***
С одной стороны возвращаться в гостиную Артемисе не хотелось, а с другой… Она шепнула пароль Полной Даме, которая тихо сопела, прикрыв глаза. Та неохотно впустила девочку внутрь, не забыв при этом прокомментировать позднюю прогулку гриффиндорки. В общей гостиной никого не было, а в спальне девочек, где собственно и было её место, Миса в полумраке разглядела Парвати Патил и Лаванду Браун, мирно спящих в своих кроватях, однако её привлекла фигура в сидячем положении, принадлежащая Гермионе Грейнджер. Вздрогнув от неожиданности, Нотт закрыла за собой дверь и, стараясь не обращать внимания на рассерженную физиономию Грейнджер, начала переодеваться в пижаму. Понять причину злости Гермионы можно было, но Артемису как-то не задевали чувства девушки. Ей было всё равно что она там себе напридумывала, как Гермиона делала всегда, когда что-нибудь происходило. Хоть она и являлась хорошим собеседником, но на роль подруги едва ли тянула, по крайней мере для Нотт, которой не доставляло удовольствия выслушивать причитания и от одногруппницы. Хватало Леонарда и всего преподавательского комитета Хогвартса. — Где ты была? — первым делом спросила Грейнджер показным заинтересованным тоном. — Я тебя уже давно жду, между прочим. — Я тебя не просила, — сухо ответила Нотт. — Может быть ты хочешь объяснить, где ты и с кем была посреди ночи? — Нет, — глаза слипаются, мозг не желает работать, а Грейнджер всё не перестаёт сыпать вопросами. — Ты понимаешь всю серьёзность ситуации? Тебя могли увидеть, и тогда с нашего факультета сняли бы приличное количество очков, и мы не смогли бы выиграть кубок школы! — тихо возмущалась Гермиона, смотря как Нотт, разлёгшись на кровати, потупив взгляд, смотрит на полог кровати. — Да. Пятьдесят очков, — непринуждённо ответила Артемиса. — Что? — лицо Гермионы вытянулось. — Меня поймали. Пришлось коротко объяснить, что произошло двумя часами ранее, исключая момент с Малфоем и попаданием в гостиную Слизерина, а также визит к Дамблдору. История выглядела так, словно Нотт решила прогуляться по замку, её заметили миссис Норрис и Филч. Она случайным образом забрела в подземелье, где её поймал в итоге Филч, затем пришёл Снейп и снял очки с факультета. История хоть и выглядела не очень правдоподобно, но Гермиона вроде поверила и, ещё больше расстроившись, заснула. Вслед за ней погрузилась в долгожданное царство Морфея и Артемиса.***
Утро следующего дня выдалось отнюдь не лучшим. Вид Нотт открыто давал понять, что ночью она совсем не спала. Тёмные круги под глазами, небрежно уложенные волосы, которыми Миса не успела заняться, так как сильно опаздывала на завтрак, благополучно проспав добрую часть времени. Никто так и не решился спросить, что с ней, а Гермиона весь завтрак сверлила лоб Артемисы до тех пор пока почтовые совы не влетели в зал. Внимание всех переключилось на птиц. Чуть подняв голову, Артемиса округлила глаза, уставившись на грациозно влетевшего в зал темно-бордового филина. Филин Леонарда. Птица, в отличие от многих своих сородичей, аккуратно приземлилась на край стола рядом с Артемисой и оценивающее окинула взглядом сипуху Рона Уизли, которая умудрилась упасть в миску с пуншем. Филин ухнул и протянул лапу, указывая на письмо, привязанное к нему. Гриффиндорка непослушными руками избавила птицу от письма, та прощально ухнула и полетела в другой конец зала к Теодору. Глубоко вздохнув, Миса распечатала письмо. Она испугалась, что Леонард узнал о той ночной вылазке или о чём-либо ещё, что может его вывести из себя, и быстро перебирала варианты в своей голове. «Здравствуй, Артемиса. К сожалению, у меня совсем не было времени на то, чтобы писать вам с братом письма, так как я был занят в министерстве. Однако, за то время, что вы в Хогвартсе, я получил лишь единственное письмо от Теодора. А письма от тебя я так и не дождался. Что же, прискорбно. И известия от Теодора меня крайне разочаровали. Видишь ли, я ждал, что вы с Теодором будете учиться на Слизерине, и мне очень не понравилась новость о твоём зачислении на Гриффиндор! Я отправил твоему брату письмо, думаю ты уже осведомлена об амулете и должна знать, что это семейная реликвия, а не простая безделушка, украшающая чью-то шею! Если оно не будет доставлено в наш особняк в течение недели, то твоё положение будет плачевным.»Л.Н.
