Теодор Нотт
Ища ингредиент для зелья на полках высокого старого стеллажа в кладовке, я нашёл более увлекательную вещицу, привлекшую моё внимание лёгким сиянием. Мы с Мисой готовили оборотное зелье, по решению отца, но некоторых ингредиентов в нашей лабораторной не хватало, и я вызвался принести их из кладовой, где хранилось огромное количество запасов трав и многих других ингредиентов. Я искал растертый рог двурога, точно помня, что смесь стояла на верхней полке стеллажа в стеклянной баночке. Когда я заметил слабое свечение периферийным зрением, то резко повернул голову вправо, отчего лестница, по которой я взбирался вверх, опасно пошатнулась. Взгляд мой метнулся к полке, на которой стояла запылившаяся шкатулка, усыпанная мелкими разноцветными камнями, красиво переливающимися на свету. Забыв, зачем поднимался, я взял шкатулку и спустился с лестницы. Шкатулка была небольшой и оказалась довольно лёгкой на вес. На поверхности крышки лежал толстый слой пыли. Протерев её рукой, я неожиданно обнаружил высеченную на ней надпись. Тонкий шрифт начал плыть перед глазами, я не мог прочесть надпись. Пару раз моргнув, я всё же смог прочесть несколько слов:«Гнев затуманивает, клокочет внутри. Отпусти ты сомненья, отбрось наваждения, взгляни на меня и расслабься, а устами твоими говорить буду я…»
Дальше надпись читать не удавалось, потому что продолжалась на другом языке. Может быть на латинском или же на другом неизвестном мне языке. Надпись показалась мне довольно чудаковатой и странной, так что я решил не зацикливаться на ней и открыл крышку. Я никогда не был сильно любопытным, в отличие от Мисы, но у меня появилось чувство, что я обязан узнать, что же там лежит. В шкатулке лежал багровый камень, волшебно переливаясь всеми оттенками красного, в нём словно бы плескалась густая алая кровь. Секундное помутнение рассудка и я уже рассматривал амулет, держа его в руках в нескольких сантиметрах от лица, поставив шкатулку на ближнюю полку. Послышались неторопливые шаги, и из-за двери в кладовую показалась сначала густая рыжая копна волос, потом уже и их обладательница. Спрятав амулет в карман, я повернулся к сестре с плохо скрываемым страхом, отразившимся у меня на лице. Миса окинула меня любопытным взглядом, при этом сощурив глаза, как она делала, когда хотела что-то спросить. — Почему ты так долго? Отец сказал показать результаты наших зелий, а мы ещё половины ингредиентов не добавили. Что ты тут делал так долго? — она была недовольна, а когда моя сестра злилась, у неё появлялась привычка задавать одни и те же вопросы по нескольку раз. Это меня раздражало, но я ничего не мог поделать, кроме как терпеливо отвечать на вопросы. — Тео, чего так долго, не мог найти рог двурога или что? Он же на верхней полке стоит! — Миса не стала больше кричать, проверив нет ли кого за дверью. Там и быть никого не могло, кроме Леонарда, но к счастью, его там не оказалось. Я знал, что она боялась его, знал, что отец не раз поднимал на неё руку, даже из-за мелочи, но ничего поделать не мог. Я видел страх в её зелёных глазах, которые она жмурила, когда отец повышал голос, я пытался помочь, но мне нечем было это сделать, ссылаясь на то, что я не смогу справиться с отцом, я вёл себя как настоящий трус! Я винил и ненавидел себя за это, мне было больно видеть гематомы и кровоподтёки на её теле, ярко выражающиеся на бледной коже, которые сестра прятала под иллюзорным заклинанием. Выучила она его уже давно и мастерски владела им, даже я не мог создать иллюзию на её уровне. И это всё по вине моего отца. Ещё, когда моя мать скончалась, отец поведал мне одну тайну, но он был пьян и, вероятно, не помнит этого разговора. Хоть я и был маленьким, но горькая правда, прилетевшая мне в лицо, словно огромный кусок камня, хорошо отпечаталась в памяти: «Артемиса… это всё из-за неё, это она погубила твою мать… Она не твоя сестра… мы нашли её у крыльца… она чудовище…». Тогда я не придал значения этим словам отца, как и сейчас не придаю. Я не верил, что моя старшая сестра была способна на такое, и никогда не считал её чудовищем, потому что она не давала мне повода даже подумать об этом. Но с тем, что она мне неродная сестра, пришлось смириться. После смерти Миранды Миса стала сама не своя и горевала так же сильно, как я. Она всегда была рядом и утешала меня, когда я не находил себе места и утыкался в подушку, пытаясь остановить поток слёз. Она пролила вместе со мной немало слёз, но потом обязательно находила время для широкой искренней улыбки, при воспоминании о которой мне становилось тепло на душе. Миса смешно сморщила нос и сама полезла по лестнице, а потом с торжествующим видом показала мне стеклянную банку со смесью. Я не смог сдержать улыбки, на что Миса закатила глаза. Я то знал, что она не будет долго обижаться, и подхватил её под руку, когда она наконец подошла ко мне, тряся банку перед моим лицом. Она не стала вырываться, лишь улыбнулась. — Пойдём, а то отец будет злиться, — тихо прошептала она. Чувство вины больно кольнуло где-то в области груди, когда она назвала Леонарда отцом. Я удивлялся этому, ведь Леонард вёл себя чудовищно по отношению к ней, но она продолжала называть его отцом. Может быть в тайне она называла его более грубыми словами, но я никогда этого не узнаю. Мне не было известно, знает ли Артемиса о том, что её удочерили, и я не собирался когда-либо затрагивать эту тему, да и Миса об этом не говорила, так что со временем я вообще выбросил это из головы. Иногда мне казалось, что сестра догадывается или же давно знает об этом, но она не подавала виду. Это можно было прочитать по её глазам, по плотно сжатым, чуть подрагивающим губам и запуганной походке при появлении Леонарда. Всё это было незаметно и можно было увидеть лишь приблизившись