Муза проклятых

Лютик тихо выдохнул, скрутил в жгут кусок льняной ткани, выжимая излишки воды в посеребрённый таз, и покрыл влажной тряпкой пылающий лоб компаньона. Ведьмак, до сих пор в беспамятстве, лежал в алькове за прозрачным лёгким занавесом. Сбоку мерно потрескивал камин, отбрасывая алый блик на каменные стены, шёлковые шторы да изысканную мебель на резных точёных ножках. Чародейки умели окружить себя вещами утончёнными и элегантными, не переходя ту тонкую границу, за которой простирались вычурность и дурновкусие. Трисс не являлась исключением. Она была одета без помпы, почти по-домашнему — в цельнокроеную белую тунику, декорированную золотистой вышивкой на рукавах и в верхней части. Ниспадавшие на белоснежную ткань локоны напоминали спелые каштаны на заснеженной земле. Несмотря на неприязнь к колдуньям, — в основном из-за Тересии и Йеннифэр — сейчас поэт почти забыл предубеждения и восхищался безграничной силой магии. Он до сих пор не мог прийти в себя, не мог поверить своему везению. Когда обескровленный ведьмак рухнул наземь, а Лютик всполошил своими воплями округу, из темноты в сопровождении охраны выпорхнула Трисс. Она велела отнести белоголового к себе и, стоило мужчине оказаться под просторным кровом, взялась за раны на его груди. Как выяснилось в ходе исцеления, кроме глубоких засечек на коже у Волка было сломано ребро; но под влиянием зелий тот, вероятно, оставил это без внимания. Лютик под боком то и дело сыпал вопросами о друге, а чародейка, сдерживая утомление, успокаивала паникующего барда, заверяла: всё будет в порядке, как только Геральт восстановит силы. Когда волнение немного улеглось, Меригольд неторопливо подошла к камину, протянула ладони к огню и, наслаждаясь ласковым теплом, спросила у поэта: — Там, у ворот, он сказал, что хочет попросить об услуге. Ты ведь знаешь, о чём речь? — Ещё бы. Услуга-то касается меня, — поджимая губы, отозвался Лютик. Бровки чародейки поползли вверх — его собеседница определённо нуждалась в разъяснениях. Менестрель вобрал как можно больше воздуха, на одном дыхании выпаливая весь рассказ: — Мы с Геральтом не очень хорошо расстались у Драконьих гор. Я остался один, — несмотря на быстрый темп, голос едва заметно просел и дрогнул. — Потом пропало вдохновение, не удавалось выжать ни одной толковой рифмы. А поэт без баллад — что евнух. Ясное дело, я решил забыться в путешествиях… Бард деликатно опустил, что эти путешествия сводились к поиску средств, сиречь к переездам от одной богатой пассии к другой. — Так продолжалось до тех пор, пока в Редании мне не встретилась старинная знакомая из Ковира. Тогда я не вспомнил её, а на утро, после бурной ночи, узнал, что курва наложила на меня это скотское проклятие. — Проклятие? — Да, — мотнул головой менестрель. — Сказала, мол, найди Геральта… Конечно, прямо она не сказала, что это Геральт, намёками дала понять… И держись рядом с ним, а иначе окончишь земное поприще, опочиешь вечным сном, преставишься… Подохнешь, короче! Лютик перевёл глаза на чародейку. Он знал, что в приступах волнения переходит на невнятный, трудноуловимый лепет, а иногда на откровенный бред. Однако Меригольд его прекрасно поняла: — То есть, проще говоря, ты привязан к Геральту? — Я уже сбился со счёту, сколько времени мы носимся по городам и сёлам, как грёбаные сиамские близнецы. — А по тебе не скажешь, что ты расстроен, — проницательно заметила волшебница. — Я, может, и не расстроен. Всё же Геральт — моя муза. Но ему наши похождения как бельмо на глазу. — Как звали эту чародейку? — наконец, спросила Трисс. — Тересия, чтоб её черти драли. Услышав это имя, Меригольд взглянула странным взором и велела подойти к себе. Отняв от камина вобравшие приятный жар слегка порозовевшие руки, проговорила слова Старшей Речи, выводя невидимые контуры вокруг чужого тела, будто погружаясь в едва осязаемую ауру. Губы постепенно свело в