Артемиса читала строчку за строчкой, задержав дыхание. И с каждой строчкой ей становилось не по себе. О, да, зачисление на Гриффиндор его ещё как разозлило, хоть на письме это так яро не отображалось. — «Вот, змея! Кто его просил что-то докладывать обо мне?!» — Артемиса метнула раздражённый, чуть ли не озлобленный взгляд в конец зала на Теодора, тот, почувствовав пристальное наблюдение за своей персоной, оторвался от поедания пудинга и взглянул в ответ. С лёгкой полуулыбкой, заставившую дрогнуть уголок его губ. — «Рано радуешься, без амулета и тебе не поздоровится», — мысленно радуясь, что влетит не только ей одной, она скомкала письмо в маленький комок и засунула его в карман мантии. — Артемиса, ты меня слышишь? — Гермиона уже несколько минут как пыталась достучаться до Нотт и предприняла новую попытку. — Хей, Нотт! — прикрикнула она, что не только Артемиса обратила на неё внимание, но и половина студентов, сидящих за столом Гриффиндора. — А?.. Что? — словно очнувшись от сна, Миса зажмурила глаза и уже сфокусированным взглядом посмотрела на Грейнджер. — Что тебе нужно? — слегка раздражённо выпалила рыжеволосая. На этот выпад отреагировала Гермиона весьма холодно, со стальными нотками в голосе. — Профессор Снейп просил передать тебе, что твоя отработка перенесена на завтра, — сообщила она специально наигранно высоким тоном. — «Отработка у Снейпа? За что?.. Что случилось?…» — задавались вопросами гриффиндорцы, заинтересованно поглядывая в сторону Нотт. — Что ты делаешь, Грейнджер! — зашипела на Гермиону Артемиса, оперевшись двумя руками о стол, поднимаясь. Несмотря на воцарившуюся тишину относительно на гриффиндорской части, Нотт не отреагировала на многочисленные пары глаз, смотрящих с огоньком, с добрым или нет, не упуская ни секунды происходящего. — Все должны знать, кто лишил факультет пятидесяти очков! — грозно прошипела Гермиона так, чтобы услышала только Нотт, но всё-таки некоторые услышали, и поднялась суматоха. — Закрой свой рот, грязнокровка! — слетело с языка рыжеволосой, не дав ей и опомниться. Гермиона осеклась на мгновение, в глазах проскользнула ненависть и обида. Напряжённая атмосфера была почти осязаемой, она ощущалась как резкий запах, как тяжёлое покрывало, накрывшее Нотт с головой. Гнев, подняв голову, просил открыть дверцу, выпустить его наружу, молил о свободе, а Артемиса, прислонившись к этой дверце, не давала ему выбраться. Но сил едва ли хватало его сдерживать. Гнев принимал бесконечное количество обликов, мог быть всем и ничем одновременно, однако был с ней всегда рядом. Приходилось закрывать его глубоко в своём подсознании, чтобы не произошло чего-нибудь непоправимого, но он был сильнее и хитроумнее. Даже через маленькую щель он смог просочиться, когда Нотт на секунду расслабилась. Миса почувствовала, как от неё отходит неосязаемая волна… магии. Она не контролировала себя. Рядом стоящий стеклянный стакан с тыквенным соком опасно затрещал, по стеклу пошли трещины, не успела Нотт что-либо предпринять, как стекло разлетелось на мелкие кусочки. Миса вскрикнула, закрывая лицо руками. Гнев всегда рядом и от него одни проблемы Прошла секунда… Две…Три. Она почувствовала, как тёплая жидкость, очерчивая мокрые дорожки по ладони, стекает по согнутым локтям и капает на пол. Смотря на свои руки и видя как из кожи торчат осколки от стакана, Миса зажмурила глаза, преграждая выход слёзам, так рьяно рвущимся на свободу. Хотелось плакать. Но не от физической боли, плакать хотелось он навалившихся проблем и переживаний. Всё скапливалось внутри давно и теперь выходило наружу. Она не могла себе позволить прямо сейчас, в этом огромном зале, наполненном учениками и профессорами, проявить слабость, но это