к ней, присмотревшись повнимательнее. Отец заставлял нас работать, но хуже всего приходилось сестре. Работа эта была несвязанной с уборкой по дому, помощью по готовке на кухне или простым уходом за цветами у нас в оранжерее. Нет, этим всем занимался наш эльф-домовик Липси. Отец заставлял нас каждый день учить заклинания и рецепты зелий, забегая намного вперёд учебной программы третьего курса в Хогвартсе. Всё, что я видел за последние несколько месяцев, это чёртовы строчки заклинаний. Но это не самое страшное. Леонард учил нас драться на палочках, и мне приходилось стрелять уймой заклинаний из палочки в Артемису, которую Леонард ставил против меня, как мишень, не более. Когда прошло ещё немного времени, Артемисе дали в руки палочку, и мы полноценно проводили дуэль на глазах у отца. Она была прекрасным дуэлянтом, Леонард, не ожидавший каких-либо успехов от Мисы, очень удивился. Я ожидал, что он станет относиться к сестре получше, к сожалению, мои ожидания не оправдались. Он лишь повысил для неё уровень нагрузки, и к вечеру Артемиса сильно выматывалась, а на утро залегали мешки под глазами. Оказалось, что это всё было лишь началом, лишь бутонами, однако цветочки и стебли с острыми шипами последовали стремительно быстро. Нередко я заставал сестру за чтением книг у себя в комнате, я бы не обратил на это внимания, но книги, которые она читала, были взяты из нашей домашней библиотеки из секции с книгами о тёмной магии. Тогда я не побоялся самолично спросить её, с чем связан её интерес к тёмному искусству, ответ на мой вопрос последовал неоднозначный. Вскоре об этом прознал Леонард, который только одобрительно отреагировал на интерес приёмной дочери и стал давать наставления, как и с чего начинать. Я пытался отговорить сестру от этой затеи, однако тогда она лишь рассмеялась мне в лицо за мои глупые попытки вразумить её и сказала не лезть не в свое дело. Я и сам не горел желанием в это влезать, мне с роду была противна тёмная магия, но пришлось признать, что она вселяет в меня некий ужас вперемешку с восхищением от величественной мощи. Я не стал больше мешать Мисе и отцу, потому что они оба перестали обращать внимание на мои претензии и недовольства. Больше всего меня удивило то, как сестра перестала шарахаться от отца и начала с какой-то надменностью на него смотреть. Но Леонард как будто не замечал её ехидных взглядов и слегка надменных ноток в голосе при общении с ним. Она перестала бояться его, перестала волноваться из-за пустяков, не волнуясь за гнев Леонарда. Её перемену видел лишь я, она не давала чётко понять отцу, что с ней происходит, а со мной вела себя как раньше, словно ничего не изменилось.***
Незадолго до дня рождения сестры я решил приготовить ей подарок. На ум ничего не приходило, что подарить, но в последний момент я заметил у себя в прикроватной тумбе тот самый красный амулет и, недолго думая, упаковал его в красивую обертку. Идти в кладовую за пыльной шкатулкой не хотелось, так что я ограничился обёрткой. За все десять лет я ни разу ничего ей не дарил, и этому была огромная причина в лице Леонарда, который строго запретил нам дарить друг другу подарки. Но на одиннадцатилетие Мисы я твёрдо решил, что нужно вручить ей хоть что-нибудь, а без ведома отца я не мог купить подарок. К счастью, под рукой был всегда этот амулет, мне он был не нужен, и я не собирался его носить, так как он был женским (по крайней мере, я так думал). Попросив Липси доставить торт и сладости в комнату Мисы, я отправился прямиком к ней в комнату. Торт. Она любила клубничный торт. На её дни рождения, начиная с восьми лет, я всегда просил домовика доставлять его ей в комнату в тайне от Леонарда, да и я не спешил говорить, что торты от меня. Хотя в этот раз она меня допытала и выведала всё, что можно: от торта и сладостей до амулета. Амулет она оставила себе, поблагодарив меня, а с небольшим тортом мы управились вдвоём за чашкой чая. В этот день ей пришло письмо из Хогвартса, как и полагалось одиннадцатилетней волшебнице. Это был самый лучший её день рождения, но он же был и самым худшим, когда Леонард отправил ответное письмо директору Дамболдору, в котором говорилось, что отправится в школу она только через год, а причиной этому был я. Отец отправлялся в какую-то командировку по работе, однако решение он принял быстро. Он хотел, чтобы мы отправились в Хогвартс вместе и поступили на первый курс, и желательно на Слизерин. Но мою чрезмерно отважную сестру распределили на Гриффиндор, впрочем, я немного разочаровался, но в глубине души знал, что всё так и будет, даже если бы факультеты выбирали мы сами, а не распределяющая шляпа. Ещё до того как мы с Артемисой сели в поезд, сопровождающий нас Леонард остановил меня, позволив сестре удалиться на достаточное расстояние, чтобы она не услышала, о чём мы говорим. Он заметил, что на шее сестры весит амулет, и стал допрашивать, откуда он у неё. Пришлось рассказывать. В итоге, отец приказал мне немедленно его забрать, не вызывая подозрения. Я тогда сильно разозлился, даже не знал, на что конкретно направлен мой гнев. В вагоне, где остановилась Артемиса, я попросил её отдать амулет, пока поезд не успел тронуться с места, и планировал быстро вернуть его Леонарду. Но за разборкой с сестрой, в ходе которой я обронил много обидных слов, я не заметил, что «Хогвартс-Экспресс» уже набирает скорость. Слова вырывались изо рта сами собой, я не успевал толком осмыслить их, видя, как текут тонкие дорожки слёз из глаз Мисы. В порыве злости она выбросила амулет через открытую форточку вагона. Я не мог поверить, что она это сделала. Отец запытал бы нас круциатусом, вдобавок отправил бы нас искать амулет, но каким-то чудом в Хогвартсе я снова увидел его у сестры. Не знаю, как она достала