Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
446 Нравится 7 Отзывы 51 В сборник Скачать

Nachmittags Uberraschung

Настройки текста
— Ну как? — интересуется Германия, рассматривая опустевшую тарелку супа. — Гуляш вкусный? — Как всегда, — улыбается Иван, чувствуя лёгкую сонливость. Неудивительно, на самом деле. — Хозяюшка ты моя. Людвиг выглядит очень гордым. Если бы у него был хвост — кошачий такой, пушистый — то он бы стоял трубой и слегка трясся самым кончиком. Но хвоста нет, а гордость за впервые приготовленный гуляш — рецепт он получил от Венгрии — есть. Он доволен. Брагинский зевает и, проморгавшись, решает устроить послеобеденный сон. Перед глазами, когда он встаёт, едва заметно начинает плыть. Что ощущается очень... странно. По лестнице он поднимается очень медленно, держась за перила. Мутная пелена не спадает, даже когда он добирается до кровати, падая на мягкий матрац. Он выдыхает, обнимая подушку и прикрывая глаза. — Что случилось? — рядом оказывается Германия, осторожно поглаживающий его по плечу. — Тебе плохо? — Россия на это издаёт какой-то утвердительный звук. В горле пересыхает. — Принести чего-нибудь? — Только воду. Немец уходит, чтобы через минуту вернуться со стаканом воды. Даже после воды — та отдаёт странноватым и непонятным привкусом — лучше не становится. В голову начинают закрадываться подозрения, но они прерываются резко сомкнувшимися веками. Кажется, он теряет сознание. Надолго. — Ну же, просыпайся... Едва открыв глаза он понимает, что прикован к кровати. От наручников — Иван проверил, сплав титана, не получится сломать — тянется длинная цепочка, обвившая один из столбиков спинки кровати. Разум всё ещё плывёт, покалывая кончики пальцев и мышцы неприятными ощущениями. — Я рад, что ты проснулся, — Германия улыбается, прикусывая кончик языка и поглаживая Ивана по голому животу. Раздел пока тот был без сознания. — Закрадывались мысли, что я переборщил со снотворным, — «Так вот оно что...» — Извини, что не сообщил об этом... и о других вещах. — Что ты зад— Брагинский давится воздухом, сглатывая ставшую вязкой слюну, когда ладонь Людвига дёргается вниз. По мышцам будто электрическим током ударили. А это было просто касание, не более. — Про воду ты же помнишь? — немец наклоняется, выдыхая ответ на всё. — Там был варденафил. Утроенная доза специально для тебя. Россия дикий взгляд кидает на ухмыляющегося немца, вставшего с кровати и прошедшего к тумбе. Белые перчатки надетые на тонкие руки подсознательно пугают. — Не надо пилить меня таким взглядом. Мы же оба знаем, что свои... тылы ты так просто не отдашь, — Он разворачивается, пряча какой-то предмет за спиной. — И я решил сымпровизировать. Я ведь обещал. — Людвиг... — Иван медленно качает головой. — Даже не думай. Я эту цепь порву. Угрозу игнорируют, продолжая медленно подходить. — Ну попробуй, — В воздухе слышится слабый удар стека по перчатке. Германия улыбается, сверкая глазами. Садизм, вбитый в голову восемьдесят лет назад, проснулся, едва любимая Людвигом "классика" попалась в руки. Вытравить это так и не вышло, но садизм мимикрировал, извратившись в садомазохизм. И никто из них не уверен, была ли война тому причиной, или наркотики. Или Иван. — Будет не очень больно, — говорит немец, проводя самым кончиком шлепка по коже живота. Громкий выдох, полный возбуждения он даже не пытается удержать. На первый же удар, оставивший красный след, он закусывает губу, едва ли не закатывая глаза от удовольствия. — Т-ты... — шипит Брагинский от боли, считая в голове удары. Германия силу последних трёх ударов не сдерживает, раздирая кожу до крови. Двадцать восемь. Людвиг обожает это число. — С-сука... Шершавый язык проходится по ранам, слизывая выступающую кровь. Ему до дрожи во всём теле нравятся эти вспухшие полоски, с мельчайшими алыми капельками. «Слишком мало», — думает Людвиг, зубами вцепляясь ниже свежей раны. — «Вкусный». — Я на это, блядь, не подписывался! — кричит Брагинский дёргая руками. Всё сознание бунтует против всего этого. — Отцепи меня! — Тише, тише, — шепчет немец, впиваясь жадным поцелуем в губы России. Мерзкий привкус собственной крови бесит. — Через... пару минут, тебе всё понравится, — очередной поцелуй. — А может и сейчас. — Что ты... — Россия вновь воздухом давится, только теперь всё