выглядело так заманчиво, скинуть с себя весь этот груз и забыться. — О, Мерлин! — вскрикнула профессор МакГонагалл, подоспевшая как раз вовремя, потому что лицо Нотт заметно побледнело и рыжие волосы смотрелись куда ярче, а сама она стала немного заваливаться на бок. — Что-то я плохо себя чувствую… Нужно присесть…— тихо прошептала Миса, глаза которой начали закатываться, и она упала на пол. Она уже не слышала и не видела, что происходило в зале. Последнее, что она почувствовала, это как чьи-то руки, обхватив её талию, приподняли с земли, перед тем как та, не задумываясь, отдалась тьме.***
Голова пульсировала, не давая возможности полностью погрузиться во тьму, в этот сладостный сон, который ей снился на протяжении почти нескольких часов. В начале снилось такое беззаботное прошлое, настоящее и проблески будущего, где всё было нереально хорошо, даже слишком для обычного сна, что не хотелось просыпаться, но пульсирующая боль в голове всё время вырывала Нотт из сна, выбрасывая в реальность. Но и в реальности пробыть больше пяти секунд не получалось, просыпаясь в холодном поту и вновь отключаясь. Чудный, словно наркотический сон, превращался в страшный кошмар, от которого некуда было спрятаться, и в котором творился настоящий, наводящий ужас хаос. Огонь хлестал в лицо, как будто кто-то замахивался плотной плетью. Он был везде. Миса лежала на полу, корчась от боли, в каком-то доме, точнее замке. Пол был каменный и холодный, казалось, что лежишь на огромном куске льда, но даже холод едва ли облегчал агонию. Ожоги были по всему телу: на лице; руках; ногах; спине. Это было невыносимо. Она чувствовала, как огонь приближается, как он сантиметр за сантиметром сжигает всё на своём пути и… Наконец, добрался до замка. Страх перед смертью сковал горло. Огонь поглотил всё. Абсолютно всё. Унося с собой жизнь невинной девушки, воспоминания, страхи, желания… Вспыхнул яркий белый свет, и сквозь сон послышался громкий крик, окончательно вырвавший её из кошмара. Точнее карканье. Чёрный ворон сидел у изголовья кровати, где лежала Миса, и громко каркал, будто бы призывая её проснуться. Отстраненно покосившись на чёрное размазанное пятно, издающее карканье, Миса закричала, испугавшись, но как только осознание пришло и получилось сфокусировать взгляд, она не более удивлённо уставилась на птицу. — Беласко? — изумлённо спросила она, то ли надеясь, что ворон ответит, то ли от чувства гнетущей тишины, потому что ворон и Миса сохраняли молчание в течение длительной минуты. После окончательного пробуждения девочки ворон перестал каркать и лишь, словно человеческими глазами, взирал на хозяйку. Естественно ворон не отвечал, но Артемиса готова была поклясться, что видела, как птица на долю секунды утвердительно качнула головой. Миса хотела приподняться на локтях, и сделав это, отметила про себя, что самочувствие её никак не улучшилось. Голова была тяжёлая, и при малейшем движении начинались адские боли. Она откинулась обратно на подушки и прикрыла глаза, дожидаясь пока боль немного не утихнет. Руки её были забинтованы, за ночь белые ткани окрасились в красный, и у гриффиндорки появилось желание самой сменить бинты на чистые, но нужно было подождать медсестру. Беласко спрыгнул с изголовья на прикроватную тумбу и протянул лапку, на которой болтался маленький пузырёк, привязанный к лапке красной ниткой и с такой же маленькой запиской. — Что это? — собственно ни к кому не обращаясь, спросила Миса, едва шевеля губами, — попросту не было сил, — непослушными руками развязала нитку и сняла пузырёк с красной жидкостью. Подержав в руках пузырёк, она принялась читать записку. «Выпей это. Здесь тебе не помогут. Так что это зелье единственный выход.»Т.С.
