***
Через час с небольшим неторопливой езды высшее общество пересекло черту лесных угодий. Здесь уже ожидал пышно накрытый стол, заставленный изысканными яствами, предваряющий любую королевскую охоту: лучшие вина Континента, сыры, свежие фрукты, паштеты из дичи и вяленое мясо. Король величавым жестом пригласил гостей, а сам подозвал доезжачего и ловчего. Выжлятник кратко доложил о состоянии псарни и гончих, а ловчий передал отчёты егерей о возрасте обложенного кабана и поручился, что животное не покидало ограждённой зоны. Фольтест, довольный докладами, похлопал говоривших по плечу и приказал поднести им выпить, затем вернулся к гостям, устраиваясь во главе стола. Лютик в это время потягивал вино и нервно косился на де Бушата, Геральт вовсе не притрагивался к пище, держался настороженно и отстранённо. — Ты чего сидишь, как на поминках? — поигрывая жидкостью на дне кубка, бросил бард. — Выпей что-нибудь. — Вполне вероятно, что придётся поминать кого-то из послов, — Геральт придвинулся вплотную, шёпотом озвучивая опасения. Поэт поморщился от щекочущего ухо низкого дыхания, а Волк добавил столь же тихо: — Нельзя терять бдительности. Мысль о том, что где-то за одним с ними столом находится убийца, пробила барда на негромкий возглас. Ведьмак почти пожалел, что поделился наблюдениями, Лютик же стал белее покрывавшего столешницу полотнища, рвано передёрнулся и отставил бокал. Внезапно, покрывая все застольные беседы, раздался тягучий и немного резкий голосок жены фон Вальдека: — Сир, — она очаровательно поклонилась королю. — Вы же не откажете даме в маленьком капризе? — Для вас всё что угодно, графиня, — обрывая гроздья винограда, галантно отозвался Фольтест. — Я знаю, что мужчинам греет душу звук охотничьего горна, однако, на мой взгляд, этому торжеству не хватает настоящей музыки. Что скажете? — стол облетели громкие слова согласия. Дама улыбнулась и обратила взор на менестреля: — К счастью, нам посчастливилось собраться за одним столом с мастером Лютиком. Пусть бард из бардов скрасит нашу трапезу! Гости зарукоплескали, призывая того исполнить что-нибудь из репертуара. В другое время Лютик был бы счастлив подобному вниманию, однако теперь загнанно покосился на де Бушата: впрочем, тот и бровью не повёл. Геральт под боком подозрительно хмыкнул, но внешне сохранял ледяное спокойствие, не желая растревожить делегацию. Он незаметно пихнул поэта в бок, шепча ему вести себя естественней. Лютик вдохнул полной грудью, промочил горло и растянул губы в улыбке. Затем, умерив дрожь в коленях, поднялся с места и, стянув с плеча лютню, спросил у графини: — И что же изволит послушать очаровательная гостья? — Спой о любви, — заливаясь хмельным румянцем, проворковала мадам фон Вальдек. — Вам, женщинам, только любовные вирши подавай, — усмехнулся её супруг, а затем метнул ревнивый взгляд на барда: — Чего медлишь? Сыграй нам, трубадур! Менестрель провёл по струнам и распелся. Насилу уняв стук сердца, залился тихой мелодичной трелью. Отчего-то в голову не шло ни единой строчки из баллад, и он, махнув на всё рукой, решил импровизировать. Рифмы неосознанно всплывали в голове, лились из самых потаённых уголков души: Почему, когда на грудь Я хочу к тебе прильнуть Иль когда, вздыхая громко, Я твоих касаюсь губ, Ты и холоден, и груб, Злее и суровей волка... Слова рождались невольно, выскальзывая из-за плотной поволоки, а Лютик лишь послушно вторил внутреннему голосу. И всё же вскоре барда догнало запоздалое осознание, на мгновение нутро хорошо встряхнуло, а на лице взыграл беспомощный ужас — он слегка осёкся и с истомой покосился на друга, однако Волк хранил привычную сдержанность. Вместе с тем послышался заворожённый гомон гостей. Лютик слегка взбодрился и вернулся к пению. Этим временем Маргом де Бушат, ссылаясь на то, что алкоголь ударил в голову, поднялся с места и попросил дозволения монарха отлучиться на короткую прогулку. Фольтест, занятый беседами с послами, только отмахнулся. Ведьмак проводил Маргома пристальным взором, однако с места не поднялся — опасался подозрений, лишь удвоил бдительность. Бард, в свою очередь, на одном дыхании пропев вереницу длинных высокопарных куплетов, завершил под тихий перебор: Так не мучь и не гони, И скорее притяни Ты меня в свои объятья, А не то — пройдут