его, забрать его я всё равно должен. Уже с момента как тронулся поезд, я начал чувствовать себя совсем по-другому: эмоции, которых я прежде не испытывал, всё чаще бурлили у меня внутри. Я стал более раздражительным, рассеянным, часто проявлял агрессию. Я опустился настолько, что оскорблял и унижал всех и вся: мимо проходящих учеников; учителей, которые назначали мне наказания и грозили отчислением; однокурсников; друзей; свою сестру… Меня раздражал малейший звук, движение, взгляды окружающих. Я чувствовал себя марионеткой в руках умелого кукловода, завладевшим и моим языком. Слова, срывающиеся с собственного языка, мимика, выражающая крайнее отвращение и брезгливость, были мне чужды. Кукловод всё тянул за ниточки, а я, повинуясь, следовал ему. Становилось до одури отвратительно, тошно настолько, что брезгливость на лице появлялась на самого себя. Я не понимал, что происходит со мной… Стыдился своей слабости… Не этого я хотел. В один из вечеров я сидел в гостиной Слизерина в компании Малфоя и Забини, выслушивая от последнего нотации за моё поведение. Не желая слушать очередную ересь про моё отношение к ним, я, повинуясь кукловоду, отправился на поиски новой «жертвы». Это звучало глупо, но во мне что-то иногда щёлкало и возникало желание кого-нибудь поддеть, выплеснуть бесконечно накапливающийся гнев. Голова из-за этого нещадно болела, словно раскалывалась и плавилась. Где-то глубоко в извилинах мозга затаилась мысль, что я могу как-то исправить положение, хоть идеи, приходящие на ум, мне не нравились. Ноги привели меня в библиотеку. Ужин недавно закончился, и оставалось немного времени до отбоя, так что я не очень удивился, когда увидел за одним из столов рыжую макушку. И снова я чувствую укол вины за весь вред, что я ей причинил. Я хотел развернуться, уйти как можно скорее, пока она не заметила меня, и спрятаться в своей комнате, и неважно было, что голова готова была вот-вот расколоться на две части, но ноги не слушались и упрямо вели меня к сестре. При виде меня в её глазах смешался коктейль из чувств: обида, усталость, злость, отвращение. У меня засосало под ложечкой от осознания того, что для сестры я стал не кем иным, как «Слизеринским мудаком», как она сама выражалась, и она была права. Внутри терзала мне душу вина, царапая острыми коготками, а на лице отразилось лишь насмешливое выражение. — Миса, что делаешь в такое позднее время в библиотеке? — я ненароком демонстративно обвёл помещение взглядом. — Все давным-давно разбрелись по своим комнатам, а ты сидишь тут? Ах, да, я и забыл, что ты у нас книжный червь номер два после грязнокровки Грейнджер. — «Нет! Остановись, Теодор!» — корил я себя, тем не менее продолжая. — Что? Тебе не дали допуск к запретной секции? Печально, не правда ли? Я поражаюсь, насколько нужно быть гнилым внутри, чтобы изучать тёмную магию… — я осёкся, посмотрев на спокойное лицо сестры, также спокойно убирающую вещи в сумку. — Ты закончил? — скучающе спросила она, отложив книгу, которую она читала. Её слова, точно хлыст, ударили меня, даже не неся как таковой информации, только безразличие. — Если нет, то советую поторопиться, потому что библиотека скоро закроется, — бросила Миса напоследок, оставив меня смотреть ей в спину. Таким темпом прошло несколько дней, пока я не стал понимать, что меня начинает потихоньку отпускать. Стал мыслить шире, неограниченный волей кукловода, его нити, за которые он дёргал меня, больше не ощущались. Я почувствовал себя свободным, но со свободой пришло и полное осознание своих действий. Тяжёлая ноша вины свалилась на мои плечи, я замкнулся в себе, ни с кем не разговаривал без надобности, перестал обращать внимание на чье-либо присутствие рядом… Это всё накапливалось день за днём. Каждый раз, когда я смотрел на свою сестру, мне становилось плохо, потому что она, ловя мой пристальный взгляд, сморщившись, отворачивалась. Я её понимал. Ночью мне не удавалось сомкнуть глаз, думая только о своей старшей сестре, к которой я относился с неуважением, а наутро я походил чуть ли не на мертвеца, и взгляды окружающих были тому подтверждением.*
И сегодня, стоя с компанией слизеринцев у входа в Большой зал, я наконец решился. Попросив однокурсников отправляться на ужин без меня, я рассказал всё сестре, думал после моего признания она посчитает, что я снова издеваюсь над ней, подшучиваю, ведь это и происходило при каждой нашей встрече, во время которых я не упускал возможности оскорбить и её факультет. Так и произошло. Она задала мне уйму вопросов, не шутка ли всё это. Я собирался уйти, потому что хотел лишь высказать правду и попросить прощения, не надеясь на это, но Миса мне не позволила, обвив руками мою талию со спины. Она плакала. Простила меня. А я стоял, замерев как статуя, не смея нарушить эту атмосферу. Вместо слов я просто развернул её к себе лицом и крепко приобнял, вдыхая сладкий аромат, заполняющий мои лёгкие, аромат её доверия, её любви, всё, что мне было нужно в тот момент. После сентиментальностей Артемиса заявила, что с ней происходило почти то же самое, что и со мной, а именно — частые перепады настроения и беспочвенный гнев. Мы стали размышлять, с чем же может быть это связано, и пришли к выводу, что все беды начались из-за амулета. — Ты понимаешь, как глупо это звучит? — озвучил я свои мысли. Предложение Артемисы о том, что амулет проклят, был не очень убедительным, основываясь на том, что взял я его из кладовой отца. Не думаю, что он стал бы хранить у себя такие вещи, тем более он министерский служащий и не имел права хранить проклятые вещи у себя дома. Узнай об этом в министерстве, его бы сняли с должности и отправили в худшем случае в Азкабан. Хотя учитывая, что Леонард неоднократно заставлял Артемису практиковаться в тёмной