— «Я не понимаю… Кто это прислал? Т. С. ? Впервые вижу такие инициалы, у знакомых мне людей точно нет. Может… Нет… Не думаю, что это можно пить. Это отрава, яд? Но кому нужна моя смерть? Никому, — размышляла Миса, перебирая пальцами рук. — Возможно ли, что это прислал Дамблдор, или Леонард, или чёрти кто, но с какой стати? И зачем? Это же всего лишь обморок… Хотя чувствую себя я не очень, от слова совсем», — за размышлениями она не заметила, как пальцы сами освобождают пузырёк от ниток и откупоривают пробку. Она недоверчиво приблизила пузырёк к лицу, затем к носу, принюхиваясь. Один полный вдох и в нос ударил приятный сладкий запах. Настолько он был манящим, он заполнял лёгкие щекочущим ароматом, заполнял все мысли, что соблазн выпить густую красную жидкость в пузырьке, больше похожую на кровь, рос с каждой секундой пока запах сковывал лёгкие, затуманивая разум. В голове неистово билась только одна мысль:«Выпей. Выпей. Выпей…»
Словно это было её единственной и самой главной задачей на данный момент, Миса приподняла голову, поднесла пузырёк к губам, и жидкость, дразня, едва коснувшись губ, оказалась на языке девушки. Не успела Миса проглотить эту жидкость, она почувствовала заметный прилив сил, как моральных, так и физических. Перестала болеть голова, ничего не плыло перед глазами, ощущалась лёгкость во всём теле, что у неё появился порыв вскочить с койки и прыгать на месте. Но вместе с этим накатила неожиданная сильная волна эйфории, заставившая Мису расплыться в глупой улыбке до ушей, однако, эйфория так же быстро исчезла, как и появилась. Дверь в палату распахнулась. Миса обернулась, ворон бесшумно взмахнув массивными крыльями, обдавшими ветром лицо девочки, вылетел через открытое окно, находившееся по её правую руку. — Проснулась, наконец, — дружелюбно улыбнувшись, пролепетала мадам Помфри, на ходу записывая что-то в блокнот и остановилась у кровати Нотт. Похоже она и вовсе не заметила, как огромная птица выпорхнула через окно. — Да, — всё ещё ощущая послевкусие на языке, осипшим голосом ответила Миса, не найдя более хорошего ответа. — Я… Что случилось? — Ты упала в обморок, дорогая, и поранила руки, но всё обошлось. Вижу тебе уже лучше, да? Восстанавливающие зелья сделали свою работу, — хохотнула пухлая женщина. — «Да, конечно, только тут помогло не ваше зелье, — пронеслась мысль в голове у Мисы, и она с ужасом посмотрела на пустой пузырёк, стоящий на тумбе. — Стоп! Как я могла его выпить?! Я не хотела! Как так получилось? О, Мерлин, я же не знаю, что было в этом пузырьке. А если отрава? Я умру? Что я наделала?» — Деточка, что с тобой? — взглянув в испуганное побелевшее лицо девочки, спросила медсестра. — Н-ничего, — одними губами прошептала рыжеволосая, находясь в состоянии лёгкого шока. Странно, что её не начало бить крупной дрожью, нервы у неё были на пределе. — Когда меня выпишут? — довольно резко выпалила она. Голову будто сдавливали со всех сторон, не давая возможность нормально анализировать ситуацию, но она старалась не подавать виду и лишь поджала губы. — Если состояние не ухудшиться в течение утра, то к обеду можно тебя выписать, — ответила медсестра, протягивая флакончик с восстанавливающим зельем. — Пей до дна, и смотри мне, не вставай с кровати, — пригрозила женщина и удалилась в свой кабинет, ничего больше не сказав. Но мадам Помфри быстро вернулась, неся в руках поднос с бинтами и какими-то зельями. — Нужно поменять повязки. Я не понимаю, почему восстанавливающее зелье не помогло с ранами, они, как обычно, не начали заживать и, судя по грязным бинтам, ещё не зажили, — ни к кому не обращаясь, говорила женщина, развязывая бинты на ладонях Нотт. Мадам Помфри ахнула, когда