Пророк

Зелёная черепашка на нашей скатерти сделала пару медленных шажков, и мы словно загипнотизированные не могли оторвать от неё глаз. Она вытянула свою длинную шею, моргнув, уставилась на нас в ответ. Не подозревала, что черепашки такие забавные… — Невероятно! — Первым нарушил тишину папа. Быстро дотянувшись до животного и подняв его на руки, отчего конечности нового питомца втянулись под панцирь, папа поднял его почти к самым глазам, в неверии покрутил, будто пытаясь найти доказательства, что его надули, постучал костяшками, заглянул в отверстия, даже попытался засунуть в один из них палец. Со стороны выглядело не очень гуманно, но ещё пару минут назад это было нашей солонкой. — Невероятно… — Теперь, когда ваши сомнения развеяны, думаю можно приступить к деловой части. — Сухонький джентльмен, в старомодном костюме вновь направил палочку на находящуюся в руках черепашку, произнося что-то напоминающее латынь. Миг, и у папы в ладонях была снова фарфоровая расписная фигурка. — Хогвартс является полным пансионом, с сентября по июнь школа полностью несёт ответственность за своих студентов. В стоимость обучения включено трехразовое питание, медицинская помощь, личное бытовое обслуживание, транспортировка учеников из Школы в Лондон и наоборот. Предусмотрены каникулы несколько раз в году, в которые ученики имеют право приезжать домой. — Элегантным движением доставая из внутреннего кармана пиджака бумаги, которые никоим образом не могли там поместится и уж тем более остаться такими ровными, гость продолжал, чувствовалось, что уже не раз повторенный текст. — Обязательный срок обучения пять лет — полный семь. По окончании обучения выпускники становятся полноправными членами магического общества. Хогвартс представляет различные направления подготовки, в зависимости от выбранной в дальнейшем деятельности. На основании выпускного аттестационного экзамена принимаются… Голос начинает смазываться, проходить будто через толщу воды. — … принимаются не за один день! Мне казалось мы оба участвуем… Чей это голос? Лёгкое головокружение заставляет зажмуриться. Вдох — выдох, руки находят стол. Нужно сконцентрироваться! Голову будто сдавливает со всех сторон от давления, а глаза грозятся выпрыгнуть, пока все вокруг дрожит от высокочастотного шума. — Вы запомнили последовательность, мисс? — Резко наступившая тишина как всегда сперва оглушает. Тупик из красного кирпича заставляет насторожиться. Почему я здесь без родителей? Гость смотрит в стену, доставая что-то из внутреннего кармана. Лучше убежать пока не поздно! Тихий шаг назад к двери, рука начинает тянуться к ручке. — Всё в порядке, мисс Тротт? — И останавливается на полпути. Видимо испуг на моем лице был достаточно заметен. Немедля развернувшись вновь к стене, гость начал стучать по ней палочкой. — За дополнительную плату вы можете попросить эту услугу у бармена, его зовут Том. Что? Секунда и начиная с тех кирпичей, которых коснулись, стена действительно начинает разъезжаться, образуя проход. Спешащие и просто прогуливающиеся люди, но в совершенно странных костюмах, характерный гомон сотен голосов, здания будто чуть заваливающиеся к улице, а ещё самостоятельно летающие предметы над головами или метлы, самостоятельно метущие грязь от прилавков. И воздух… или даже не он сам, но что-то неуловимо иное, неуловимо знакомое. По доброму улыбнувшись, он поманил рукой, разбивая мое оцепенение. Стоило сделать пару шагов, как внезапная боль в костяшках пальцев будто снимает слой с видимой картинки, и она распадается окончательно с негромким вскриком, моим, но явно не отсюда, добравшимся быстрее чем резкая мигрень. Руки неосознанно тянутся к голове, пальцы нажимают на лобные доли. Небольшой наклон вперед, отчего локти встречаются со столом. Вдох — выдох. Лимит на сегодня исчерпан. Пару