магии, я пришёл к выводу, что всё-таки он бы осмелился оставить у себя проклятую вещь. И Миса мне это всё и предъявила в качестве аргументов. — Это не может быть совпадением, Тео. Помнишь нашу поездку в «Хогвартс-Экспрессе»? — Да, ты уж прости меня за то, что наговорил, это было не по своей воле… — зарывшись рукой в волосы, виновато проговорил я. — Не по своей воле, но доля правды в твоих словах всё-таки была, — грустно усмехнулась она. — О чём ты? — не сразу понял я. — Про Леонарда. Ты сказал, что он мне не отец, — начала Миса, но я её перебил. — Послушай, я не хотел этого говорить. — Да! А почему не мог сказать раньше?! — её настроение мигом переменилось. — Впрочем, я это узнала уже давно, могу поспорить даже раньше твоего, — на этот раз спокойно сказала она. — Но это не так уж и важно сейчас. Теперь мне понятно, почему отец… почему Леонард так яро пытался вернуть амулет. Он побоялся, что кто-то узнает, что вещь проклята, и непосредственно окажется виноват он, что его дети заявились в школу с проклятым артефактом. Как известно, такие артефакты излучают тёмную магию, и волшебник в зависимости от его силы может её чувствовать. Вот почему Дамблдор спросил меня, не храню ли чего-нибудь проклятого! Вот же, старикан чёртов, всё-то он знал! А я не поняла тогда, на что он намекает, — зло и как-то возбуждённо сверкая глазами, вслух размышляла Артемиса. — Постой, причём тут Дамблдор? — изумлённо спросил я. — Долгая история, — отмахнулась сестра. — Допустим, но как амулет повлиял на меня, если он был у тебя? Не думаешь, что всё должно было быть наоборот? — Я… я не знаю… Я же сказала тебе, что со мной происходило то же, что и с тобой, вот… Амулет в это время был не у меня… Он теперь у Малфоя, — неуверенно мямлила она. — Что?! — довольно громко переспросил я. — Что он у него делает?! — Покричи ещё громче, олух! Да как ты мне надоел! За что ты мне на голову свалился? Ты тупее собаки нашего лесничего Хагрида! То и дело ноешь, идиот, придурок, слизеринский мудак… — я не понял, что произошло, Артемиса продолжала выкрикивать оскорбления, значение которых я и не знал. Такому лексикону позавидовали бы даже самые свирепые тролли. — Эй! Успокойся! Да что с тобой?! — пытался я её успокоить, но она начала пихать меня локтями и вырываться из моей крепкой хватки. На шум сбежались несколько учеников из Большого зала, в основном слизеринцы. Я заметил Крэбба и Гойла, а за их спинами выглянул Драко Малфой, вышедший из зала с недовольным выражением лица. — Что вы тут разорались? А, это ты, — окинув меня презрительным взглядом, произнёс он. — Ты опять за своё? Ты совсем спятил на свою сестру кидаться? — Малфой что-то сказал своим дружкам, отчего они угрожающе стали приближаться к нам. Крэбб оттащил меня, а Гойл занялся Артемисой. Похоже, они подумали, что я напал на сестру, не успел кто-либо что-то предпринять, как Миса, выбравшись из хватки Грегори Гойла, заехала тому кулаком в челюсть. Все стояли с ошарашенным видом, приоткрыв рот. Гойл споткнулся и упал наземь, рукой потирая ушибленное место. — Отпусти меня, идиот! — приказал я Крэббу, который выпустив меня, кинулся к Гойлу на помощь. Малфой всё ещё стоял в стороне. Я немедля достал палочку и, прицелившись в сестру, выкрикнул заклинание: — Петрификус Тоталус! Обездвиживающие заклинание угодило сестре в грудь, и она замерла. Облегчённо вздохнув, я опустил палочку, переводя взгляд на Драко. — Да что тут происходит, чёрт возьми?! — воскликнул Малфой, подходя к обездвиженной Мисе. — Малфой, я знаю, что амулет у тебя, отдай его по-хорошему, — пропустив вопрос однокурсника, потребовал я. — Не знаю, о чём ты говоришь, — подчёркнуто спокойно объяснил он. — Лучше скажи мне, что случилось, иначе тебе придётся объясняться перед директором. — Наедине, — тот, поняв о чём я, спровадил своих дружков обратно в зал. — Мису надо с собой взять, только я не уверен как её перетащить, заклинанием не получится, не думаю, что люди это спокойно воспримут. Нужно надеяться, что она успокоилась, и снять чары. — Малфой понимающе кивнул, отходя от моей сестры. Я произнёс контрзаклинание, направив дуло палочки на сестру. Застывшая в непонятной позе, с чуть приподнятой ногой, словно хотела сделать шаг, Артемиса при прекращении действия заклинания нелепо сделала несколько шагов вперёд. Та с неким осуждением во взгляде посмотрела на меня, но при виде Малфоя решила оставить при себе вертевшиеся на языке слова. — Драко? Зачем ты здесь? — вдруг спросила она, на её вопрос Малфой возмущённо фыркнул. — А что, я уже не могу свободно передвигаться по школе, без твоего разрешения? — а на его ответ Миса закатила глаза. Было забавно наблюдать за их несерьёзными перепалками, но сейчас время было неподходящее, так что пришлось привлечь их внимание негромким кашлем. — Артемиса, как ты себя сейчас чувствуешь? Не хочешь ещё раз кого-нибудь ударить? — Нет, — сухо ответила она, посерьёзнев. — Это опять случилось, я себя не контролирую. Драко, где амулет? Он мне нужен. — Малфой бросил быстрый взгляд на меня, потом заговорил: — Да вы оба ненормальные. То ты ведёшь себя как псих, — он указал на меня, — то ты набрасываешься на людей! Вас в психушку сдать надо, — указал он на Артемису. — Перестань, Малфой, мы всё тебе объясним, только не здесь. — Не уверен, что хочу оставаться с вами обоими наедине, — деланно пренебрежительным тоном заявил блондин. Между тем в конце коридора показались бегущие на последний приём пищи Гарри Поттер со своим другом Роном Уизли. Ни я, ни Малфой не обратили на них внимания. — Не надо с нами обоими. С тобой поговорит Тео, — сказала она и двинулась за гриффиндорцами в зал. Я удивился, но надеясь, что она пошла не выяснять отношения на кулаках, а просто поговорить, увёл Малфоя в пустующий кабинет, где рассказал ему об амулете и нашем с Мисой странном поведении. Драко не перебивал, внимательно слушая, лишь иногда задавая уточняющие вопросы. Мы договорились встретиться завтра на этом же месте, чтобы он передал мне амулет, и разошлись.***