недовольную дугу, она опустила руки и убеждённо заключила: — Так я и думала: не могла эта паршивая магичка справиться с таким заклятием. Ты не проклят, Лютик, я не чувствую присутствия магического следа. Больше похоже на хорошее внушение. Чародеи способны влиять на легковпечатлимые умы и без помощи заклятий. А ты, как мне кажется, вполне подходишь под категорию легковпечатлимых. — То есть как это — не проклят? — тихо промямлил Лютик и осёкся, обмерев на месте, остальные слова как будто затянуло в воронку безмолвия. Добрые пару минут бард разглядывал пламенные блики на носах ботинок. Тупо, отрешённо. Мысли в голове разметало, разнесло в нестройную, неразборчивую кашу, словно разбухшую слякоть под тяжёлыми колёсами телеги. Он не смирился с правдой, не поверил чародейке. Вместо этого рывком понёсся прочь из комнаты, далеко от Геральта — в глубине души теплилась смутная надежда, что с пересечённым расстоянием тело вновь наполнят болезненные судороги, нестерпимо запечёт в груди да прервётся хриплое дыхание. Что всё будет как прежде — как было не один десяток раз до этого. Поэт сбежал по лестнице, дрожащими руками цепляясь за окованные чёрные перила, стрелою миновал просторный тусклый холл и вылетел на залитую ранним светом улицу. Боли не было, сердце не щемило. Он упрямо мотнул головой и отошёл ещё на несколько шагов. Тот же результат. Тогда несчастный сдался, покачнулся, как сомнамбула, и опустился на холодной мостовой, расшибая в кровь колени. Осознание того, что он свободен, не дарило облегчения. Менестрель тотчас вообразил реакцию мужчины, когда откроется, что тот напрасно нянькался со спутником. По позвоночнику пополз мерзкий холодок. Лютик обхватил по ощущениям чугунную голову. “Нет-нет, так не пойдёт”, — близкий к истерике, несчастный покачал головой. — “Какой позор! Нельзя рассказывать ему сейчас. Он и так держит меня за идиота, а теперь в его глазах я сделаюсь никчёмным куском дерьма! А он ведь только перестал!” — поэт сорвался на сдавленный стон. — ”Я должен всё объяснить. Найти эту блядскую ведьму и потребовать объяснений, а уже потом объясниться с Геральтом”. Тёплые ладони на плечах сбили поволоку размышлений. Лютик обернулся, замечая силуэт волшебницы. Меригольд склонилась над его осунувшейся согбенной фигурой, смотрела сострадательно и жалостливо. Лютик чуть ли не до крови закусил губу: от чужого сочувствия сделалось лишь гаже. Однако через миг он подскочил, как полоумный, и вперился с такой мольбой, что становилось страшно. — Прошу тебя, не рассказывай ему! — выпалил бард и исступлённо сжал её ладонь. — Я сам… как только разыщу Тересию. Другой возможности, наверное, не будет. — Больше похоже на попытку удержать его, — выдёргивая руку, покачала головой чародейка. — Я слышала твои мысли, Лютик. А думаешь ты очень громко. Бард немного стушевался, но лишь на долю секунды, а после смело перевёл глаза на Трисс. — Если ты их прочитала, должна понять, как много это для меня значит. — Я не стану обманывать Геральта, — Трисс посмотрела непреклонно. — К тому же Йеннифэр — моя подруга. — Хорошо, — Лютик снова нырнул взглядом в землю, ощущая, как трясутся поджилки. За цепким отрицанием, в конце концов, пришло смирение. Обруганный и брошенный, он вновь останется один. Опять придётся сращивать, зализывать расползшиеся раны, оставить в стороне свою балладу и черпать вдохновение в другом — в неправильном и опостылевшем. Единожды он пережил весь этот хаос, переживёт и теперь. — Хорошо, — повторил поэт. — Я расскажу ему и сразу же уеду. Здесь, около Вызимы, живёт прекрасная виконтесса де Нарбонн. Он ссутулился и уткнулся в запястья, чувствуя сбегающие с них горячие капли. Едва ли не впервые при упоминании любовницы он ощущал парализующую горечь. Лютик этого уже не видел, но в голубых глазах волшебницы снова проскочило сострадание. Убитая физиономия и потерянный несчастный взгляд поэта