Дым

      Умирающее Солнце плавает в сизых лужицах сигаретного дыма. — Ларри, слушай, а ты можешь научить меня рисовать?       Мне нравится стоять с ним на балконе, пока он курит. — Чел, с чего ты это так внезапно? — он замер и выжидающе смотрит. — Хочешь превзойти меня в моём мастерстве? — Да какое в жопе мастерство! — Ларри уже оскорблённо морщится, потому спохватываюсь. — Я имею в виду, что не мастерства я хочу… — Тогда ладно, так уж и быть. Дай только докурю.       Хах, странно. Обычно он спрашивает снова, если я уклоняюсь от ответа. Ещё один упущенный шанс. Мне стоило бы быть более решительным. — Даже не спросишь? — О чём? — он задумчиво вертит сигарету между пальцами. — Чего ты на самом деле хочешь? Ты об этом?       И я опять теряюсь, но назад дороги нет: — Да, об этом… — с трудом проговариваю я. Нет, всё же не смогу. — Да что с тобой сегодня, бро? Ты заболел? — Ларри заботливо ухватился за моё плечо. — Может, принести тебе чего? — Ага, выпить. — Воды? — Водки. — Водки нет, есть пиво. — Неси всё. — Фига тебя понесло… — Да ладно, мы же просто культурненько посидим, — уточняю я. — Со всем, что у меня есть, мы ужрёмся. Очень так, знаешь, культурненько, — Ларри хихикает. — Ну, воля ваша. Не смею не исполнить ваш приказ. — Но я не приказывал тебе ничего. Ты же сам спросил. — Ой, какой ты скучный. Подыграл бы мне. Нет, чел, с тобой явно что-то не то. Давай, выкладывай! — он отошел от перил и сел со мной рядом. — Что мне тебе рассказать? Ну, выпить мне хочется. Настроение такое. — На такое настроение нужна причина, — замечает Джонсон. — А выглядишь ты не очень-то весело, так что дело куда хуже. — Так видно? — На протезе написано. Во-о-от такими буквами, — он развёл руками. — Ахаха, ну ладно. — Я весь во внимании. — Не смотри так на меня. А то, как на допросе. — Хорошо, не буду, — он отворачивается. — Я влюблён. И уже достаточно давно, — начинаю я. — О-о-о-о, ну и в кого же? Нет, стой. Дай угадаю. Это Эшли, да? — ухмыляется.       Хочется сказать: «в тебя, долбаёб», но сдерживаюсь. — Я бы даже не подумал о ней, клянусь. — Почему нет? Ты ей явно нравишься. Уж кто-кто, а она тебя рисовать точно учить возьмётся. — Но она же учила рисовать и тебя тоже.       Ларри немного отшатывается, чуть заметно. — Да, учила. Но у нас с ней разные взгляды на искусство, понимаешь? — Ах, вот оно что. Так это теперь называется. — Послушай, между нами ничего не было и не могло быть, — шепотом добавляет он. На лице — выражение боли. — В любом случае… — Но ей ты нравишься, — продолжает Ларри. — Я видел своими глазами, как она на тебя смотрит, Сал, видел. Не надо отпираться, при встречах с ней твои красные щёки светятся сквозь протез. — Может, она и смотрит. Может, и я смотрел. Но раз уж на то пошло, я вижу, как на неё смотришь ты. Я однажды заметил. И прекратил сам. Если это важно для тебя. Прости, что я ничем не могу тебе с ней помочь. — А, — отмахивается он. — Забей. Глазей сколько хочешь, бро, она мне не по зубам. — А кто тогда по зубам? — здесь он запнулся и слегка покраснел. — Не важно. И вообще, чё это мы. — И правда. — Пойдём в дом? — Я знаю место получше.       Мы берём из холодильника пиво и медленно плетёмся из подвала наружу. К его «крепости одиночества», где он больше никогда не будет одинок. Карабкаемся вверх и, всё же, влазим. Домик стонет своими старыми досками, в которые просачивается прохладный осенний ветер.       Нас только двое. Мы подбираем аккорды на гитарах и пытаемся написать какую-то очень странную песню. Оба пьяные. Оба счастливые. — Нет-нет, я знаю, что нам нужно! — Ларри с хохотом легко толкает меня пяткой в бок и перебирает струны. На его лицо падает последний луч заходящего красного диска. — Ты очень красивый, — говорю я вслух и резко вздрагиваю, как будто меня облили холодной водой. — Так и ты тоже, чел, — с улыбкой отвечает он мне.       Протез лежит на сундуке, а волосы растрёпаны. Я сижу в доме на дереве с самым родным человеком в мире, и мы вместе творим музыку. Не важно, что получается откровенное дерьмо. Важно, что нам весело и хорошо. Хочется продлить этот момент, раствориться в нём. — Вот, держи, — Джонсон бросает мне бутылку пива. — Я не выпью больше, прости. — Ты чего, мы же только разошлись, — он подсаживается ближе. — Сам ведь всё это затеял, вот и иди до конца. — Идти до конца, говоришь… Что ж, это заманчиво, знаешь. Раз уж ты сам это сказал. — То-то же! — он явно не скупится на улыбки.       Выпиваю одну бутылку ко всему, что уже во мне есть. Я и без того был пьян. Но ты сам сказал, помнишь? Я знаю, чем это закончится. Не выдержу, не смогу. Но если я это затеял… — Сал, ты как? — Хуёво. И знаешь почему? Потому что, твою мать, иди сюда! — говорю я скороговоркой и пытаюсь поймать Ларри. Получается. — Эй! Но что я…       Я рискнул. Очень быстро. Так быстро, как только мог, чтобы максимально не испытывать стыда. Но это не помогло. Кажется, он напуган… — Так вот оно что, — медленно проговаривает Ларри, глядя мне прямо в глаза. — Тогда слушай.       И вот его губы уже впились своим жаром в мои. Я поддаюсь и хочу ещё. Всегда хочется того, чего больше всего нельзя. Он чувствует это, и целует меня снова и снова. Губы, шея, руки… — Салли, я хотел сказать, — начал он, задыхаясь. — Для того чтобы сказать, слова не нужны.       И вот умирающее Солнце утонуло в сизых лужицах сигаретного дыма.