***
Второй раз он слышит своего третьего казаха во время их первой грандиозной ссоры. — Пиздец! — орёт Лёша, в ярости выкидывая смартфон. — И как я должен это сказать?! — Лёша, я сам… — «Пап, вот мужик, которому я сосу. Но ты не переживай, мне он тоже сосёт», — ты, блять, это предлагаешь?! Нурлан уже жалеет о том, что пошутил, как они проживут всю жизнь в шкафу. И шутка была несмешная, и разгон получается невесёлый совершенно. — Лёш, Лёш, Лёш… — Нурлан пытается зажать его между собой и столешницей, чтобы остановить и успокоить, но тот вырывается. — А потом на Рождество к ним гонять будем? — кричат вроде Нурлану, но глаза бегают от стенки к полу. — Ты думаешь, меня после этого там кто-то ждать будет?! Или, может, твои в Казахстане нас радостно встретят, не подскажешь?! Видимо, его парень-молчун сам много об этом думал и уже неплохо себя накрутил, потому что в таком ворохе эмоций даже он Лёшу никогда не видел. — Может, для тебя это всё просто, но мне тяжеловато, сечёшь? Или ты совсем дурачок, раз… — Закрой рот. И вдруг Лёша смолкает. Резко. И глаза поднимает, стоит, смотрит на него удивлённо, смотрит щенком. Не обиженно, а открыто, что ли. Искренне? Преданно? — Ты лучше всех, но закрой рот. — Нур выпрямляется, возвышаясь над Лёшей, к которому мгновение назад клонился, лишь бы быть замеченным. Ситуация в его руках медленно обретает фокус и рассудительные черты, голос звучит ровно, словно и не гонялся он за Лёшей по комнате секунды назад. — Я не планирую рассказывать своим. На публику каминг-аут не планирую тем более. Если тебе захочется однажды признаться своим, мы это обсудим. А сейчас меня устраивает жизнь в шкафу. Тебя устраивает? Лёша молча кивает. — Тогда я счастлив просто быть с тобой. Они делят примирительный поцелуй, состоящий из горячих языков и влажных губ, ласковых пальцев на плечах и разрядов в тех местах, где тела соприкасаются. Нурлан наконец подбирает слово: «Послушно». Лёша послушно принимает его объятия, обнимая в ответ. Молоточек в груди напротив успокаивается. «Подчини его». Это не отдельный голос, конечно же. Нурлан не любит скидывать ответственность. Это он сам изводит себя же, потому что скучает по сессиям. Раньше он не помнил и не понимал, как жил без них, а теперь вспомнил — хуёво.***
Первый признак здоровых отношений по мнению эксперта Нурлана — у вас общие друзья. Это Нурлан с опытом понял, и хотя друзья у них с Лёшей общие, потому что они раньше были друзьями из одной компании, на душе от этого всё равно тепло. Если они хотят вписаться, то вписываются вместе, если не хотят, то врут и остаются дома. Вместе. — Это прям брак, о котором мечтает каждый мужик, — говорит Рус в тот вечер, когда им хотелось вписаться. — Братский брак, — подхватывает Тамби. — На матчи вместе ходите, убирать никто не заставляет, пицца на ужин — без проблем. — Тамби, — дёргает за плечо Рус, — если к сорока никого не найдём… — Я тебя понял. Конечно, взгляд однобокий, но Нурлан мешать мечтать не будет — незачем им знать, что непьющий Лёша иногда дрючит Нура за лишнее пивко, а один фастфуд есть стрёмно. Не спрашивают, кто в паре жёнушка, и на том спасибо. — А вы сейчас не так живёте? Вместе-то, — спрашивает Лёша, отпивая какао. — Только он мне не даёт, — указывает на Руса Тамби. — Ну-ну, педики. Нурлан смеётся во всё горло — вечно этот его парень как выкинет какую-нибудь дичь. Кончают в Лёшину задницу, а педики — Рус с Тамби. Удивительный мужчина. — А шо б и нет, Лёш, правильно? — рассуждает Серый. — Носки для секса можно не снимать, а на выходных вообще в сабспейс ездишь, да? — В плацкарте, скорым рейсом, — разгоняет Рус. — В куда? — Не ломай мне Лёху, Серёнь, — смеётся Нурик. Такие слова ему знать рано. — Нет, — упирается Лёша, — что это? — Я тебе дома покажу. Парни улюлюкают, от этого Лёше ещё интересней, но Нур лишь чмокает его, думая, что успокоит. Ну нет. Лёша обязательно прогуглит это слово, как только вспомнит.***