секунд проходит прежде, чем я понимаю, что по губам и вниз по подбородку течет что-то тёплое. Черт. Снизу все ещё доносятся голоса родителей, вернее сказать окрики прерываемые на небольшие отрезки неразборчивого бормотания. Надо бы им рассказать… Да. Но сначала остановлю кровь… и избавлюсь от боли. *** — Но с другой стороны, посуди сам, быть ведьмой ещё больший вызов обществу, чем… дискредитация современного образования. — Появившиеся из ниоткуда две креманки с мороженым на нашем столике, не думаю, что стали хорошим аргументом «за». Пережив недоверие, удивление и свой восторг от приоткрывшейся новой грани этого мира, папа пришел к едва заметному разочарованию. Разумеется он не говорил это вслух, но сожаление от того, что все его планы рухнули по щелчку пальцев, было не так-то просто скрыть… — Лора, — Его взгляд все-таки упал на мороженое переливающееся цветами радуги, и выглядело это так, будто ему потребовалось чуть больше усилий, чтобы продолжить доверительный тон — дело не в этом, понимаешь? Я знал, что ты особенная, еще когда ты училась читать по манифесту коммунистической партии. — Он взял мою руку в свою. — И магия… в тебе всегда сочетались удивительные вещи, и сейчас я понимаю, что это еще одна часть тебя, раньше я просто не мог дать ей определение. Важно другое, у тебя есть потенциал, и дело не в том, добьешься ты высот в науке, политике или посвятишь себя воспитанию не менее гениальных детей. Что может дать тебе магический мир? Он заглянул мне в глаза, на его лице читалась тревога. За окном все также сновали люди, все в тех же странных одеждах, за соседними столиками взмахивали палочками, мороженое появлялось из неоткуда, и воздух или даже не он сам… — Пап, но я… — Я остановилась, не зная как продолжить, потому что ничто из того, что я могла бы пообещать сейчас, не сможет его утешить. — Это похоже на сказку, я знаю. Это удивительно, невероятно, но ты уже взрослая, я вижу как ты все понимаешь, даже если не говоришь. — Его губ коснулась добрая улыбка. — Но ты способна на большее, чем показывать фокусы, Лора. Чего ты добьешься здесь? — Ты не хочешь чтобы я шла? Пап, но тогда они заберут мою магию! — Нет, он же не может настолько сожалеть о своих планах… — Это как ослепнуть навсегда или… — Лора, я хочу тебе лишь блага. — Не в силах больше поддерживать с ним зрительный контакт, я уставилась на наши переплетенные ладони. Мои пальцы еще долго ныли после того, как я чуть не оставила вмятины на столешнице, пытаясь заглянуть слишком далеко. Кто же знал, что «Не позже 31 июля» — это еще почти месяц неизвестности. Глубоко вздохнув, папа продолжил, не дождавшись от меня никакого контакта. — Идем домой, мама наверное себе уже места не находит. Взяв пакеты с покупками, которые нам любезно уменьшил профессор, и оставив деньги за нетронутый заказ на столе, мы двинулись обратно к тому грязному пабу. Тучи над Лондоном сгущались, и предчувствуя еще один мозголомный сеанс в ближайшее время, мое настроение портилось так же быстро. Добежав до машины раньше, чем первая капля успела до нас долететь, я законно заняла свое место на заднем сиденье. По сути мне лишь нужно убедить их оплатить курс до конца августа. Или просто найти деньги… И решив не откладывать неизбежное, зная что папа предпочитает ехать за рулем молча, я откинулась на спинку делая глубокий вдох. Теплый узелок внутри меня привычно отозвался, и сосредотачивая внимание на этом странном ощущении, я начала погружаться все глубже и глубже в себя, хотя кто знает, может напротив, я была все дальше и дальше отсюда. *** Зубная паста, щётка, спички… Проверяя доверху набитый детский рюкзачок, я уже стояла полностью одетая в темноте своей спальни. На улице был первый час ночи. Мне предстояло добраться до чердака, куда родители заперли мой магический «хлам». Еще пара