давили лучше всяких слов. Трисс колебалась. Она стыдливо поморщилась, обозвала себя жалостливой дурой и вздохнула полной грудью, а затем окликнула шмыгавшего носом менестреля. — Так и быть, я подскажу, где искать Тересию. Не думаю, что Геральт оценит эти недомолвки. Сам потом с ним разбираться будешь. Лютик вскинул голову и посмотрел на Трисс. Страдальческую мину словно стёрли ластиком, теперь на её месте расцвела не поддающаяся никакому описанию безграничная экзальтация. — И где же мне искать эту шарлатанку? — наконец, поборов накативший восторг, протянул поэт. — На Скеллиге. На острове Ард Скеллиг в Каэр Мюр, если быть точнее. — Что она забыла среди островитян? — Тересия — третьесортная магичка с весьма посредственными способностями. Вряд ли у неё был шанс стать королевской советницей даже в самом захудалом государстве Континента. Поэтому она избрала единственно возможный вариант — стала любовницей ярла клана Друммондов. Может, даже надеется, что в один прекрасный день они подомнут под себя ан Крайтов, и она ловко займёт место Мышовура. — Недурственные амбиции, — усмехнулся менестрель. — Но как объяснить Геральту необходимость тащиться в такую даль? — Предлагаешь мне и ложь за тебя придумать? — чародейка сорвалась на неподдельное возмущение. — Я просто не силён во всей этой магической хрени, — как-то виновато отозвался Лютик. — Правы были те, кто говорил, что ты как малое дитя, — утомлённо обронила Трисс. — Скажешь, что проклятие может снять только тот, кто его наслал. Доберётесь до Скеллиге, проясните всю эту историю, а потом ты расскажешь ему правду. Иначе при встрече я сделаю это за тебя. Даже не пытайся что-то переврать. — И не собирался. Мне слишком дорога наша дружба. — Я вижу, — подражая колкой интонации Йеннифэр, протянула Меригольд. Затем кивнула в сторону жилья: — Иди домой. Уже светает. Геральт может проснуться. Лютик спохватился, порываясь кинуться к двери, однако, словно что-то осознав, обернулся к Трисс и, не найдясь, что сказать, — поистине редчайший случай — кивнул с сердечной благодарностью. — Больше не впутывай меня в это, — принимая безмолвную признательность, бросила чародейка. — Я возвращаюсь ко двору Фольтеста, дом в вашем распоряжении. И передай Геральту, чтобы, как восстановится, заглянул в замок. Личная просьба короля.

***

Когда поэт возвратился в покои, Геральт, к его облегчению, ещё спал. Менестрель со вздохом посмотрел на проступающий сквозь тюль силуэт и отошёл к массивному стеллажу. Не глядя, наугад вытянул оттуда книгу и уселся в оббитое плюшем кресло. Закинув ногу на ногу, бездумно пролистывал страницы, бегло проходясь по выдержкам из истории Махакама. Чтение не шло, мысли то и дело путались и возвращались к сложной ситуации, в которой он находится исключительно по собственной дурости. Досадливо поморщившись, бард отложил толстенный томик, не удержав ни строчки из прочитанного. Затем, стараясь ступать беззвучным шагом, отвёл полупрозрачную штору и вошёл в альков. Сердце на мгновение сжалось при виде обрамлённого белоснежными спутанными прядками измученного лица, непроницаемого и холодного даже во время сна. Из-под сбившегося одеяла проступали контуры наметившихся новых шрамов. Лютик потянулся кончиками пальцев, будто бы желая прикоснуться к кромке, в последний момент одумался и отдёрнул руку. К нынешней подавленности примешалась толика недоумения. Вся его жизнь крутилась вокруг женщин: он волочился за юбками, увиливая от разгневанных мужей, сыпал словами страсти, слагал любовные вирши, не брезговал непрочными и беспорядочными связями. И всё же самого себя он посвящал отнюдь не им — мужчине. Поэт не мог ответить, почему с таким упорством таскается за хмурым спутником, цепляясь мёртвой хваткой за мельчайшую возможность отсрочить расставание. Что держит его возле Геральта? Они не связаны Предназначением, их судьбы не сплетены магией джинна, как