Артемиса Нотт
Я была рада, что нам с братом удалось выяснить отношения, но меня разочаровывало действие амулета. Я задавалась кучей вопросов: откуда амулет у отца; что за проклятье на него наложено; как от него избавиться. Но ни на один вопрос я не знал хоть приблизительного ответа. Не скажу, что знала про то, что происходило с Теодором, хотя и догадывалась, но меня обрадовал тот факт, что Тео цеплял меня не из-за личных побуждений, а из-за амулета. Признаться, я не понимала как работает проклятье. Когда амулет был у меня, Тео был под действием амулета. Сначала он передал мне его, только после этого всё началось, а когда Малфой прибрал амулет к рукам, то под действие попала я, а Тео освободился от чар. Значит, если Драко вернёт амулет мне, то подвергнется проклятию… Тогда я не знаю как поступить. Но этот вопрос нужно решить в ближайшее время. По крайней мере, хоть что-то да выяснили. Поттер и Уизли ввалились в Большой зал запыхавшиеся, следом за ними протиснулась я. Однокурсники меня не заметили, а я, пользуясь случаем, тихо следовала за ними впрямь до гриффиндорского стола, где в итоге села вместе с ними. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Гарри обернулся. — Ты? Чего тебе? — довольно грубо спросил он, незначительно отодвинувшись. На лице Рона появилась озабоченность, он несколько раз моргнул, прежде чем с осознанием посмотреть на меня. Напротив сидящие близнецы Уизли, увлеченно о чем-то разговаривающие с Ли Джорданом, любопытно переглянулись и уставились на Гарри. — Как нехорошо так разговаривать с дамой, Гарри, — шутливо начал Фред, но ощутив, что атмосфера между нами с Поттером была весьма недружеская, спрятал улыбку и сомкнул губы. — Что такое? — Ничего, — бесцветно ответил Гарри, не удостоив меня взглядом. — Раз так, то не следует грубить людям, — Джордж, сидевший полубоком, развернулся на месте, не без интереса наблюдая за происходящим. — Как же тебя там… Мы встречались на вокзале, помнишь? — с нотками озарения в голосе спросил он меня, но вопрос показался мне риторическим, потому что он задумчиво покачал головой, загибая пальцы и что-то бормоча под нос, возможно вспоминая моё имя. — Амелия, нет, Ария, я помню было что-то на А… О, я вспомнил! Артемия! Да? — переспросил он, словно был уверен в своей победе. — Нет? — спросил уже без прежней уверенности, увидев, что я отрицательно качаю головой. — Артемиса, — ответила я. — Ах да, точно! Не встречал раньше такого имени, но мне нравится, такое необычное, — подключился к разговору Фред. — Будем знакомы, Ари, я Фред, а это Джордж. — Я знаю, как вас зовут, но зовите меня Миса, — попросила я, не привыкшая к иному сокращению, но должна признать, что и такое мне было по душе. Близнецы улыбнулись. — Ари, Миса, какая разница? — рассмеялись они. — Имя для того и сокращают, чтобы в имени было меньше букв, в «Ари» три буквы, а в «Миса» четыре, логичнее будет звать тебя Ари, не считаешь? — я не знала, шутят ли они до сих пор, но Фред продолжал приводить аргументы. — Хорошо, как хотите, — не сдержалась я, почувствовав волну гнева, которую я не должна чувствовать, не будь я проклятой, я бы смеялась вместе с ними и радовалась бы знакомству, а не закипала от злости. Я пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, к счастью, дыхательная терапия кое-как помогла успокоиться. Близнецы перемены не заметили, а их друг Ли Джордан утянул их обратно к обсуждению квиддича. Фред вопросительно посмотрел мне в глаза, я сделала вид, что не замечаю его взгляда, молясь, чтобы он отвернулся, дабы он не услышал в свой адрес поток оскорблений, вертящийся у меня на языке. — Гарри, — позвала я тихо. Он не ответил, сидя ко мне спиной, и шикнул на Рона, указывающего тому за спину, как бы говоря, что его зовут. — Поттер, я хочу только поговорить. — Нам не о чём говорить, — коротко бросил он, наконец повернувшись. — Или ты хочешь продолжить наш разговор у озера, если ты не заметила, то он у нас не заладился? — я молчала, собственно не находя ответа на вопрос, зачем вообще пришла сюда. — Говори здесь, что хотела, — потребовал Поттер. — Перестань язвить, — закатила я глаза. — Я хотела извиниться. — В прошлый раз у тебя не очень получилось… — Ты перестанешь, наконец, я пытаюсь извиниться, Поттер. Ты можешь мне не верить, но я абсолютно не хотела никого из вас оскорблять или унижать, как и Гермиону Грейнджер, она хорошая подруга и я не стала бы с ней ссориться, — шёпотом добавила я, надеясь, что никто этого больше не услышал. Я хотела бы признаться Грейнджер лично, а не чтобы она об этом узнала из чужих уст. Я всё-таки не бесчеловечная, а Гермиона заслуживала уважения и взаимопонимания. Но пока я попросить прощения у неё не могла, да и вообще сидела с Поттером как на иголках, думая, что вот-вот сорвусь и накинусь на него, как разъярённый гиппогриф. — Тогда в чём же причина? — уже без раздражения и враждебности спросил он. — Я могу тебе объяснить, только не здесь, давай после отбоя в гостиной? — Хорошо, Рон тоже будет, не против? — Нет. Кстати и ты меня прости, Уизли, — сдержанно добавив, я коротко улыбнулась, рыжий друг Поттера махнул рукой. — Да, проехали… Рон, Гарри и я больше не переговаривались, каждый занялся своими делами.***