глубоких вдохов, и я поняла что дальше откладывать операцию бессмысленно. Уличные ботинки не были особо тихим способом передвижения и отчётливо оповещали о каждом шаге, стоило сойти с ковра. Дверь моей комнаты протяжно скрипнула, но поддалась. Осторожно выглянув в щелку, убедилась что свет в родительской спальне выключен. Ступая на цыпочках в противоположное направление, я старался подавить не к месту вылезшую улыбку. От нервов так и пробивало на хи-хи. Со смачным шлепком моя рука встретилась с головой, прежде чем я вспомнила о необходимой конспирации. Черт! Я забыла то, над чем весь вечер корпела. Возвращаясь не слишком аккуратными шагами, боясь что время вот-вот вытечет у меня из-под пальцев, я залезла под кровать доставая самодельную приблуду, состоящую из вешалки и швабры соединенных скотчем. И папа действительно считает, что у меня большие данные? Какой позор. Ладно, это должно сработать, остальное не важно. Дверь закрылась слишком громко и без всяких стараний я заехала металлическим крючком по раме картины в коридоре, но все-таки оказалась под заветной лестницей на чердак незамеченной. Тяжёлая палка, которую приходилось держать за самый кончик, никак не хотела цеплять люк за кольцо. Пару раз промазав, по инерции заехала ей по стене. И начала действительно волноваться, если испорчу маме обои, то лучше сразу прыгать в окно, забыв про любую магию. За спиной раздался знакомый щелчок выключателя, и коридор залило светом, ослепив на пару мгновений. Заспанный, в халате поверх трусов, точно также щуря глаза от яркого света, папа стоял, молча и устало буравя во мне дырку взглядом. Никто не говорил, что будет легко. Повисла небольшая тишина, прежде чем он сделал ощутимый вдох-выдох и завязал пояс, а пальцы коснулись переносицы, массируя. И даже стало как-то совестно. Честно. — Идем. Выпьем чаю. — Он подождал меня у лестницы, видимо все же опасаясь, что я откажусь. Немного замешкавшись с тем куда деть палку, все же прошла к нему, первой спускаясь вниз. — И почему ты делаешь это именно ночью? — Подавляя зевок в кулак, почти раздраженно спросил он, пока его тяжелые шаги раздавались за моей спиной. — Дестабилизирующий фактор. От бессонницы снижается способность анализировать информацию. — Добрая девочка. Его ладонь потрепала меня по макушке и я действительно почувствовала как краснею до кончиков ушей за свое поведение. Чай был с бергамотом. Не то чтобы папа был ценителем, просто заварка осталась с вечера. Пока кипятилась вода на плите, спустилась мама. Ее бигуди съехали набок, а мешки под глазами были ещё больше чем у папы. Она предпочла пару капель валерьянки. За столом воцарилась напрягающая тишина, родители не горели желанием начинать светскую беседу, а я решила дождаться чайника, собираясь с мыслями. За эти недели была проделана большая работа, но исход всей задумки должен определить сегодняшний разговор. Периферийная головная боль преследовала меня уже не один день, так что мои силы тоже были на исходе. — Не жарко? — Мама бросила осуждающий взгляд на меня, укутанную в водолазку и куртку, все еще с рюкзаком за плечами. Я пожала плечами. Нужно дожать эту игру, осталось чуть-чуть. Если они будут думать, что этот разговор нужен им, а не мне, все будет проще. — Мы понима… — Свист чайника прервал папу. Со вздохом он поднялся, принимаясь разливать кипяток. Перед нами поставили чашечки и достали с полки конфетницу. Тут же засунула горсть себе в карман. Теперь уже мама тяжело вздохнула. Нет, правда, я ещё сомневалась в том, что плохая актриса? Да, три недели я играла на их тревоге и родительских чувствах, лишая сна от страха, что сбегу стоит закрыть им глаза. Мы прошли гнев, угрозы, подкуп. Разумеется я не собиралась сбегать. Я не настолько поехала, чтобы побираться в подворотнях за кусок хлеба. Или попасть в ещё