оказалось, не объединены даже проклятием. Лютик покачал головой, решая, что на некоторые вопросы лучше не иметь ответа. По крайней мере, не сейчас. Пока он в отрешении стоял у ложа, неторопливое дыхание мужчины сменило приглушённое мычание. Ведьмак распахнул глаза и безошибочно навёлся взором на поэта. Тот вздрогнул, словно ощутил приставленное к горлу остриё меча. Геральт, снова прохрипев, приподнялся на локтях и подался назад, к резной спинке из слоновой кости. — Ох, сука, — потирая затылок, выругался Волк. Он обвёл взглядом помещение: — Будь любезен, просвети меня — где мы? И что вообще произошло? — И это первое, что ты скажешь другу, вырвавшись из лап самой смерти? — с напускной обидой отозвался Лютик. — Ладно-ладно. Если коротко: ты снёс твари голову и растянулся на земле. Я, как верный товарищ, естественно, тебя не бросил, начал звать на помощь. Чуть горло себе не посадил. А потом прибежала Трисс и позаботилась о ранах. Мы, кстати, сейчас у неё дома. — Понятно, — коротко ответил Геральт, глядя куда-то сквозь собеседника. Однако следом поднял на него цепкий неуютный взгляд: — Что-то ещё? Я же вижу, тебе есть что сказать. Менестрель передёрнулся: не думал, что необходимость разговора о проклятии появится так скоро. Он рвано сглотнул, чувствуя, что в лёгких не хватает воздуха, затем несмело протянул: — Мы говорили с Трисс. Насчёт проклятия. — И что она сказала? Бард поджал дрожащие губы. Тело нещадно метало от жара к хладу, треклятый взгляд сновал по окружению, стенам и полу и замирал на чём угодно, лишь бы не на Геральте. Правда раз за разом порывалась из глубин души, но затем покорно оседала под напором страха. Все мысли, изводя и утомляя, шли по замкнутому кругу. И всё же Лютик, сделав выбор, наконец, сказал: — Мы не справились. Проклятие может снять только тот, кто его наложил. То есть эта паскудная ковирская шлюха. — Так вот почему ты такой дёрганый, — хмыкнул ведьмак, а затем участливо добавил: — Не расстраивайся, мы это так не оставим. Есть предположения, где её искать? — На Ард Скеллиг при дворе клана Друммонд. Трисс подсказала. — Холера, не самый ближний край. Нам стоит поспешить — завтра же в путь. — Боюсь, что спешку придётся отложить. Тебя искал Фольтест, — брови ведьмака тотчас сползлись у переносицы, а Лютик назидательно добавил: — Ты же не проигнорируешь королевское приглашение? Не хочу потом стаскивать тебя с частокола. Тут ведь тоже есть свои плюсы: не всякому на Континенте выпадает столько королевского внимания. Многие бы отдали полжизни за одну аудиенцию. — Это другое, Лютик. Зачем, ты думаешь, ко двору приглашают ведьмаков? Нам заочно приписали роль наёмных убийц, тупых орудий в дворцовых интрижках. — Ну, у тебя же есть ведьмачий кодекс, — чем дальше разговор уходил от болезненной темы, тем раскованней становилась речь поэта. В какой-то момент он и вовсе примостился на кровати рядом с другом: — Прикроешься им, как делал сотни раз до этого. — Вот именно — прикроюсь. Не существует никакого кодекса, — усмехнулся Геральт, ловя на себе ошарашенный взор: — Не писан ещё ни один кодекс ведьмаков. Просто в глазах людей это добавляет какого-то веса нашему ремеслу. — Вот так откровение, — лукаво глядя на мужчину, заливисто рассмеялся Лютик. — Но совершенно негодное для упоминания в балладе. В голове опять закопошились едкие напоминания, и бард, расплачиваясь за минутную весёлость, с грохотом запнулся о гнетущую действительность. Близость компаньона сразу стала некомфортной, и он, шурша простынями, тихо сполз с кровати. Не в силах обернуться, демонстрируя мужчине спину, негромко протянул: — Скажи, ты ещё жалеешь, что встретил меня? — К чему такие вопросы? — позади раздались по-кошачьи приглушённые мягкие шаги. — Да какая разница? — менестрель нервно повёл плечами. — Я просто хочу знать. — Тогда позволь рассказать тебе, как проходила моя жизнь до нашей встречи. Лютик