— Что это было такое? — спрашивает Лёша, когда он и чуть хмельной Нур возвращаются домой. — Скажи! — смеясь, восклицает тот. — Я не знаю, чего Рус ожидал от отжимающегося Серёжи, но… — Я не про то, — обрывает Лёша, хотя улыбается. — Я про… Эээ, сабвей? Нур замирает в коридоре с курткой, застрявшей в локтях. — Сабспейс? — Во. Что это? А то я как прогуглю… Нурлан улыбается ему. Это, конечно, не угроза, да и Нурлана можно просто честно спросить, попросить о чём угодно, но Лёша так пока не умеет. — Помоги кроссы снять, — просит он вместо объяснений, голос задумчивый, но спокойный, как будто бы Лёша ему слуга. «Не настолько же ты нажрался», — думает Лёша, но присаживается и развязывает шнуровку — потому что мало ли что, ну, и всё такое. — Сабспейс, — начинает Нур, когда Лёша садится на колени, — это такое состояние во время… секса, — судя по тому, с каким трудом мужчина подбирает слова, он всё же пьянее, чем выглядит. — Как транс. Всё внимание на партнёре, а остальное будто не в фокусе. — Как на фотике? — уточняет Лёша, снимая правый кросс. — Вроде того, — странно меньжуется Нурлан. Голос потихоньку углубляется. — Но чувствуешь остро, всё помнишь. — Оргазм типа? — Нет, — снисходительно улыбается, — вообще не он. Оргазма достигают первым, а в сабспейсе никакой оргазм не нужен. — И как туда попасть? — Пальцы путаются во второй шнуровке, но Лёше всё ещё дико интересно, что это за не-оргазм такой, который он за тридцать лет так и не словил. — В глубокий через СМ-практику только. В средний можно и через БД. — Кого?! — пыхтит Лёха, снимая второй кроссовок. В ответ раздаётся вдруг предельно трезвое и низкое: — Через доминирование. Сверху на него смотрит кто-то новый. Нет, конечно, нет, это Нурлан, но этот взгляд, так холодно отливающий… чем? Хотя Лёша не двигается, ему кажется, такой взгляд поймает его везде. От него ощущение «на крючке». Так думать глупо и даже фриковато, но это не его Нурик. Может, тусклый светильник в коридоре виноват? — То есть, получается, — тихо говорит Лёша, а сам остаётся на коленях, — ты там бывал? — Отправлял. — Кивает Нурлан и добавляет: — Вставай. Лёша начинает понимать, зачем его попросили снять обувь. И ведь даже «пожалуйста» не сказал, а это так не в стиле Нурика. Но какой уж тут Нурик — на него смотрит самый настоящий Нурлан: сосредоточенный на нём, Лёше, собранный, холоднее обычного, но всё ещё заботливый — это ясно по ладоням, нежно снимающим с него куртку. Он послушно поворачивается спиной. — Это всё? — Когда ты мне покажешь? Они синхронно замирают. Лёша только что открыл для себя способ правильно просить — скрывая своё лицо. В следующий раз попросит так наконец о сексе у стены. — Ты не знаешь, как туда отправляют, так что не торопись… — Расскажи. — Лёша оборачивается. Ему чудится удивительный гибрид из его Нурика и этого нового Нурлана, приказывающего снять с него обувь. Но Лёше не привыкать: он по жизни весь такой загадочный — ничего вообще не понимает. — Почему нет? — Через СМ-практику, — Лёша почти успевает спросить, что это такое, но Нура вдруг и перебить боязно, — обычно поркой, зажимами, оскорблениями, пощёчинами. «Ну нихуя себе! Ты просто придумываешь пути, чтобы меня отпиздить? Наслаждение у него!» — не решается озвучить Лёха. Он не знает, что именно в нём, но что-то шепчет: «Не болтай», — и чудесным образом этот шёпот громче восклицаний. — Через доминирование и дисциплину — похвалой, удержанием. Это лёгкий сабспейс. В средний отправляют удушением, лёгкой поркой. Лёша смотрит. И слушает. Смотрит и слушает. Он многофункциональный. Только заговорить всё ещё немножечко страшно. — Говори. — Просто произносит Нурлан, и Лёшу как расколдовывает. — Ты душишь людей? Я собираю вещи. — Это было до тебя. — Когда тела найдут, я скажу, что ничего не знал. Нур улыбается самой кошачьей из своих улыбок, но не перебивает и смотрит так странно. Знает он, что ли, что у Лёши есть мысли посерьёзней? Что