развязала бинты. На ладонях не было ни одной царапины. — Как же так? Похоже зелье всё же помогает, но почему-то возымело оно слишком долгий эффект. — Вид у медсестры был ошалелый, не считая Нотт, у которой глаза округлились от удивления. — Простите, — прохрипела Артемиса и, прокашлявшись, спросила: — Я помню, как меня кто-то поднял с земли и принёс сюда, вы не знаете кто это был? — этот вопрос мучил её с момента пробуждения побольше, чем своеобразное действие зелья, и она наконец обрадовалась возможности выяснить это. — Не знаю, милочка, наверное, старшекурсник. Да, точно, учиться на четвёртом или пятом курсе, помню у него был зелёный галстук. Слизеринец, но к сожалению, имени его не знаю, — быстро добавила Помфри, увидев, как Артемиса всё норовила вывалить на неё кучу вопросов. В конце концов, Помфри поменяла повязки и оставила Нотт отдыхать, так ничего и не сказав про таинственного слизеринца. Выпив зелье, Миса расслабленно откинулась на кровать, намереваясь вздремнуть на несколько часов, ведь ночью нормально поспать не удалось из-за кошмаров. А об неизвестном спасителе и остальных проблемах она подумает после пробуждения.***
Как и сказала медсестра, к обеду она выписала Нотт. От занятий её временно освободили, и Миса отправилась в Гриффиндорскую башню. Гостиная пустовала, видимо все отправились в Большой зал на обед. Есть она не хотела, ей хватило плотного завтрака в постель, когда лежала в больничном крыле. Поднимаясь по лестнице, ведущей в комнату девочек, Миса думала про тот загадочный пузырёк с запиской. Её тревожило, что эта жидкость могла причинить ей какой-либо вред, но изменений в себе она пока не наблюдала, хотя старалась прислушиваться к себе и не теряла бдительности. Вспоминая как жидкость подействовала на неё при одном только вдохе, она невольно задумалась, что не зачарована ли она. Вполне вероятно, ведь в миг разум затуманивался, и появлялось острое желание выпить содержимое пузырька, точно сильная жажда воды. Толкнув дверь в спальню, Миса прошла к своей кровати. С минуту она смотрела на кровать, на деревянной балке которой искусно было вырезано слово «позорница». — Как оригинально! — раздосадованно воскликнула Миса, ни к кому не обращаясь и выхватывая из кармана мантии палочку. — Репаро, — произнесла она заклинание, лениво махнув палочкой, и надпись исчезла. Вернув палочку на место, Артемиса встала на четвереньки, намереваясь дотянуться до коробки, лежащей под кроватью и потянула её на себя. Кто бы мог подумать, что в коробке хранятся несколько древних фолиантов, хранящих в себе тайны тёмной магии. Впрочем, фолианты принадлежали семейству Ноттов, и Миса без зазрения совести взяла парочку в школу из домашней библиотеки. Леонард и сам был не против проявления интереса к тёмным искусствам у Мисы, даже наоборот старался поддерживать её в этом плане. А Теодору так вообще навязывал изучение тёмных искусств насильно, ведь младшего Нотта совсем не интересовала эта тема. Однако, книги она взяла без спросу, и книги эти хранили в себе довольно страшную информацию для первокурсницы, да и Леонард не погладит по головке за такую выходку. Когда Миса с Теодором занимались дома приготовлением и изучением зельев, противоядий, заклятий и контрзаклятий, Миса параллельно углублялась в тёмные искусства, в это вязкое болото, тянувшее её на дно при малейшем действии. Одновременно изучение тёмной магии приносило удовольствие, манило к себе, но и нагоняло страх, ведь выкарабкаться из этой ямы с кишащей в ней тьмой представлялось весьма нелёгкой задачей, слишком она была глубокая, точно бездонная. Миса сверилась с расписанием уроков, чтобы убедиться, что у первого курса после обеда урок. И