чуть склонил голову, забывая, что стоит спиной к мужчине. Он переборол роившийся внутри испуг и повернулся, повторяя жест. — Ведьмачье ремесло — дело хоть и уважаемое, но далеко не самое благодарное. Я разъезжал по городам и сёлам в поисках работы. Иногда уходили целые недели, чтобы отыскать заказчиков, а потом ещё удачно сторговаться в цене. Но я искал. Подъезжал к оградам деревень, останавливался возле палисадников посёлков и городищ и ждал. В основном в меня летели плевки, ругань и камни, и я уезжал. Реже из своей халупы выползал отчаявшийся кмет и давал мне задание. Ещё я посещал города и крепости, искал оповещения, прибитые к столбам на росстанях. Он замолчал и посмотрел на Лютика. Тот взирал с неверием, почти ошеломлённо, будто сложенное многими годами представление о ведьмаках в одночасье дало трещину и рухнуло. Волк усмехнулся без намёка на весёлость. — Я понимаю твоё удивление. Даже спустя пару сотен лет наши земли всё ещё кишат мантихорами, грифонами и амфисбенами, кикиморами, химерами и упырями, но ведьмаки при этом всём не то чтобы купаются в золоте. Парадокс, верно? — Верно, — кивнул Лютик, даже под напором чувств не удержавшийся от комментария: — А я не знал, что ты философ, Геральт. Но оставь: софистика тебе не к лицу. — Ладно, ближе к делу. Так вот, до нашей встречи я гонялся за работой, за скромной суммой, чтобы дотянуть до следующего месяца. Ну а теперь нищие на ярмарках распевают о моих деяниях, в самом задрипанном селе знают, что ведьмак — этакий избавитель от гнуси. Знают, конечно же, не без твоей помощи. Это дорогого стоит, Лютик. — Геральт, — последний шмыгнул носом, ощущая, что из глаз и носа потекло. От нахлынувших эмоций и усталости тело покачнуло, как прибившую к отмели лодку. — Выглядишь паршиво. Оставим на потом все задушевные беседы, иди-ка отдохни, — подталкивая друга к койке, буркнул Волк. Тот сдавленно кивнул и нырнул под одеяло — подушка ещё хранила тепло чужого тела. Менестрель шумно выдохнул и вжался в неё носом. Теперь в нём подымалось запоздалое сожаление об этой бестолковой лжи. И всё же он уже спалил мосты, неизбежно отрезав пути к отступлению.

***

В просторных залах королевского дворца охраны размещалось многим больше, чем на тесных улицах Вызимы. Опасным высветом поблескивали латные доспехи, острия гизард, глевий и бердышей. В устройстве нового дворца легко читались планы краснолюдских мастеров: узорные плиты, пышные каменные холлы, искусные опорные колонны и сводчатые потолки, да перелив витражных окон. На фоне шитых золотом туник, камзолов и дублетов, украшенных фестонами шаперонов и накрахмаленных энненов, фигура ведьмака казалась посторонней и будто инородной. Вельможи неприязненно смотрели на мужчину, в чьё одеяние плотно въелся запах илистых болот, дорожной грязи и, конечно, крови. Титулованные мужи, покривившись, срывались на негромкое “оборванец”, дамы наблюдали с затаённым интересом. Менестрель, привычный к дорогим костюмам, не являл собой подобного контраста, он следовал за другом, оценивая прелести королевской свиты. В сопровождении дворцовой стражи спутники добрались до массивной, во всю стену, двустворчатой двери, за коей лежала тронная зала. У ведьмака предупредительно изъяли всё оружие, а после, наконец, впустили к королю. Среди расписанных темерскими гербами потолков, витражей с миниатюрами, орнаментированного мраморного пола и алых с тесёмкой ковровых дорожек фигура Фольтеста приметилась не сразу. Стоящий на возвышении трон пустовал, а сам владыка находился чуть поодаль, у окна. Задумчиво посматривал на раскинувшуюся за стёклами дамбу. Когда на входе показались компаньоны, тот обернулся, отогнал отрешённость и сам направился к белоголовому. Минувшие лета его ничуть не изменили: король был так же щупл, хорош собой, глядел всё тем же властным взором. Лишь на немного загорелом от частых разъездов монаршем лице стало больше