До того как я вышла из зала Тео предупредил меня, что завтра утром встретиться с Драко, а тот передаст амулет. Я в свою очередь рассказала про историю с Гарри Поттером и о недавней шумихе с Грейнджер, о которой он, конечно слышал. В тот вечер его не было на ужине, так как он отрабатывал наказание у Флитвика. Расспросив брата не знает ли он Слизеринца, который меня отнёс в больничное крыло, предварительно рассказав Тео мелкие детали внешности моего спасителя, о которых я узнала от мадам Помфри. Брат сказал, что не знает, но заверил, что поспрашивает своих ребят. На этом мы разошлись по своим гостиным. Не успела я переступить порог гриффиндорской гостиной, как почти у самого входа я заметила столпившихся учеников. Мне стало интересно, что же они такого интересного нашли, как я догадалась на стенде объявлений. Протиснувшись сквозь толпу зевак, я разобрала заглавные буквы на листовке: «Обучение полёту на мётлах». Для меня это стало шокирующей страшной новостью, я всем сердцем ненавидела это занятие и никогда бы не села на метлу по собственному желанию. Это я ещё поняла, когда мне стукнуло семь лет, тогда я была не очень разборчивой в плане безопасности себя или кого-то другого, что логично, ведь я была ребёнком. И взлететь на неисправной метле на высоту несколько метров не казалось мне настолько опасным занятием. Ребёнком, к слову, я была довольно любознательным и гиперактивным, как говорила моя покойная приёмная мать. Благо, Леонард успел подхватить меня заклинанием почти у самой земли. С тех пор боязнь полётов укрепилась, хотя высоты я не боюсь, боюсь лишь соскользнуть с метлы и разбиться насмерть или в лучшем случае остаться инвалидом, но надеюсь врачи больницы Святого Мунго вполне в силах это исправить. Надеюсь я или нет, им не придётся что-либо исправлять если я вообще не сяду на метлу. Если мне объявление не понравилось, то у всех было приподнятое настроение, в ожидание этих уроков. Единственным выделяющимся из толпы был Гарри, с озабоченным выражение смотрящим в одну точку. Думаю не мне одной новость была не по душе, но вероятнее всего причины у нас были разные. Прождав в кресле у камина пару минут пока гриффиндорцы не разбредутся по своим комнатам, я встала с тёплого засиженного места и огляделась. В углу гостиной сидели Поттер с Уизли. Мне не хотелось покидать своё место у камина и идти в тёмный холодный угол и я поманила их рукой к себе. Те немедля уселись в креслах, в ожидании долгожданных объяснений, кои я им и предоставила. После недолгого рассказа, в ходе которого меня не раз перебивали уточняющими вопросами, все погрузились в задумчивое молчание, обдумывая мои слова. — Выходит всё, что ты говорила было не по твоей воле, а из-за амулета? Слабо верится, — высказался Рон, нарушая тишину. — Я сказала, что можете мне не верить, но я говорю правду, Уизли, — спокойным тоном ответила я. — Вообще-то у меня есть имя! — Шикнул он, боясь разбудить однокурсников. — Я знаю. Просто я привыкла вас так называть, Уиз… Рон. Доволен? — Да, вполне, — усмехнулся парень, рукой проводя по ярким рыжим кудрям. Несмотря на то, что между нами с начала не заладилось знакомство, сейчас в воздухе не витало такой враждебности и ненависти, как раньше. Рон перестал всякий раз бросать на меня подозрительные взгляды, а Гарри больше не задавал вопросы, словно допрашивал преступника, совершившего коварное преступление. — Так, значит, если во всём виноват амулет не легче ли его выбросить или разбить? — молчавший за всё время разговора Гарри, поднялся с места и начал расхаживать около камина неторопливыми шагами. — Я тоже об этом подумала, но он принадлежит не мне, а моему отцу и уверяю тебя, ему не понравится наша идея. Амулет завтра будет у меня и тогда я и решу, что с ним делать. Даже если его разбить не факт, что это поможет, мы можем случайно извлечь проклятье или ещё чего хуже. В общем я должна с этим разобраться. — Устало зевнула я, прикрывая рот тыльной стороной ладони. — Я могу помочь тебе, — уверенно заявил Гарри, делая шаг к моему креслу. Я не ожидавшая такой отдачи от парня, удивлённо захлопала глазами, а усталость как рукой сняло. — Зачем тебе это? Я справлюсь и сама, — заверила я, тоже вставая со своего места. — Не знаю… просто. Хочу помочь. Ты задавала вопрос не прощу ли я тебя, вот мой ответ. Глупо было обижаться, тем более твоей вины нет, — Поттер виновато посмотрел на меня, рукой сминая свою шею. — Да, он прав, я тоже больше не держу зла на тебя, Ари, — искренне улыбнулся Рон. — Я Миса, но рада, что всё разрешилось, — снова удивившись, что некоторые члены семьи Уизли называют меня Ари, а не Мисой, пролепетала я. — Я пошла, завтра увидимся на уроке по полётам, — добавила, подходя к лестнице, ведущей в спальню девочек. — До завтра, Ари, — услышала я до того как закрыла дверь, точно зная, что рыжий улыбается, а Поттер обречённо вздохнул, огорчённый новостью.***
За разговором с Гарри и Роном время пролетело быстро, небо окрасилось в тёмно-синий, звёзды ярко светили вместе с Луной, заглядывая в замок через винтажные окна. Зайдя в комнату, я застала такую же картину, как некогда ранее: Парвати с Лавандой мирно спали, а Гермиона сидела на кровати, по-турецки скрестив ноги с книжкой в руках. Я невольно тихо усмехнулась, понимая, что в тот раз пришла с не очень хорошими новостями, а сейчас ни хороших ни плохих новостей для неё у меня не было. Подойдя чуть ближе к её кровати, я увидела, что книга перевёрнута вверх ногами, видимо, она дожидалась меня и услышав открывающуюся дверь, схватила первую попавшуюся книжку. — Что? Опять гуляла по школе? И сколько на этот раз сняли очков? — захлопнув книгу и отложив её в сторону, поинтересовалась она, словно речь шла о погоде. — Нисколько. И почему тебя настолько интересует, где я гуляю и что делаю? — мой вопрос ввёл Гермиону в замешательство, судя по поджатым губам и многозначительном взгляде. — Меня не интересует ничего из перечисленного, я просто волнуюсь за факультет… — И не хочешь терять очков, которые зарабатываешь умом и честным трудом. — Закончила я за