайся своих воспитателей и будь благоразумным. Ты должен научится различать тех людей, перед которыми нужно кланяться, от тех, кому можно дать сдачи. У тебя хватит на это сил!       Тошико и хотел бы пообещать, что последует совету нового знакомого, попросить прощения за доставленные неудобства и побежать спать, но вместо этого крепко обнял его за шею. Он даже не подозревал, что насыпал тем самым добрый килограмм соли на сердечные раны Чуи.