морщин, а в лёгкую щетину затесалась седина. — Ведьмак из Ривии, — король развёл руками. — Рад видеть в добром здравии. Говорят, тебе крепко досталось? — Пустяки, государь, — коротко ответил Геральт. — Так или иначе, ты спас Вызиму от очередной напасти. Я не забуду этого. Геральт склонился ещё сильнее, завуалировав за благодарностью свой скепсис. Не понаслышке знал, как хрупки и непрочны обеты сильных мира сего. Монаршая память — коротка и ненадёжна, а благосклонность и того короче. И этому имелись сотни подтверждений. Однако Фольтест не был глуп: он понимал, кому необходимо внушить страх, кого осыпать милостями, и абсолютно точно знал, с кем не сработают щедроты и угрозы. — Брось дипломатничать, Геральт, — произнёс король, подчёркнуто назвав того по имени. — Визит неофициальный. Только между нами, — он перевёл на барда отливавший сталью взор: — Меригольд предупредила, что ты придёшь не один. Я не против, пусть подождёт в стороне. Менестрель, в отличие от спутника не чуждый этикету, изящно поклонился и, отойдя к резной колонне, облокотился о холодный мрамор. — Ну, теперь к делу, — возвращаясь к ведьмаку, наконец, сказал Фольтест. — Для начала ответь, догадываешься, зачем я тебя пригласил? — Полагаю, государь, для ведьмака можно найти не слишком много занятий. И вы, и я прекрасно понимаем, в чём заключается моя профессия. Вопрос состоит лишь в нюансах. — Так и есть, — Фольтест заглянул в чужие отстранённые и видевшие слишком многое глаза. — Ты, наверное, уже наслышан, что ещё до эпидемии я ожидал делегацию? В нынешних условиях этот союз особо важен. Поэтому, как только улицы очистятся от скверны, сюда прибудет представительство Редании. — Ближе к делу, государь, — осторожно напомнил ведьмак. — Я так же далёк от политических тонкостей, как ваши придворные от веретена и плуга. — И при этом постоянно попадаешь в самый центр политических распрей, — усмехнулся король, тут же возвращая лицу суровость. — Но так и быть, оставим. Меня проинформировали, что намечается небольшой заговор с целью скомпрометировать темерскую сторону и разрушить договор. Проблема в том, что мы не знаем, откуда ждать удара. — И, видимо, у заговорщиков припрятаны не самые тривиальные средства, раз понадобилась помощь ведьмака? — Задумывалось, что в честь встречи будет устроена большая королевская охота, после которой будут решены все соответствующие вопросы. Согласись, для заговорщиков лесные угодья — благодатное поле действия. Лучшего места и не придумаешь. — Может, стоит отказаться от этой затеи? — Если бы это было так просто, — криво улыбнулся король. — О торжестве было объявлено в ходе прелиминарии. Отмена этого события бросит тень на весь ход переговоров, — он принял статную позу и походил сейчас на бронзовую скульптуру. — Ведьмак! Снимая проклятие, однажды ты уже проявил недюжинные способности: на этой встрече очень пригодился бы твой опыт. — Не думаю, что ваши гости будут рады компании безродного выродка, — покачал головой беловолосый. — На этих землях я закон — найдётся мало смелых, способных возразить монарху. Захочу, чтобы ты сопровождал меня, никто и слова не скажет. — Хочу напомнить: я ведьмак, а не королевский телохранитель. — Ну, значит, будешь королевским ведьмаком, — по-свойски кладя руку на его плечо, ответил Фольтест. — Подумай, Геральт. Я не прошу тебя встревать в межгосударственные распри. Поприсутствуешь на встрече, обеспечишь безопасность и всё. Ведьмак задумчиво обвёл пустую залу, вскользь посмотрел на пытливое лицо Лютика. Как бы ни хотел он признавать, сейчас они со спутником нуждались в средствах: путь до Скеллиге неблизкий и довольно затратный. Пожалуй, только королевская казна могла обеспечить им приличную сумму. — Хорошо, — после затяжного молчания, наконец, кивнул Геральт. — На время охоты я стану личным ведьмаком государя. Но, хочу заметить, королевским ведьмаком за хорошую плату.