года, Будешь с горечью тогда Вспоминать о днях проклятья! Гости зарукоплескали, а он, опустив музыкальный инструмент, несмело покосился на Волка. Тот, на мгновение позабыв о слежке, смотрел на спутника во все глаза. Бард почти упал на стул и потянулся к кубку, однако руки пробивало мелкой дрожью. Геральт тряхнул серебристыми прядками и несильно сжал его ладонь, отводя от алкоголя. — Не стоит. К тому же это была прекрасная песня, — он неопределённо пожал плечами. — Я не знаток поэзии, но гости точно оценили. — Ох, Геральт, ты ведёшь нечестную игру, — блёкло усмехнулся Лютик. Он всё слабее представлял, как будет признаваться ведьмаку во лжи. С каждой поблажкой, с каждой уступкой и с каждым добрым словом это становилось лишь сложнее. — Ты о чём? — непонятливо протянул Волк. — Хватит говорить метафорами. — Я ведь поэт, — уклончиво хохотнул последний. — Как ещё прикажешь изъясняться? Геральт не ответил, возвращаясь к наблюдению. Кубки гостей то и дело пустели, но проворные прислужники тотчас оказывались около стола с кувшинами, полными вина. Когда к вельможам двинулся очередной слуга, ведьмак тревожно дёрнулся — едва заметно потянул ноздрями, ощущая исходящий от сосуда едкий запах. Слуга ступал немного неестественно и будто бы ходульно, но это мог приметить только очень зоркий глаз. Место де Бушата пустовало, отчего сомнения мужчины накалились до предела. Прислужник прямо, будто не видя иных гостей, направился к главе делегации. Геральт заскрипел зубами, порываясь встать. И всё же вместо этого, спешно шепча заклинания, сложил пальцы в Аксий. Один из гостей, послушный Знаку, подскочил из-за стола, прямо под руку слуге. Раздался громкий треск, и кувшин, перевернувшись, полетел на землю. — Что ты себе позволяешь?! — закричал вернувшийся в сознание вельможа и замахнулся на несчастного. Однако обласканные хмелем гости умерили его ярость, позволяя слуге виновато раскланяться и собрать черепицы посудины. В самом конце завтрака показался де Бушат: на вид он был абсолютно спокоен, но Геральт видел, как едва заметно дёргается веко дворянина. Когда последний занял своё место, Геральт даже через расстояние всего стола ощутил, как снова дрогнул медальон. Теперь ведьмак почти не сомневался, решил, что до конца охоты не спустит с него глаз.***
По пути фон Мекленбург и Ла Тремуйль, как заядлые охотники, делились соображениями о ходе гона и жарко спорили о ведомых лишь им нюансах. — Люблю загнать кабана, чтоб он встал “на отстой”, подождать, пока в него вцепится вся свора, а потом всадить рогатину, — с придыханием, так, словно уже уничтожил зверя, сказал ла Тремуйль. — Истинное удовольствие. — Кабан — безобразное животное, — почти выплюнул реданский герцог. — Он нечист и вонюч, а его копыта кривы и похожи на пигаш. Нет ничего благородного в такой охоте. У нас на родине предпочитают охоту на оленей. Вот славная и отрадная дичь. — Вепрь — смелый и гордый зверь, который не хитрит и бьётся до последних сил. Поэтому он, в отличие от оленя, чрезвычайно опасен, — гневно проходясь по рукояти охотничьего кинжала, возразил князь. — Мне показалось, — прищурился реданец, — или вы только что назвали меня трусом? Геральт, держащийся близь споривших в неторопливом, медленном аллюрe, едва заметно хмыкнул. — А ты, ведьмак, кого предпочитаешь в качестве добычи? Вепря или оленя? — Грифона, — усмехнулся Белый Волк. Лютик, глядя на опешивших вельмож, залился громким смехом. — Господа! — к процессии обернулся сам король. — Тот, кто изловчится убить кабана или, как выразился уважаемый герцог, эту грязную вонючую скотину, — Фольтест сделал выпад в сторону реданца, фон Мекленбург же молча снёс издёвку, — лично получит от меня земельный надел. Вельможи зароптали, возбуждённые наградой, кто-то даже привстал на стременах, готовый хоть сейчас броситься в бой. Геральт же продолжил следить за де Бушатом, который беспрестанно вертелся около реданской делегации. Вскоре охота прибыла к месту лёжки. Доезжачий навёл на след ищейку: та быстро учуяла кабана и стрелой помчалась меж колючих зарослей. Блистательное общество рванулось всугонь. Через каких-то десять минут они нагнали зверя. Раздались радостные выклики, король протрубил в рог, подал сигнал спускать собак, и несколько десятков гончих бросились к щетинистой