в правду, после обеда стояла трансфигурация, и Нотт мысленно поблагодарила судьбу за то, что ей не придётся идти к МакГонагалл. С трансфигурацией у Мисы были проблемы, а захлопотать дополнительные домашние задания выглядело для неё уж очень непривлекательным и времязатратным. Убедившись, что в комнату никто не собирается входить в ближайший час, предварительно выглянув из спальни, — в Хогвартсе не приветствовалось изучение тёмной магии, и относились к этому с опаской, — Миса раскрыла первый попавшийся фолиант и углубилась в чтение. Книга была о проклятиях, и рассказывалось как от них избавляться, называлась она «Рациональное использование проклятий». Прошёл час, два, в комнату так и не заходили, а нужной информации в книге абсолютно не было. Она искала хоть что-нибудь про проклятый амулет, но ничего не нашла. Просить нужную книгу у Малфоя, которую ему прислал его отец, гордость не позволяла, а ходить в определённую секцию с необходимыми книгами в библиотеке ей не разрешалось. В итоге она убрала книги обратно в коробку и спрятала её под кровать, так как и в ней не было необходимых ей книг. Делать было нечего, и Миса, накинув на себя чёрную мантию, вышла из комнаты. Всё-таки свежий воздух не помешает.***
Сегодня она должна была пойти на отработку к Снейпу, но к счастью, у неё теперь имелось три дня отсрочки из-за «недомогания». Хоть что-то радует в эти мрачные серые будни, хотя сегодня солнце решило выглянуть из-за опушки тёмного леса. Миса, наконец, выбралась из замка после нескольких минут ходьбы. Шагала она медленно, растягивая время, по тёмным коридорам, стены которых отдавали осенним холодом, и размышляя о недавнем инциденте с Грейнджер. — «Мне не стоило называть её «грязнокровкой», собственно, как и ей разглашать о моей проблеме на весь большой зал. Многие гриффиндорцы серьёзно затаили на меня обиду из-за потери пятидесяти очков, что даже решили испортить мою кровать, собственно, думаю не для того, чтобы как-то причинить мне вред, а чтобы по крайней мере обидеть. Гриффиндорцы и так меня сторонились с начала учебного года, а теперь и вовсе будут считать меня за незаметное привидение, хотя последних в Хогвартсе не назовёшь незаметными. Из-за гнева я позволила себе опуститься до оскорблений, тем более касающихся чистоты крови, когда я придерживалась нейтралитета, и для меня было неважно, у кого какая кровь. Мерлин, я чувствую себя паршиво… Аристократы всегда кичились своей чистокровностью, мне было как-то безразлично на это. Или со мной что-то не так, или же я аристократка со специфическими взглядами — по мнению других аристократов». За размышлениями Артемиса не заметила, как уже начала спускаться по холму и идти вперёд к чёрному озеру. Ветер нещадно трепал полы мантии, из-за чего они сильно бились об икры, что гриффиндорке приходилось периодически её поправлять. Миса замерла на секунду, когда разглядела вдали, у кромки берега, две головки, судя по всему принадлежавшие Гарри Поттеру и Рону Уизли. Артемиса хотела было развернуться и удалиться обратно в замок, но к моменту её окончательного принятия решения гриффиндорку заметили и окликнули весьма недоброжелательным тоном: — Эй, Нотт! Подожди! Да стой же ты! — кричал Уизли вслед торопливо шагающей Нотт, но та, видимо решив для себя, что перекинуться парой слов и узнать, чего от неё хочет Уизли, было бы лучше, чем просто прогуливаться в одиночку. Всё-таки не очень приятно, когда разговариваешь только с профессорами в Хогвартсе и единственными твоими собеседниками являются книги, хоть они и молчаливы, но хранят в себе слов побольше, чем неопытные первокурсники, с которыми ей приходится видеться каждый божий день. Но перспектива поговорить