После падения идёт подъём

      Очако неделю не посещала занятия. Как оказалось, отговорка с «плохим самочувствием» и ещё одна из тысячи таких же фальшивых, но со стороны миленьких и лучезарных, улыбок от 15-летней девочки работают безотказно во все времена. Кому бы только знать, скольких усилий стоит это приторное выражение лица… А весь секрет в том, что Урарака элементарно хотела всего лишь немного любви, немного теплоты крепких рук, обнимающих за плечи и ласковых, пусть и таких банальных слов. Урарака была обречена любить Деку — прямодушно и бесповоротно. Она прекрасно понимала — Изуку силён, но в то же время и очень слаб. Урараке было ужасно от этого глубокого чувства, сравнимого разве что с цветком гортензии — ласкающим своим видом и обжигающим ядовитой внутренностью. Ей нравились его зелёные кудрявые вихры, нравилась отвага и самоотверженность ради спасения нуждающихся в нём, но… Нигде не обойтись без этого треклятого «но». И на этот раз оно подразумевалось под тем, что Урарака откровенно ненавидела, когда Мидория распускал нюни. Всем сердцем. И как бы она ни хотела пропускать этот нюанс стороной, не замечать — ничего не выходило. Он ярким грязным пятном расплывался на всех достоинствах юноши. А ещё постоянная френдзона с надоедливыми ярлычками «друг» и «подруга». От каждого подобного слова Очако буквально задыхалась. Но. она же всё-таки будущий герой? Она должна быть сильной.       Урарака всегда мастерски сдерживала слёзы за очередной сверкающей улыбкой. Ей нельзя плакать. Но она уже так устала… очень устала. Хватит. Довольно скрывать эти чувства. Она возьмёт и напрямую признается. Возьмёт и в открытую расскажет Изуку обо всём, что гложет, что творится на душе. Он ведь её любит? Любит, правда?..       Это было, пожалуй, единственным толчком, чтобы Очако, наконец, пошла на занятия в Юуэй. И, как по всё той же карточной раскладке, первым, кто её встретил был никто иной как сам Деку. Божечки, судьба, ну зачем так-то жестоко? Он, как обычно, очень волновался и нервничал в настолько близком контакте с девушкой. И это как-то по-особому согревало её измученную душу. Однако Урарака тоже не осилила сдержать румянца, практически с лёту выпалив:       — Слушай, Деку. А давай после уроков пойдём вместе. Мне очень нужно тебе кое-что рассказать, — даже сейчас она всё так же слащаво и приторно улыбалась. Изуку в ответ приподнял уголки губ и согласно кивнул. Теперь студентка была счастлива. Искренне счастлива, как не была достаточно долгое время. Через несколько минут коридор огласил звонок, и Очако вернулась к своей парте.       На каждой перемене к ней подходили знакомые девочки и с искренней радостью по поводу возвращения подруги то и дело говорили приятные вещи по типу: «Хей, Очако я скучала» или «Всё в порядке? Тебя та-ак долго не было в академии, я волновалась!». Как же жаль, что её любимый никогда так не скажет. Ведь Урарака не слепая и уж точно не глупая; она не могла не заметить, как Изуку смотрит на Асуи, как сияет своей несгораемой улыбкой и совсем невзначай, будто случайно, иногда задевает её запястье кончиками пальцев… Урарака знала, что ей ни за что не сравняться с её подругой. В глазах Мидории уж точно.       И всё-таки надежда ещё слабенько теплилась в груди; у неё была одна попытка, один маленький шанс, решающий всё раз и навсегда, прочерчивающий после себя жирную линию, которая разделит всё на «до» и «после». С окончанием последнего урока, Очако наконец-то смогла подойти к Изуку.       — Идём? Ты что-то хотела сказать, — он как всегда ничего не понимает, ну или же талантливо делает вид. Урарака поглубже вздохнула, собирая в кучу отрепетированные по три раза слова и, решительно взглянув юноше в глаза, перешла к действию.       — Деку… Нет, Изуку, — нельзя отступать; либо сейчас, либо никогда, — Я люблю тебя. Твои… Чувства. Они взаимны? — девушка с всё той же искренней надеждой посмотрела на ошарашенного одноклассника. Её твёрдость, её старательность, её решительность в конце концов!.. Разве они не могут быть одним из тех факторов достижения желаемого успеха?       Мидория неловко замялся, перебегая глазами с одного предмета на другой и сумбурно подбирая первые пришедшие в голову слова.       — Ура… Урарака… Эээ, я… — он покраснел намного сильнее и ярче прежнего, но после, наконец собравшись с волей, закрыл глаза и непривычно нахмурил брови, — Нет, прости. Я не могу тебе врать. Мне правда не хочется тебя огорчать, но ты для меня не больше, чем друг.       Сказать, что девушка была раздавлена — ничего не сказать. Уравити приложила всю оставшуюся моральную силу, чтобы с позором не разрыдаться прямо на глазах у Деку, и быстро убежала из здания куда-то на территорию Юуэй. Натолкнувшись взглядом на ничем неприметную под красиво высаженными деревьями лавку, она тут же нашла себе временное пристанище. На задний двор академии обычно никто не заходит… вроде. Здесь нет такого сильного риска попасться какому-нибудь случайному знакомому на глаза. И Урарака просто не могла им не воспользоваться, наконец сбросив приевшуюся и крайне осточертевшую улыбку с лица. Больше уже она не могла улыбаться. Сил нет. И смысла тоже. Очако подогнула ноги под лавку, и упёршись локтями в колени, закрыла ладонями лицо и просто расплакалась, позволяя за столь долгое время воздержания выплеснуться всем эмоциям, всем отвергнутым Мидорией чувствам наружу.       Она подозревала — нет! — знала про то, что они не взаимны. Так чего она ожидала? Дура! Глупая, наивная маленькая девочка с ранимым, и теперь вдребезги разбитым сердцем. Это было последней каплей, чтобы отделить Уравити от былого, видимого ею, красочного мира. И вот скажите: кто сможет её теперь полюбить? Такой, какая есть, со своими недостатками, неидеальностью, предательской детской наивностью? Ответ элементарен: никто.       — Грёбанный идиот-Деку! Так и знал, что опять поступит, как самый натуральный единоличник! А ты чего ожидала, ха-а?! Совсем уже на голову отшибленная! — сквозь дрожащие всхлипы и слёзы до Очако донёсся знакомый баритон, как всегда без тени скромности и утайки; с глухим утробным рычанием и растянутыми до высшей планки громкости последними гласными.       И следом, не дожидаясь момента, когда та поднимет покрасневшие глазёнки, тесные, сковывающие всё ещё содрогающуюся в истерике Урараку, объятия. С одной стороны, грубые и не столь аккуратные, но с другой успокаивающе тёплые… Что даже странно.       Когда юноша отстранился и, сделав шаг чуть в сторону, вырос перед несчастной студенткой, Очако нерешительно подняла на него взгляд — как же сейчас ужасно она выглядит, и ещё перед главной язвой класса — Бакуго. И всё же, она будет ещё хуже, если не ответит на его поступок должным образом.       — Спасибо, Бакуго, — ох, как же это отвратительно — действовать по привычке и снова в чьём-то присутствии натягивать уже ставшую кислотной улыбку. — Я и так уже это поняла… Но откуда тебе известно?..       Блондин с прирожденной ему раздражительной искрой цыкнул, сунув руки в широкие карманы и говоря шипяще, сквозь зубы:       — Этот ушлёпок не умеет держать язык за зубами, особенно когда эмоции хлещут, — вдруг Кацуки как-то подозрительно сконфуженно потерялся в словах, покривив губу, и, только искоса бросив взор на Урараку, кое-как выдавил с прежним суровым лицом:       — Ты как?       — Не волнуйся, всё в полном порядке, — совсем легкомысленно отмахнулась Очако, перевалив вес на отставленную на скамью левую руку и всего на пару мгновений опустив глаза.