более серьёзные проблемы только чтобы выразить свое громкое бунтарское нет. Существовали методы куда как безобиднее, когда дело касалось небезразличных к тебе людей. — Мы в точке бифуркации. — Сделав глоток, начала я. — Никто из нас этого не просил, но это случилось. И теперь прежняя жизнь невозможна. Какое бы решение мы не приняли, все не станет как раньше. — Заглядывая отцу в глаза, мне пришлось бросить вызов. Они в стадии депрессии, это лучшая возможность. — В тебе говорит обида, ты знаешь, что мы хотим тебе только добра. — Уставший взгляд, пока его руки греются о чашку. — И вы знаете, как его сделать. Снова повисла тишина. Это не разговор родителей с ребенком, это разговор людей не желающих отступаться от своих решений. — Лора, ты достаточно умна, чтобы понять, чего ты способна достигнуть здесь. Так скажи мне почему… Почему ты не хочешь слушать голос разума? Скорее: «Почему я должен слушать твое мнение?», «Почему ты не хочешь быть благодарной дочерью?», «Почему ты поступаешь так со мной?». Но ты знаешь все эти ответы, папа. И не один из них не является достаточной причиной для тебя. — Потому что я люблю вас… Вы знаете все остальные причины, и все те, что я могла бы произнести. Но я люблю вас, и поэтому прошу вас об этом. Можно было ощутить как два тяжелых взгляда остановились на мне, пока мой упирался в чашку. И такой же тяжёлый вздох отца, прозвучал в тишине почти как ответ. — Я люблю вас, и прошу вас об этом… об этом же. Ладонь мамы легла поверх моей. Но в ее глазах не было убежденности. — Я не прошу поступать правильно, потому что нет правильных решений когда ты родитель. — Где ты только этому набралась? — Ее рука переместилась мне на спину, вторая заправила прядь за ухо. — Я могу представить, что вы будете испытывать, думая, что приняли решение мне во благо. Но я не хочу, чтобы это разрушило нас. Это не будет правильно, жить всю оставшуюся жизнь искалеченными друг другом. Пауза затягивалась. — Потому что кто-то не сможет простить кого-то, потому что боль будет сопровождать все, что когда-то приносило радость, потому что жить с чувством вины также ужасно как под гнетом долга. Папа, мама… вы знаете, что мое место там. Можно научить мартышку разносить чай, но никто не примет ее за дворецкого. Вы думаете, я вырасту и что-то изменится? У меня нет друзей, все чувствуют, что со мной что-то не так. Дело же не в потенциале, а в том что меня никогда не признают своей. И я говорила чистую правду, которую пришлось понять намного раньше, чем я успела родиться. — Отклонения от нормы прощаются, только пока они не начинают перевешивать таланты. — Сколько на этот раз? — Выражение его лица смягчилось, но тон стал обеспокоенным. Слишком много за это лето… — В день или за период? — То как их лица от обеспокоенных становилось действительно тревожными заставило снова залиться краской от стыда. — И сколько раз я говорил, что эта идея… безрассудна. — В последний момент чувствовалось, что он сдерживает эпитеты куда как более искренне выражающие его точку зрения. — Каждый. — И ты все равно решила попасть в горлышко бутылки со ста ярдов? — Он начал раздражаться. — Что значит вероятность, когда неодушевленные предметы оживают на глазах, когда все законы физики рушатся по мановению руки? Он снова сжал переносицу. — Лора, но ты просто ставишь нас перед фактом! Мы твои родители, понимаешь? Мы хотим защитить тебя, там могут сделать с тобой что угодно, и мы не сможем помешать. — Мне удалось вывести его на повышенный тон. — Своей прихотью ты лишаешь людей выбора, считаешь что тебе не нужно считаться с чьим-то мнением, если ты для себя все решила! Мы твои родители, Лора, позволь нам защитить тебя! — Я знаю, что я обещала… Но ты бы смог добровольно отрубить себе руку, только потому что больше нет никого в мире с двумя? И ты несправедлив, я