неё. — Да-а, — промямлила она, изумлённая моими словами. — Тогда, что… — в очередной раз перебив её на середине предложения, я приложила палец к губам, призывая её к молчанию, та запнулась с немым вопросом во взгляде. Я услышала скрежет где-то снаружи и всем телом напряглась. Осторожно ступая по комнате, я добралась до окна и всмотрелась в стекло, пытаясь разглядеть источник звука. Какая-то огромная тёмная фигура сидела на крыше, походящая на человеческую, мне померещилось, что на крыше сидит человек, свесив ноги вниз. Мои зрачки расширились, а глаза распахнулись от увиденного. Как такое возможно? Через мгновение она уменьшилась и показался мой ворон. Я одновременно испугалась и обрадовалась, что это Беласко, но огромная фигура вначале… Возможно это всего лишь тень ворона и мне так показалось, но она не давала мне покоя. Своими догадками я делиться с Гермионой не стала, похоже она и вовсе ничего не заметила, а пугать её мне не хотелось. Под испытующим взглядом Грейнджер я открыла створку и впустила птицу. Беласко к моему удивлению не стал влетать в комнату, лишь протянул лапу. На нём висел тот же пузырёк, который он приносил мне, когда я была в больничном крыле. Незаметно для Гермионы сняв маленький пузырёк с лапки, спрятала их в карман. — Подожди. — Что? — откликнулась Гермиона. — Я не тебе, — отмахнулась я, судорожно ища в своей тумбочке перо, чернильницу и пергамент. Наконец найдя, что искала, начала быстро чиркать ответ на пергаменте: Кто ты? Зачем присылаешь зелье? Что это за зелье? Я хочу знать ответы на свои вопросы. Беласко спокойно сидел на подоконнике, с интересом наблюдая за моими действиями. Написав ответ и предварительно крепко завязав записку на его лапке, прошептала, чтобы услышал только ворон: — Беласко, не подведи и доставь его отправителю зелья, хорошо, — ворон несколько секунд выжидающе смотрел, затем качнул головой. Я тихо ахнула, поразившись, что питомец меня понимает. И мне было очень интересно кто перехватывает моего ворона и отправляет непонятные зелья, поэтому я не могла просто так отпустить Беласко. Ворон улетел и я закрыла окно, за это время холодный ветер успел проветрить комнату. Мы с Гермионой одновременно потёрли руки, пытаясь согреть их. — Он что-то принёс? — без давления спросила Гермиона, я покачала головой, отрицая. Она несколько раз кивнула, что-то обдумывая. — Так что ты хотела сказать? — уже с деловитым тоном спросила она. Я про себя усмехнулась, удивляясь насколько быстро поменялся её настрой, но поспешила ответить на вопрос. — Я хотела извиниться, — онемевшими от холода губами произнесла я, считая в голове сколько раз я это произносила за последнее время. Для меня, не привыкшей извиняться перед кем-либо кроме Леонарда было непривычным это делать, из-за этого возникало странное чувство где-то в области чуть ниже лопаток — неприятное покалывание, словно что-то хочет расцарапать мне кожу и вырваться наружу. Но сейчас это выглядело как жалкие попытки птенца проделать дыру в крепкой скорлупе и было терпимо, по крайней мере этот зуд вызывал у меня такие ассоциации. — Прошу прощения за то, что я обозвала тебя и вела себя крайне недружелюбно. Этому есть объяснение, так что я буду рада если ты выслушаешь меня, — быстро протараторила я, чтобы не передумать, боясь, что проклятие вновь начнёт действовать, но оно не давало о себе знать с момента как мы помирились с Тео. Рассказав историю аналогичную той, что я рассказала Поттеру и Уизли, не сказав лишь как работает проклятье и местонахождение амулета. Я со спокойной душой оделась в пижаму и закуталась в одеяло. Гермиона последовала моему примеру и повернулась ко мне лицом. Я не была уверена, что поступаю правильно, рассказывая об амулете, тем самым впутывая всех в эту историю, но чувствовала, что другого выхода нет. — Хорошо, амулет источник всех бед и он влиял на ваше с Тео поведение, — констатировала Гермиона, устремив взгляд на полог кровати, а я внимательно прислушивалась. — Тебе не кажется это абсурдным? Как проклятая вещь может влиять на человека если амулета у него нет? Или амулет влияет на отношение к человеку, у которого амулет? Хотя нет, ведь у меня то его не было. Кстати, где он сейчас? — задавала она вопросы, толком не давая на них ответить, я терпеливо ждала пока она закончит, ведь хотела задать свой вопрос, не дающий мне покоя. — Ты прощаешь меня, Гермиона, или тянешь момент? — Грейнджер запнулась на полуслове, не спеша отвечать. — Я поняла, что ты не виновата, — мягко произнесла она. — Знаешь, я тоже должна просить прощения. — О чём ты? — удивилась я. — О том, что я подслушала ваш разговор с Гарри Поттером и Роном Уизли за ужином, ну, я не совсем подслушивала, точнее случайно услышала часть разговора. — Гермиона замялась. — Ничего, — снисходительно хмыкнула я. — И, что же ты услышала? — вспоминая, о чём именно был разговор, подтолкнула я к сути. — В общем ничего важного… Ты сказала им, что не хотела со мной ссорится. Тогда я не придала этому значения, считая, что ты говоришь так, только чтобы Гарри согласился с тобой поговорить. Ведь он не считает тебя за друга, мягко говоря, точно, как и меня, они с Уизли считают меня «зазнайкой выскочкой», — грустно добавила она. — Мне приходилось пару раз слышать от них такое, проходя мимо, когда они шушукались, но это не важно, мне абсолютно безразлично, — горделиво вскинув подбородок заявила Грейнджер. — А про твоё признание… Я не обижаюсь. И спасибо, что рассказала. За всё то время, что она изливала мне душу я терпеливо мерила её взглядом, проходя по её кучерявым волосам и про себя отмечая, что они такие же непослушные, как и у меня. Такое сходство заставило меня улыбнуться. Гермиона посчитала, что разговор окончен, потому что я не отвечала, лишь до этого кивнула, принимая