хуже ощущается. Глаза закатываются сами собой. Чёртов возбудитель. — А... А... Л-лю... На попытку позвать его Германия усмехается, надавливая на нужные точки на теле, вызывая очередной прилив возбуждения. Может быть, он слишком погорячился, чтобы использовать стек, прежде чем расслабить Ивана, но уже ничего не поделать. Очередное надавливание на точки внутренней стороны бедра и он получает награду: тихий, пускай немного сдержанный, стон. Нужно подождать ещё пару минут, разогреть тело в достаточной степени, чтобы варденафил сработал как надо, а потому приходится контролировать себя. — Ёбанный... Ха!.. — Людвиг решает использовать самый действенный метод, который он помнит. — ...Убью т-тебя... Германия касается руками в перчатках полувозбуждённого члена Ивана, осторожно сжимая. Пара движений от основания к головке, и одна из ладоней опускается вниз, массируя яички. Сверху в сторону Людвига посылают проклятья вперемешку со стонами. Приятно. Немец медленно надрачивает и, не удержавшись, вбирает в рот головку, посасывая. Мысль, что русскому кончать нельзя ни в коем случае, вбита в подкорку, не позволяя полностью сбить контроль. Только не получается как-то это сделать. — Блядь... Очередной громкий стон — Людвиг сжимает Ивана слишком сильно, нижними клыками едва не распоров уздечку, но всё же задев чувствительную и тонкую кожу. На язык попадает сладкая кровь. Внутри всё клокочет от удовольствия и Германии приходится оторваться. Он чувствует себя психом, животным, монстром, но одновременно с этим он чувствует себя... свободным, в некотором роде. И ему это чертовски нравится. Он возвращается к тумбе, сжимая деревянные края и пытаясь привести дыхание в норму. Собственная кровь бурлит в венах — варденафил он проверял на себе, вколов дозу ещё большую, чем России, и от этого мозги будто бы плавятся, проходясь нервами по всему телу, вызывая серии спазмов и судорог. Людвиг разворачивается, всё ещё опираясь на тумбу, рассматривая расхристанного на кровати Брагинского. Тот дёргается на мягком хлопке постельного белья, сдирая сцепленные наручниками руки в кровь. И немец ухмыляется как-то странно, понимая, что возбудитель наконец-то заработал. Целиком, а не лишь частью. — Я убью тебя, — предупреждает Россия, скаля зубы. — Как только... — Германия медленно качает головой, проводя ладонью по истекающей предэякулятом головке. Стек в руке как-то неожиданно правильно ощущается. — Только, блядь, попроб— Германия пробует, несильно ударяя стеком по чужому возбуждению. В голове что-то окончательно хрустит, ломаясь. По спальне разносятся стоны полные боли. Кривой, извращённой, но такой.. мелодичной. — Кричи, — просит Людвиг, отводя стек в сторону и притягивает Ивана к краю кровати, так, чтобы можно было наступить на столь уязвимую часть. — Ну же... — давление усиливается и Россия не удерживается, выдавая громкий крик. На это Германия дёргается, выдыхая и откидывая стек в сторону. Искусанных губ касается жгучий поцелуй. Борьба языков длится недолго и, в итоге, Людвиг сдаёт позиции, но не удерживается от едва ощутимого прикусывания кончика чужого языка. Когда они отрываются друг от друга Иван замечает расширившиеся зрачки Германии, настолько большие, что серую радужку почти не видно. Если сначала русский думал, что Людвиг опять под чем-то, то после пришло осознание, что он почти так же выглядит. Наверное. — Ты... — Брагинский ударяется затылком о матрац. — Пиздец... Людвига от этого корёжит, даже лицевые мышцы странновато дёргаются. — Слишком много сквернословишь, — констатирует он, вставая и отходя обратно к тумбе. После короткого поиска в верхнем ящике он достаёт кляп. — Мне это не по нраву. — Людвиг, ты сдурел? — спрашивает Иван, стараясь ударить — хотя обычно он бы ни в коем случае не ударил бы своего немца — подошедшего ногами. Не получается. Тот, скотина такая, уворачивается. — Убери это! Я про— Мф! — маленький чёрный шарик затыкает Россию, метающего молнии в Германию взглядом. При первой же попытке сказать что-нибудь, доносятся непонятные звуки, на которые Людвиг расслаблено щурится. — Что же мне с тобой делать? — задаёт риторический вопрос немец, вышагивая вокруг кровати. Он встаёт на несколько секунд, а затем расплывается в широкой улыбке. — У меня есть идея. Очень хорошая идея. Какая