громаде. Вся процессия пришла в бурное движение. Первыми отстали дамы, затем от гона отделилась и чета фон Вальдек с придворной свитой. В строю остались только ярые охотники и те, кто был охоч до обещанных владений. Оскорблённый королём, фон Мекленбург пришпорил рысака и бросился вперёд с двойной энергией, резво обгоняя остальную свиту, де Бушат рысью кинулся следом. За ними, почти по пятам, гарцевали Фольтест, ла Тремуйль, поэт, ведьмак и горстка самых стойких дворян. Чем дальше они удалялись от места сбора, тем непроходимей и запутанней становился лес. Хвойные и чуть затронутые близкой осенью лиственные деревца встали здесь почти непроходимой стеной, а тропки двоились и троились, представляя путаную сеть развилок. Вепрь, гонимый собаками, ловко вихлял по дорогам, нырял в буераки и рытвины, то и дело уходил от преследователей. Через четверть часа добрая часть свиты рассеялась по бору, и теперь за зверем гнались только небольшие группки из двух-трёх человек. Голоса гончих затерялись где-то вдалеке, да редко раздавались сигналы рожка. Реданский герцог мчал во весь опор, надсаживая горло и грязно ругаясь, за ним, проявляя чудеса выносливости, подобно тени до сих пор держался Маргом. Геральт скрежетал зубами, стараясь сократить разрыв с главой делегации, но тот упорно рвался вперёд, поминутно ускользал из поля зрения. Ведьмак почти прижался к шее лошади, вглядываясь в изредка мелькавшие за ветками фигуры. — Давай, Плотвичка, поднажми, — то и дело шептал он сиплым, сбившимся голосом. Лютик, матерясь не меньше друга, подгонял кобылу, молотил пятками по взмыленным бокам, кое-как поспевая за спутником лишь благодаря маститости животного — явно выделенного из королевских конюшен. Бард давно потерял фетровую шапочку, а руки и лицо изодрало о сучья. Он звучно вскрикнул, сдавленно прошипел и провёл языком по кровоточащей губе, когда по физиономии хлестанула очередная хвойная ветвь. “Зараза” раздалось откуда-то спереди — должно быть, Волк принял этот выкрик за стон от действия проклятия. Плотва остановилась, а Лютик резко потянул за поводья, едва не врезавшись в кобылу друга. — Ко мне в седло, живо! — прикрикнул Геральт, нетерпеливо дожидаясь, когда компаньон взберётся на круп Плотвы. Почти в то же время где-то поблизости раздался громкий вопль. Геральт снова обронил крепкое словцо и стрелой понёсся на клич. Менестрель зажмурился и вжался в друга: от стремительных курбетов лошади плыло перед глазами. Когда мужчины взобрались на небольшой взгорок, ведьмак быстрей, чем мысль, соскочил с кобылы, рванул с себя плащ и выхватил клинок. Поляну щедро устилали трупы гончих, ещё с десяток продолжало рваться в бой, вцепившись в кабана зубами. Однако тот не оставлял сопротивления, молотил по воздуху клыками. Тогда очередная попавшаяся под удар собака, заливаясь жалким воем, отлетала с распоротым брюхом, а после, волоча внутренности, вновь кидалась к зверю. Шагах в пяти от своры лежал фон Мекленбург, совершая слабые попытки отползти от наступающего вепря, однако плащ зажало корневищами сухого пня, а пол-лица застлало обильно льющей кровью. Чернявая покрытая щетиной масса, тягая по земле повисших на ней гончих, приближалась шаг за шагом, пока не заслонила герцогу обзор. Тот боязливо завопил, стараясь отвести удар клыка, ещё через секунду блеснула сталь, раздался истошный дикий визг, и на лицо вельможе хлынула горячая кровь зверя. Так и не увидев своего спасителя, герцог что-то промямлил и лишился чувств. Ведьмак, с нажимом вытянув из тушки клинок, отряхнул сталь от крови и отточенным движением заправил в ножны. Пальцы переметнулись к рукояти другого — серебряного меча. — Выходи, — гневный голос эхом расползся по чащобе, а остриё оружия поднялось к зарослям. — Я знаю, что ты здесь. Лютик, наблюдавший из седла, удивлённо вперился в густую зелень, только теперь примечая за ней человеческий силуэт. Когда же неизвестный податливо вышел, бард тотчас признал в нём де Бушата. — Как ты смеешь приказывать дворянину?! — возмутился Маргом. — Перестань, — холодно покачал головой Белый Волк. — Я знаю, что ты не де Бушат. Настоящий Маргом уже мёртв, а ты прикрываешься его личиной. Более того, на пиру ты прикинулся одним из слуг и попытался отравить посла. Думаешь, я не заметил? — Похвальная