с живым человеком пересилила её, и Миса, вновь развернувшись, уже шагала к рыжему мальчишке. — Привет, Рон, — деланно непринуждённым голосом молвила Нотт, откинув свои рыжие кудри через плечо. Уизли от такого её слегка весёлого тона умерил свой пыл и странно на неё посмотрел, будто бы у неё на лбу выросли огромные рога. — Ты что-то хотел? — Рон поднялся с покрывала, уложенного на землю, а Поттер недоверчиво посмотрел на девочку. — Нет… То есть… Я просто увидел тебя… Тебя же как бы в больничное крыло положили из-за … Кстати, как ты себя чувствуешь? — парень слегка запинался, но внимания никак этому не уделял. — Всё в порядке, — быстро отрапортовала Нотт, которую удивили слова рыжего. — Да? Это хорошо, — вдруг вставил подошедший Поттер. Миса посмотрела на Гарри недоуменно, словно спрашивая, к чему такой саркастический тон. — А ничего, что она оскорбляет маглорождённых? — сквозь зубы запричитал он Рону, стоящего к нему впритык. Артемиса, услышав эти слова, залилась краской от стыда за свой поступок, но быстро справилась с этим и уже покраснела не из-за стыда, а из-за злости. Она корила себя за свой длинный язык и неподвластный ей гнев, но, когда кто-то другой об этом говорил — это уже другое дело. Она не понимала, с чем это связано, как это происходит, что ею движет, из-за чего её мозг в один миг взрывается, из-за чего всё тело горит от злости, когда хоть что-то происходит не так, как ей думается. Это чувство неполноценности и горящих внутри угольков никогда не смело покидать границы её разума, и это сводило с ума. — Поттер, можешь сказать мне это в лицо, а не шушукаться с Уизли? Скажу тебе это прямо, полукровка, что Грейнджер самая настоящая грязнокровка, а ты, Уизли, — Артемиса указала пальцем на застывшего от удивления Рона, — предатель крови, как вся ваша поганая семья! — Артемиса, открывшая рот, чтобы пролепетать оправдания в свой счёт, с удивлением наблюдала, как с её собственных губ чужим голосом слетают слова, совсем непохожие на оправдание. — Поттер! То есть я… Я не хотела этого говорить! — громко крикнула она, ошалелым взглядом наблюдая за Поттером и Уизли. Но Гарри, схватив за рукав своего друга, уже стремительно шёл к берегу, напоследок бросив что-то нечленораздельное. — Чёрт! — не сдержалась гриффиндорка и, сжав руку в кулак, недовольно провела носком ботинка по земле. — Совершенно верно! — ликующе зашептал ей на ухо незнакомый голос. Миса вскрикнула, обернулась, но за спиной никого не оказалось. Мурашки побежали по всему телу. Это точно был не Гарри и не Рон, они давно покинули поляну, да и никого здесь не было видно. Девочка поёжилась, отгоняя смутные мысли, но выходило это из ряда вон плохо. — Кто здесь? — естественно никто не отзывался, лишь ветер насвистывал тихую мелодию, но чувство, что кто-то за ней следит, крепко засело в голове. — У меня или паранойя, или другое психическое отклонение, — прошептала она. В ответ всё та же тишина. Глаза заслезились от прохладного ветра, Артемиса протёрла их руками и направилась обратно в школу.***
Близился вечер, все спешили на ужин, в том числе и Артемиса, за весь день которая только завтракала в больничном крыле. В комнате она всё обдумала: насчёт амулета; о своём самочувствии; об отношениях с братом и о весьма странном поведении своего питомца. За всё время, что Артемиса была рядом с Беласко, он никогда не проявлял хоть каких-либо чувств к своей хозяйке, но тут вдруг начал легонько покусывать её за руку, тереться клювом о тыльную сторону бедра и, в конце концов, жалобно каркать, призывая уделить ему больше времени. А Артемиса, в то время занятая конспектированием параграфа по истории магии, не спешила заняться вороном. Соседки