ж, Лёша не выдерживает и продолжает: — Ну, обзываться — это уже перебор. И пощёчины! — А всё остальное? — Нормально. — Быстро, не успев передумать. — Особенно про похвалу мне понравилось. — И с места в карьер: — Когда поедем? Сейчас? — Нет, — отвечает Нурлан шокировано. Лёша сам не уверен, о чём просит и стоит ли нырять в это, но Нуру нравится же, да? Он чувствует этот незнакомый ему голод, прямо здесь, в воздухе между ними. — Не так просто, нужно время. Сейчас переспи с этой информацией. — С информацией переспи… — тянет Лёша. Он не выдерживает такого накала серьёзности и цепляется за малейший сальный намёк. — Какой ты мужчина серьёзный, Нурик, рассудительный, где ты спишь, как тебя не украдут. И его Нурик правда возвращается, расплываясь в милой улыбке. Не солнечной, ведь из них двоих солнцем зовут Лёшу (зовёт, вообще-то, только Нурик), но тоже сияющей. Как лунный свет. — Даже не начинай, — просит тот, а сам бросает Лёшину куртку куда попало, оттесняя его ко входу в спальню. — Я, кажется, знаю, где ты спишь… — Я тоже, там ещё с соседней подушки подмосковьем пахнет… — За запахом самсы не чувствую… — Ты если хочешь получить по жопе, просто скажи… — Нурлан Кукарекович, некрасиво как… — Только не эта кликуха, Лёха… — Так давай уже сексом займёмся. Этой ночью Нурлан улыбается по-обычному тепло, только дерёт его по-необычному жёстко.***
Как бы не рассчитав пространство, он проходится пахом по заднице Лёши. Как бы случайно согнув колени. «Уже скоро». Как обычно он ловит Лёшу в свои длиннющие руки на съёмках, а под ладони вдруг попадает накачанная грудь. «Уже скоро». Не придумав ничего лучше, он, с джойстиком в руке, садится позади Лёши и позволяет откинуться на грудь, продувая в считанные секунды. «Уже завтра». Он, теряя последнее терпение, трётся о сонного Лёшу. Носом — о затылок, грудью — о лопатки, ладонями — о торс, членом — конечно же. «Уже сегодня». Нурлан ловит своё сердце у самой глотки, проглатывая его с трудом. — Ты согласен на похвалу? — Естественно. — Ты согласен на удержание? — Согласен, согласен. — Ты согласен на лёгкую порку и удушение? — Ага, и на расчленение… — Я не буду делать ничего, на что ты не дашь своё чёткое согласие. Ты согласен на лёгкую порку? — Не ремнём. — Рукой. — Согласен… — Ты согласен на удушение? Руками. — …согласен. «Так и знал». Лёше боязно, Нурлан знает наверняка. Может, про себя он называет это «непривычно» или «стрёмно», но Нурлан знает по тому, как он становится чуть громче и срывается с места чуть чаще — боится. Это ничего, что Лёша пока не знает человеческий язык в совершенстве. Нурлан профессионально говорит по-лёшински. Любимый вид поцелуев Лёши — на кухонной столешнице, потому что «мне нравится, как ты разводишь мне ноги и притираешься ближе», а не потому что «по-другому до тебя не дотянуться». Любимая поза — лицом к лицу, потому что «я хочу видеть тебя», а не потому что «по-собачьи только сучек трахают». Любимое время для секса — когда Нур спит и его нужно растолкать, потому что «ты так зажимаешь меня во сне, что я не могу терпеть», а не потому что «я мужчина активный». Нурлан всё знает. Он словно в энный раз читает открытую книгу и с вящим восторгом предвкушает любимые моменты. Лёша может болтать ерунду пять часов к ряду, и Нурлан ни разу не заглянет в сноски для справки. Но всё это ничего, потому что Лёша принял главное правило. — Тебе нельзя будет говорить, когда вздумается. Сначала попроси разрешения. Я буду спрашивать тебя о твоём состоянии: если тебе хорошо и ты бы хотел продолжить, отвечай «зелёный», если ты хочешь что-то поменять или в чём-то не уверен, скажи «жёлтый». Если ты считаешь, что я должен остановиться, произнеси «красный», не дожидаясь моего вопроса. На слова «остановись» и «пожалуйста, не надо» я не среагирую. Ты согласен? — Как будто я буду умолять. — Ты согласен? — Согласен! — Что нужно сделать, если ты захочешь что-то мне сказать? — Попросить разрешения. — А что нужно ответить, если ты чувствуешь себя недостаточно хорошо? — Жёлтый. — Хороший мальчик. — Нур! Нур чувствует, как с каждым тиком часов его тело всё сильнее вибрирует. Он эйфорично улыбается себе под нос, пока Лёша расхаживает в трусах и футболке. «Как будто я буду умолять». Он прячет оскал. «Подчини».***