«Ну да, ну да, а кому это пять минут назад сердце растоптали, не подскажешь?»

      А впрочем, в этом спектакле и есть вся суть Очако. Её проблемы — это только её проблемы. Она прежде всего будущий герой, и потому не имеет ни малейшего права поглощать других людей в свои личные переживания и лишний раз расстраивать понапрасну.       А вот Бакуго этот ответ явно пришёлся не по душе. В доказательство тому — вспыхнувший с треском каскад искр в растопыренной кверху ладони.       — Не волнуйся?! Да кто тут вообще волнуется, круглолицая, ха-а?! Я, хочешь сказать?! Д-да… Да ни за что, чёртова идиотка! — яростно взревел юноша, разоряясь на весь задний двор. Можно было даже поверить, что ещё секунда-две, и Кацуки оставит от Уравити одну только жалкую тень. Но он лишь отступил назад, и резко махнув перед собой рукой, раскатистым взрывом заполонил перед глазами девушки обзор поднявшимся столбом земляной пыли.       Когда воздух более-менее расчистился, Очако увидела уже только удаляющуюся спину ссутуленного студента и возле ног чернеющую полуокружность от выжженной травы.       Ушёл, значит… И Урарака снова осталась одна, наедине со своими мыслями. Видимо, так будет всегда. Интересно, где же она так оступилась, согрешила, что теперь отдувается своим одиночеством?..       Однако, одно она могла отметить с уверенностью до тысячных.       На лице Бакуго разлился лёгкий румянец…