именно, Брагинский понимает, когда его взору предстаёт молочно-белый вибратор в тридцать сантиметров длиной и ограничитель. От этого расширяются глаза и он что-то говорит в кляп, дёргая руками. Если стек можно пережить с сохранением чести, то вот это — нет. — Ну-ну, — его пытаются успокоить, поглаживая по бедру. — Он же даже меньше чем твой. Тебе понравится. — ограничитель оказывается на члене, сдавливая его и окончательно уничтожив мысли о том, чтобы кончить. — Я обещаю. Германия с удовольствием наблюдает за паникой в глазах России, смазывая вибратор, для более лёгкого проникновения. Осознание, что он настоящий садист-монстр приятно ударяет эндорфинами в голову. Точно съехал с катушек. Резина почти не ощущается сквозь ткань перчаток, так же, как и смазка. Русский даже не замечает фокус, происходящий вне его видимости. — Готов? — спрашивает Людвиг, приставляя к отверстию головку искусственного члена. Иван головой отрицательно мотает. — Тихо, будет не больно. Даже приятно, — успокаивает немец, проталкивая вместо вибратора один из шариков анальных бус, спрятанных в рукаве. Неясно даже от чего стонет Брагинский, от приятного, возбуждающего проникновения или облегчения, что в него не будут заталкивать огромный член. Маленькие шарики входят и выходят, подготавливая Ивана к большему, чем это. Правда, чуть меньшему, чем тридцать сантиметров. Тихие стоны — были бы громче, если бы не кляп — возбуждают Людвига, пробуждая в нём ещё большее желание насилия. Взгляд падает на валяющийся на полу стек. Приходится на несколько мгновений оторваться от разгорячённого тела, чтобы подобрать его. Тёплая и тёмная кожа рукоятки очень хорошо сочетается с белой тканью перчаток, но ещё лучше оба этих цвета сочетаются с алым. — Fleisch... — шипит Людвиг, ударяя шлепком по груди Ивана, намеренно задевая соски. Тот дёргается и кричит, но крик неприятно заглушается кляпом. Чёртова игрушка мешает, но при этом ограждает Германию от квинтэссенции мата в свою сторону. — ...Zehn... Elf... Zw— Скулеж — именно он — останавливает его от нанесения двенадцатого удара. Людвиг поднимает взгляд, смотря на текущие из раскрытых глаз слёзы. Взгляд опускается вниз. В голове что-то снова хрустит и стек падает из резко и неожиданно задрожавших рук. — Verzeih, — Германия на колени опускается, медленно снимая ограничитель. Едва он это делает, ему на лицо попадают белёсые струи спермы. — Wie süß... — он пальцем стирает одно из пятен, рассматривая. Садизм... кончился, будто бы топливо в бензобаке. — Прости, — повторяет он, вытащив кляп, следом он хочет снять наручники, но его останавливают. — Трахни меня уже, — хрипит Иван. Это... удивляет. И радует. — Хватит на меня так смотреть. Германия медленно вытаскивает шарики, на что Брагинский снова стонет и теперь становится понятно, что ему самому это нравится. Людвиг расстёгивает молнию на джинсах, едва ли не скуля от прикосновения собственных пальцев. Член пульсирует и болит от прилившей крови и холодная смазка заставляет застонать от острого контраста. — Scheiße... — шипит он, пристраиваясь между разведённых бёдер русского. Тот недовольно что-то бормочет, а затем пятками Людвига в поясницу толкает, заставляя войти наполовину. Общий стон приятно отражается от стен едва слышимым эхом. — Д-двигайся, — приказывает Россия, отворачиваясь и сжимая зубы, лишь бы не застонать. Тысячи мыслей роятся в голове с бешеной скоростью и некоторые из них извращённо напоминают, что он мазохист. Что они оба мазохисты. Людвиг губу до крови зубами раскраивает, медленно входя глубже. Растяжки шариками было недостаточно и его почти болезненно сжимают внутри, не давая проникать дальше и стараясь вытолкнуть. Но что может сопротивление мышц сделать Стране, которая целеустремлённо хочет трахнуть своего мужа, отомстя тем самым за девять месяцев портативного кошмара? — Расслабься, — просит Германия, войдя полностью и выдыхая, уперевшись руками по обе стороны от Ивана. — Глупая просьба, учитывая, что в меня впихнули двадцать два санти— Ах! — Брагинский стонет, прогибаясь в спине, когда немец делает толчок. А за ним и ещё, и ещё, выбирая медленную амплитуду и выбивая из него какофонию приятнейших стонов. — Бож— Мгх! — головка члена проходится по простате, приятно надавливая и ударяя током удовольствия по