«Как-то нервно», — признаётся сам себе Лёша, сидя на их общей кровати, в их любовном гнёздышке и всё такое. А ощущения, как в клетке с тигром: Нурлан складывает плед в ящичек у кровати, там же шуршат какие-то упаковки, оттуда же появляются кожаные ободки. Лёша выглядывает, не доглядая, что же это за волшебная такая коробка, а там хвост какой-то лежит и плётка… Нурик задвигает её обратно под кровать. То есть, всё это время у них под кроватью была коробочка извращенца? Лёша жил во лжи… Кожаные ободочки опускаются на тумбочку. «Что это такое?» — Не порть себе сюрпризы, — улыбается Нур, останавливая загребущие руки. — А что мне ещё делать? — Тебе не нужно ничего делать. Просто принимай. Лёша не думает, что у него получится ничего не делать, но он не хочет подвести. Хотя Нурик улыбается ему, Лёша знает, что для него это серьёзно — всю неделю он был как игла, по которой пустили ток. А серьёзность, с которой он подошёл к подготовке, рассказала Лёше всё. Нурлан, получается, с БДСМ знаком и тесно, и давно, а они с ним чуть больше года, и до сих пор он ни о чём не просил. Спугнуть боялся? «Мне, конечно, немножко… кхм… неуютно. Но я же отдам тебе всё, о чём попросишь. Ты ведь знаешь?» Лёша смотрит, как закатные лучи ложатся на сосредоточенное лицо его парня. Красивый. «Очень красивый». На секунду он забывает, что нужно делать, чтобы дышать и не умирать. — С чего тогда мы начнём? — Для начала — с твоей готовности. — С этими словами Нур садится рядом с ним и щекотно гладит колено. — Когда мы начнём сессию, я буду говорить тебе, что собираюсь сделать, но ты не сможешь говорить просто так. Ты готов? «Это успокаивает», — понимает Лёша. Он не будет игрушкой, но кем будет, пока не понял. — Да. «Я отдам тебе всё, о чём попросишь. Ты ведь знаешь?» — Сессия начата. Небо не падает, солнце не взрывается, даже Нурик — всё ещё его Нурик: собранный и статный даже в домашней белой футболке и мягких серых штанах, в глазах — всё тот же огонь. — Для начала я тебя поцелую, — сообщает Нурлан, склоняясь над ним. Знакомые уверенные губы напирают, пока Лёша не откидывается на подушки, а знакомый язык проходится сначала по нижней губе, не начиная нормальный поцелуй. Лёша всегда ведётся на эти дразнилки, раскрывая рот, а язык снова лижет нижнюю губу, только в другую сторону. Затем её посасывают, нежно, и наконец язык встречается с его, гладит кромку зубов, с мокрым звуком выходит и входит вновь. Лёша не выдерживает — берёт лицо Нурлана в свои руки и перехватывает инициативу, целуя глубоко. Иногда Нурик идёт на поводу у Лёши, как будто бы тот его победил и отобрал главенство, но Лёша знает, что ему поддаются. И знает, что сейчас не поддаются. От этого Лёша только сильнее напирает, захваченный гонкой, лижет жадно, кусается, за футболку тянет ближе. Нур не даётся и даже больше — хватает его запястья и прижимает к кровати. Так просто, кажется, а Лёша вдруг теряет весь напор, чувствуя себя беззащитно. Но в безопасности. Когда Нур целует его, обездвиженного, он сдаётся окончательно. — Ты готовился? — Раздаётся охрипший голос Нура. Это унизительное мероприятие с клизмой в ванне? Он честно занимается этим пиздецом почти перед каждым сексом. Лёша кивает. — Словами, — резко говорит Нур и проводит большим пальцем по его губе. — Лёша, словами. — Да. — Садись. Оставшийся без своего главного оружия, без болтовни, Лёша потерянно садится и позволяет стянуть с себя футболку. — На живот. Резко говорит — это приказывает, понимает Лёша уже лёжа на животе. Нурлан по-настоящему ему приказывает. Сердце почему-то заходится. «Сердце, ты почему