наблюдательность, Геральт из Ривии, — поаплодировал самозванец. — Дворцовые интрижки — не лучшее занятие для допплера. Зачем ты в это ввязался? — Будто бы у меня был выбор, — слабо ухмыльнулся “де Бушат”. — Шантаж и угроза расправой — отличная мотивация, не находишь? — Значит, живым ты не дашься? — вздохнул ведьмак. Он никогда не причислял допплеров к плеяде монстров: оные были разумны, к тому же не тяготели к насилию и кровопролитию. — Не дамся. — Назови хотя бы имена заговорщиков, чтобы твоя смерть не осталась безнаказанной. — Трогательная забота, но я не собираюсь умирать. Тот резво отскочил назад, уходя от ведьмачьего клинка. Кожа существа зашевелилась, как податливая глина, черты лица разъехались, складываясь в нечто иное. Увидев, чем обернулась фигура “де Бушата”, Геральт отступил на шаг, рука невольно опустилась, а за ней и меч. Лютик, в свою очередь, разразился неверующим возгласом и едва не вылетел из седла. — Ну что, Геральт, всё ещё хочешь меня убить? — по уху резанул звонкий певчий голос, точь-в-точь как у менестреля. Допплер развёл руки и непринуждённо вышагнул вперёд, в каждом движении подражая оригиналу. По физиономии прошлась знакомая улыбка, слишком хорошо повторявшая то, как улыбался сам поэт. — Думаешь, меня остановит этот дешёвый фокус? — оскалился Волк. — Думаю? Да я уверен. Иначе почему я до сих пор жив? — по лицу “Лютика” скользнул ехидный оскал. — Хуйня собачья, — ведьмак оскалился в ответ и рывком кинулся на допплера. Ударил манжетном перчатки по лицу, откидывая последнего на землю. Настоящий Лютик боязливо съёжился и зажмурил глаза: наблюдать за тем, как Геральт избивает его точную копию, было страшно и противно. Геральт же занёс над допплером клинок, неосознанно замедлившись, когда оружие упёрлось в грудину самозванца. Однако, чертыхнувшись, единственным резким движением пришпилил того к земле. “Лютик” забился, как мотылёк, насаженный на остриё иголки. Волк болезненно поморщился, когда знакомую мордашку свело в ужасающих судорогах. Впрочем, ещё через мгновение фигура существа расплылась во что-то бесформенное, и по земле распласталось настоящее тело допплера. — Лорд Сванн и виконт де Безьер — организаторы покушения. Они держали у себя кое-кого мне важного… — успел прохрипеть несчастный, а затем плотно смежил веки и замолк. Волк покачал головой и отступил от убитого, переключаясь на спасённого им реданского посла. Проворно осмотрел вельможу, не находя серьёзных повреждений, проверил пульс фон Мекленбурга, послушал приглушённое дыхание. Позади раздались тихие шаги, в коих мужчина без труда признал походку друга. Лютик выглядел почти спокойно: ужас откатил, как только допплер утратил свою прежнюю форму. — Никогда бы не подумал, что со стороны увижу собственное избиение, — проворчал менестрель. — Так и свихнуться недалеко! — Да уж, — невесело хмыкнул Геральт. — Двух Лютиков я бы не вынес. — Эй, я такой единственный! — возмутился поэт. — Эти ослиное упрямство и способность выводить из себя вряд ли кто-то повторит, — беззлобно начал Белый Волк, однако речь заглушил топот копыт. Компаньоны синхронно обернулись: на поляне показался Фольтест в компании выжлятника и пары слуг. — Что здесь произошло? — спешившись, воскликнул монарх, попутно указав слугам на бесчувственного герцога. — Ничего особенного, государь, — спокойно отозвался Волк. — Лорд Сванн и виконт де Безьер затеяли покушение на посла. Убили Маргома де Бушата, затем шантажом подговорили допплера принять его личину и незаметно устранить кого-нибудь с реданской стороны. Пока вы пировали, допплер совершил попытку отравить свою жертву, а после неудачи, рассчитывая выдать всё за несчастный случай, сшиб её под бивни кабана, — он обвёл рукой тушу мёртвого вепря. — Как видите, тоже неудачно. — Исчерпывающий ответ, — окидывая взором поляну, обронил король. Затем на губах появилась особенная, свойственная лишь властным особам улыбка. — Стало быть, ты тот счастливчик, который убил кабана? Что ж, тебе полагается обещанный надел. — Благодарю, государь, — покачал головой ведьмак. — Но мой образ жизни не располагает к такого рода наградам. — Чего же тогда, дьявол меня раздери, ты желаешь? — Просто заплатите мне, как и обещали, — он мягко притянул к себе Лютика. — Нам с компаньоном предстоит затратный путь.