по комнате, делающие домашнюю работу в общей гостиной, прибежали от громкого карканья и возмущённо требовали, чтобы ворон улетел из комнаты. В итоге Нотт пришлось выпустить Беласко через окно и плотно его закрыть, потому что ворон ещё долго сидел на выступе снаружи. После того как закончила, она проверила, не улетел ли ворон, и убедившись, что его нет, поспешила на ужин. Она лениво мазнула взглядом по прошедшим мимо слизеринцам, понимая, что те намерены остановить её у входа в зал, но несмотря на это, она шла вслед за ними. Сегодня от них не послышалось ни одного едкого комментария, выглядели они слегка сконфуженно и стояли у массивных дверей нетерпеливо, переступая с ноги на ногу. Малфоя среди них не наблюдалось, как и его телохранителей. Компания состояла из Паркинсон, Эйвери, Мальсибер и Теодора. Последний, бросив остальным отправляться на ужин без него, после появления своей сестры, неуверенно улыбнулся ей краешком губ. Улыбка получилась натянутой, грустной. Миса взаимностью не ответила. Вид слизеринца был болезненным, кожа побледнела, лицо выражало вселенскую усталость, он заметно похудел, а мешки под глазами выдавали о его бессонных ночах. На один короткий миг Миса позволила себе посочувствовать ему, пожалеть брата, но причина такого состояния ей была неизвестна, и один миг превратился в сплошной длинный промежуток времени. Они так и стояли, изучая друг друга, словно не виделись несколько лет, каждый думал об одном, но по-своему. Гулкие звуки доносились из чуть приоткрытых дверей, ведущих в зал, и Миса рукой толкнула их, закрывая. — Что тебе нужно? Я верну амулет, я отправлю отцу сову или Беласко, — грубо отчеканила Нотт, но её брат, хмыкнув себе под нос, засунул руки в карманы. — Если ему так он срочно нужен, я сейчас же пойду и отправлю… — Миса...Прости меня… За всё, — тихо, еле слышно прошептал Теодор, а Миса, приоткрыв рот, захлопала ресницами, оторопев от его слов. — Я виноват, я знаю, — продолжил он, заметив замешательство сестры, слова об амулете для которого пролетели мимо ушей. — Зачем ты это говоришь? После того что наговорил ещё тогда в поезде, после того как со своими дружками оскорбляли и унижали меня с первого же дня приезда в Хогвартс? Ты думаешь, что простых слов хватит для извинения? Ты издеваешься надо мной? — гриффиндорка коротко засмеялась с толикой грусти в голосе и театрально развела руки в стороны. — Ах, ну да! Лучше бы оскорбления, чем такие шутки, не думала, что ты так низко падёшь. Теодор. — Нет. Извинений не хватит, я и не прошу тебя простить меня, Миса, я хочу извиниться за то, что сделал. Я был сам не свой. Будто это не я говорил, словно кто-то говорил всё за меня… Это звучит глупо, и ты имеешь полное право мне не верить, но я бы никогда не посмел обидеть тебя, — пульс Артемисы участился, сердце бешено забилось о рёбра. Не с ней одной такое происходит! — Извини, — бросил он, глубже засунув руки в карманы, и, развернувшись на пятках, попытался уйти, но рыжеволосая подбежала к нему со спины и крепко обняла. — Тео! Если это правда, я готова тебя простить, — произнесла она, вдохнув побольше воздуха в лёгкие, параллельно вдыхая аромат мальчика, который был ей так знаком и любим с детства. Что может быть лучше, чем иметь близкого человека, хоть и совершающего ошибки, но близкого? — Я никогда тебе не врал, как и сейчас. Миса долго не выпускала его из объятий, сжав его в тиски, но Теодор и сам не спешил покидать их, развернувшись и расслабленно опустив голову на плечо сестре. Оставалось только разобраться со всем. Мысль, что что-то здесь нечисто, засела в его голове, и он не собирался это так оставлять. Подобные мысли нашли пристанище в голове и у Артемисы.