мышцам. Те, наконец-то, расслабляются окончательно, позволяя Людвигу ускорится. — Ещё! Германия расстёгивает наручники, за что его мысленно благодарят, и подхватывает Ивана под бёдра, насаживая его до максимума. Русский глаза от удовольствия закатывает, стонет и одной рукой надрачивает себе, быстро кулаком водя от основания к головке. Людвиг позволяет ему это делать. «Надо будет делать так чаще», — проносится в голове, когда он впивается поцелуем в губы России. Тот стонет в поцелуй, сжимая так удачно попавшийся бок немца до тихого хруста и сливовых синяков, и они оба кончают, пачкая друг друга и себя. Людвиг выходит из Брагинского, подкошенно падая рядом на кровать. Сердце бешено стучит в груди, медленно успокаиваясь. Тело пробивается остаточными судорогами, заставляя едва ощутимо дёргаться. — Хах... — Иван улыбается. Двигаться не хочется совсем. — Блядь... — он замолкает, но через минуту поворачивает голову в сторону Германии. — Людвиг, знаешь что? — Что? — Я тебя выебу, — констатирует русский, нависая над немцем и сцепляя его руки над головой. — Прямо сейчас. Без смазки. Без презервативов, — он наклоняется, шепча. — На сухую буду драть. — Я не... — Людвиг рот широко раскрывает, закатив глаза, когда ощущает проникнувшую в него головку. «На сухую» не вышло, потому что ещё в самом начале — после того, как Иван уснул из-за снотворного на целых два часа — он себя растянул и подготовил, не придумав точного плана. Как всё же это оказалось кстати. Внутри всё приятно тянет, когда Россия входит по самое основание одним слитным толчком, вызвав громкий стон. Иван выходит и снова загоняет член, до шлепка кожи о кожу. Думал, что будут крики боли и мольбы о прекращении, а оно вон как вышло. Но так даже лучше, приятней. Германия под ним стонет, глаза от удовольствия закатив, и сжимается, чтобы было ещё приятней. Мышцы бёдер судорожно дёргаются на каждое движение, особенно, когда член Брагинского проходится по простате. — Scheiße... — шипит Людвиг, когда кожу на плече прокусывают, оставляя след о двойного частокола. Горячая кровь неприятно греет тело. — Noch... — очередной укус, несколько засосов и ощущение сжимающих до синяков рук на голенях. — J-ja! — его чуть ли не напополам сгибают, закидывая ноги на плечи и буквально втрахивая его в кровать, на каждом движении задевая чувствительные точки. — Ja! Schneller! Кровать, не готовая к таким физическим выкрутасам, натужно скрипит, ударяясь спинкой о стену на каждом движении. Единственное, на что приходится рассчитывать, что французская кровать не развалится в самый ответственный момент. Но им как-то на это наплевать. Муки бедной мебели прекращаются через пятнадцать минут, когда Германия не выдерживает бешеной скачки и кончает, ни разу к себе не прикоснувшись. Судорожно сжавшийся Людвиг провоцирует Ивана и он, вцепившись зубами чуть ниже второго ребра, следует за ним. Они расцепляются и Брагинский, не удержавшись на кровати, падает на прохладный пол. — Arschloch, — выдыхает немец, пытаясь хоть немного остыть. Ощущение, будто он попал в Ад под названием «финская баня». — Du gehst mir auf die Eier... С пола доносится полный согласия и довольства стон: — Как и ты меня, — Россия встаёт, направляясь к окну и раскрывая его. Холодный воздух приятно расслабляет разгорячённые мышцы. — Живой? — Leck mich... — с кровати доносится хрип, когда Людвиг садится. Всё тело болит, в особенности места укусов.— Повторять такое не будем, хорошо? Иван кровожадно усмехается. У него уже появились мысли о мести — более мягкой, чем это — и соглашаться он не собирается. — Будем, но позже, — Брагинский тянется, а затем шипит, ощущая расцарапанную когтями кожу. Про следы от стека он мысленно молчит. — И не выкидывай эти игрушечки. Я придумаю им применение. — Посмеешь, — улыбается немец и улыбка его совсем не добрая, скорее предупреждающая, — будешь трахать свою руку в течение пяти лет. И я сейчас вполне серьёзно. Россия хмыкает, беря это себе на заметку, но его муж не учитывает один факт: варденафил он тоже может использовать. Только его выдержка заставит Людвига в прямом смысле на стены лезть. Это греет душу изнутри. И не только душу, но ещё и кое-что пониже. В тот момент Германия понимает, что нужно было готовить гуляш по рецепту.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.