оставляю выбор. На миг его лицо побледнело, губы сжались в полоску. Мама смотрела на меня сдерживая комок в горле. Часы пробили один раз, первый час сегодняшнего дня миновал. — Уже поздно, тебе завтра на работу. Думаю им нужен еще один шанс. Они смогут принять это. Я не врала, когда говорила, что в каждой из просмотренных вероятностях, отец отказывал мне, но у меня еще есть время, чтобы убедить их. Пусть завтра будет и последняя попытка. Они остались сидеть, когда я закончила разговор. Мама вцепилась руками в волосы склонившись над столом, я не услышала всхлипов пока не поднялась на лестницу. Усталый шепот отца в попытках утешить. Моя палка все также стояла у стены под люком. Они обязательно увидят ее когда поднимутся. Я не стала ее убирать, они должны понять — больше игр не будет. Напротив, я повернула к родительской спальне, зная что есть еще время в запасе. Разобранная кровать, включенная прикроватная лампа. Было всего два места, которые могли подтвердить мои догадки. Аккуратно спускаясь на четвереньки, и сдвигая одеяло, чтобы заглянуть в пространство между полом и реечным дном, я, несмотря на тусклый свет, смогла разглядеть очертания коробок, но это были не те. Прислушиваясь, что происходит внизу, и не услыша никаких шагов, я также бесшумно поднялась и направилась к шкафу. Дверца легко поддалась, но пришлось поддержать рукой выпадающие тряпки. За второй на первый взгляд тоже не оказалось ничего особенного, прежде чем я не заметила, слишком уж большую горку коробок из-под обуви, сверху заложенную вещами. Проверки были излишни, но я все равно отодвинула ровную стопку белья, обнаруживая под ней цель своих поисков. Такой большой сундук было не так-то просто спрятать, а уж таскать на чердак и обратно тем более. Но я была даже в какой-то мере рада, что родители подстраховались, не полагаясь на мою благонадежность. Стоило увидеть позолоченную надпись как под ложечкой заныло с новой силой. Забрать палочку? С тех пор как она впервые попала мне в руки, отпускать ее не хотелось. Времени оставалось все меньше, а от волнения вспотели ладони. Ее даже может не быть внутри. Но что-то подталкивало, игнорируя доводы разума, как с решением пойти учиться в Хогвартс, как с уверенностью добиться этого любым способом. Пальцы уже легонько отодвигали столбики коробок в стороны, идеально выглаженное белье осталось на полу, а когда нашлись искомые защелки на боку, дыхание ощущалось таким громким. Оглушающие щелчки, заставили замереть на месте и попытаться услышать что-то кроме стука собственного взволнованного сердца. Чуть-чуть отодвинуть в сторону, чтобы в проем пролезла хотя бы только рука. Не поддается! Внизу заелозили стульями, а по моей спине прокатились капельки пота. Коробки не давали открыть багаж шире, упираясь в стенку. Ты же дала им шанс, Лора… Еще будет время. Но руки уже переносили ровный столбик из шкафа на плинтус. И рука наконец пролезла внутрь. Книги, свертки, что-то железное. Где же ты? Маленький футляр уперся в кисть после третьего круга, одновременно с раздавшимися голосами снизу. Быстрее — быстрее! Палочку в зубы, футляр обратно, не слишком тихо закрывшийся сундук. Коробки как было, наступила на горку белья. Нет времени! Одна рука возвращает на место вещи, пока другая их пытается отряхнуть. Закрыть шкаф. Шаги уже подходят к лестнице. Вот теперь я действительно пожалела, что надела такие шумные башмаки, пока летела на цыпочках к своей комнате. Плавно нажать на ручку, пулей оказаться за дверью и замереть, услышав шаги уже на площадке второго этажа. Дыхание сбилось, по палочке к подбородку текли мои слюни, и я молилась всем богам, чтобы родители не заглянули поцеловать меня на ночь. Пронесло. Дверь в родительскую спальню закрылась, и мне наконец удалось расслабиться. Ты действительно безрассудна, Лора.