её ответ. Пожелав спокойной ночи, она перевернулась набок, а через некоторое время послышалось размеренное тихое сопение. А у меня сна не было ни в одном глазу. Сколько бы я не ворочалась в постели, всё было тщетно. Выбравшись из-под одеяла, я подошла к окну, всматриваясь вдаль, верхушки тёмного леса мирно покачивались на ветру, играющего с мелкими листочками. Зрелище было завораживающим. Прохладный ночной воздух бодрил, гоняя табун мурашек по спине и оголённым участкам кожи. Раньше, в такие моменты я бы посильнее укуталась в одеяло и через силу пыталась бы заснуть, но теперь… Всё было так странно. Я продолжала стоять, раздумывая, что делать и как в дальнейшем поступить, пока босые ноги окончательно не замёрзли на холодном камне. Вынув из кармана пузырёк с красным зельем, я стала внимательно разглядывать его. Точно такой же как и раньше. Я жаждала этого момента, словно абсолютно точно знала, что некий Т.С снова отправит зелье, и вот оно у меня в руке. Через пару дней после приёма первой дозы я ничего толком не чувствовала, лишь какую-то жажду, но жажда чего я не понимала. Я всё время думала, что хочу выпить литр воды и выпивала в день не меньше, но жажду утолить не получалось. Она была не сильной, как зуд у меня в спине, и я на время могла забыть о ней, просто не обращать внимания. Но сейчас, когда зелье было у меня и я поняла, что сильно хочу выпить его, словно человек не пивший воды несколько дней. Я резко одёрнула себя, когда поняла, что развязываю узелок на маленьком узком горлышке пузырька. Нет! Я испуганно начала озираться по сторонам, будто чувствуя, что кто-то наблюдает за мной, появилось неприятное ощущение и покалывание в спине. Почему меня влечёт это зелье? Все спали в тёплых кроватях, нежась в крепких объятиях Морфея, а меня не согревало даже одеяло, Морфей не спешил раскрывать мне свои объятия. Меня била крупная дрожь, а когда я засыпала, то просыпалась в холодном поту с одной только мыслью.«Я должна выпить зелье…»
Пузырёк стоял на прикроватной тумбе. Я пролежала в постели, смотря на зелье, не отрываясь, держась из последних сил. За окном уже виднелись облака, окрасившие в розовые и оранжевые тона. Солнце показалось за горизонтом, пробегая золотистыми лучиками верхушкам деревьев, по крышам Хогвартса, заглядывая в окна учеников. Пора вставать, нет больше смысла стараться заснуть, вскоре вся школа всё равно будет на ногах. Пузырёк я спрятала в обычную шкатулку из-под украшений, предварительно вынув их, и после запечатав её заклинанием, спрятала в дальний угол ящика. Решив, что нужно прогуляться, я начала собираться. Проделав водные процедуры в женской ванной и одевшись в клетчатую бордовую юбку, под стать Гриффиндору, и в белую блузку, я закуталась в лёгкую чёрную мантию. Слегка расчесав волосы, чтобы они не выглядели как потрёпанная мочалка, сделала низкий хвост. Покрутившись возле зеркала, я не очень обрадовалась синякам под глазами, появившихся из-за бессонной ночи, поэтому палочкой скрыла их иллюзией. Осторожно и бесшумно выйдя из гостиной, я остановилась в пустом коридоре, размышляя куда бы мне отправиться. Выходить из замка я не хотела, а библиотека скорее всего закрыта… Ноги сами вели меня, пока я была занята размышлениями, но в конце концов, совладав с телом и разумом, направилась вверх по лестнице и так до самой высокой башни в Хогвартсе. До Астрономической башни. Оказавшись у ограждения, я изумлённо взирала на простирающийся лес и виднеющееся вдали озеро, а яркое солнце заставляло его сиять, словно на самой поверхности плавали драгоценные камни бриллианты, поблескивая в лучах солнца. Прохладный ветер приятно трепал волосы, заставляя забыться. Я блаженно прикрыла глаза, облокачиваясь о перила, совсем не беспокоясь о высоте, на которой нахожусь. Не знаю сколько я так простояла, но мне казалось, что прошла вечность. Я насторожилась, услышав тихую мелодию у себя за спиной. — Знал я одного человека, он тоже любил высоту, но плавал в воде он, хотел научиться летать, вдохновлённый птицей могучей, но в итоге разбился о скалы, — приторно-сладкий голос запел мелодию, созвучную с песнями нежных и прекрасных вейл, мелодия слилась с ветром, развеялась по воздуху, проникая в организм, в каждую клеточку тела, принуждая покачиваться ей в такт. Я будто впала в транс, мне в один миг стало так тепло и приятно, что я не сразу поняла, где я нахожусь. Мелодия вытесняла мысли, заполняя всё тело. Голос продолжал напевать, уволакивая в пучину беззаботности и грёз. Перед глазами плыли размытые точки разноцветных цветов, вибрирующие и пульсирующие в такт певцу. — Возродился и вновь сгорел, но от рук любви безответной, летать научился, небо решил покорить. Взмах крыла массивного разгонял облака, а зов его был подобен грому. Молнии летали, вспышки, огонь и всё-ё-ё сгорело до тла-а-а! — на высокой ноте он не закончил, понизив тон, всё певуче напевая. — Птица наземь упала, небо в красный окрасилось, он сгорел, как и небо, не успев его покорить… Спиной я опиралась о перила, холодный камень больно врезался в кожу. Перед глазами стоял плотный туман и ничего разглядеть не получалось. Мои глаза были распахнуты, губы приоткрыты, а пальцы рук намертво вцепились в перила, как за спасательный круг. Мелодия становилась всё громче и звучала прямо над ухом. Моё тело не слушалось меня, я не могла пошевелиться, точно в меня ударили парализующим заклятием. Из глаз ручейками текли горячие слёзы, прочерчивая мокрые дорожки по сухой и бледной от страха коже. — Не плачь, птичка, — прошептал мужской голос над ухом. Кто-то лёгким движением руки, убрал дорожки слёз с щеки. Песнь закончилась, а мелодия смолкла, словно той и в помине не было. — Птичка отправила письмо с вопросами. Я пришёл, чтобы ответить на вопросы птички.