заходишься?» — спрашивает краснеющий Лёша. Нур садится ему на бёдра, чуть ниже задницы, и Лёша чувствует его стояк через три слоя одежды. По комнате разливается успокаивающий аромат сандала. Его плеч касаются масляные ладони — Лёша вздрагивает. Просто массаж, получается — его гладят, мнут и надавливают на правильные точки, вынуждая расслабиться. — Я хочу, чтобы ты чувствовал себя хорошо. Руки идут ниже, разогревая и заводя каждую мышцу. — Я сделаю всё для твоего удовольствия. Пальцы цепляют кромку трусов и тянут их, пока резинка не сожмётся под половинками. — Со мной ты в безопасности. Пальцы погружаются в расселину и оставляют масляный след до самой мошонки. Лёша вздрагивает. — Взамен я прошу о безоговорочном доверии. Ты ведь можешь дать мне это, Лёша? Нурик, должно быть, знает — если произнести его имя этим низким полушёпотом, он согласится на всё. — Д-да. — Спасибо. Первый палец кружит у отверстия. Нурлан делает так иногда, чтобы расслабить Лёшины мышцы, и, чёрт, срабатывает каждый раз. Сзади что-то шуршит, с него стаскивают трусы, Нура он больше не чувствует, только палец продолжает гладить его вход. А затем он исчезает. А затем Нур предупреждает: — Сейчас я сделаю тебе римминг. Кого? Лёша не знает, что это за сленг, но надеется, что это хотя бы не больн… «Ооо!» Он понимает не сразу — теперь его не гладят, а лижут. Лёша, дрожа, выдыхает. Нурлан только рад — дует горячим воздухом прямо на Лёшино отверстие и лижет ещё напористей. Язык скользит по маслу между половинками, слегка цепляя отверстие кончиком, раз за разом. «Это ненормально, ненормально», — скулит про себя Лёша. И не останавливает. Сначала Нур лижет размашисто, от мошонки, но постепенно движения его сокращаются, пока язык не гладит одну дырочку. Крупные ладони крепко берут его за ягодицы и разводят, открывая вид. В момент, когда Лёше кажется, что он не выдержит этих бесстыжих разглядываний (а он знает, что Нурлан смотрит), язык преодолевает мышцы, оказываясь внутри. — Нур! — восклицает Лёша и не знает, что ещё сказать. Он утыкается в сгиб локтя, тяжело дыша от смущения. Потому что нельзя засовывать язык туда и потому что нельзя этим наслаждаться, но язык Нурлана ходит внутрь-наружу, и Лёша наслаждается. Внутрь-наружу, внутрь-наружу, всё быстрее, словно его трахают языком, и, наверно, это так и зовётся, но Лёша не хочет думать, он хочет раздвинуть ноги и открыться навстречу. Так и поступает. Нурлан издаёт непонятный, но крайне сексуальный звук, и сильнее сжимает в руках его половинки. — Какой цвет? — спрашивает он, отрываясь. Он правда хочет, чтобы Лёша произнёс это вслух. — Зелёный, — шепчет Лёша, всё ещё прячась в локте. Блять, даже не жёлтый. Спасибо Нурику, что не заставляет смотреть в глаза. — Сейчас я добавлю пальцы. Он вставляет аккуратно, но сразу два — в конце концов, сексуальная жизнь у них постоянная до зависти. Ну, если б о ней можно было кому-то рассказать. Он тянет Лёшу за бёдра назад, чтобы тот встал на четвереньки. Лёша слушается. Теперь Нур точно смотрит, он чувствует этот взгляд. Наверное, взгляд острый, глаза чёрные, прощальные лучи солнца разжигают огоньки внутри них пуще прежнего. Если так подумать, он уже не рад невозможности заглянуть в эти глаза. Когда раздаётся шлепок, Лёша не сразу верит, что это произошло. Но ягодицу начинает покалывать — чёрт, это произошло. Нурлан шлёпнул его. Прежде чем Лёша успевает разложить смесь ощущений на составляющие, Нурлан, не прекращая растягивать его, шлёпает по второй половинке: звук смачный, но, разгораясь, боль не выходит за пределы терпимой. Если честно, боли Лёша почти не ощущает, только охуение и то, как пекут места ударов. — Лёша, — спрашивает Нур, добавляя третий палец, — какой цвет? Лёше стыдно, но это: — Зелёный. Если бы Лёша обернулся, он бы увидел восторженно раскрытые губы и влюблённый взгляд тех самых чёрных глаз, что так завораживают его. Но Лёша не оборачивается — Лёша хватает зубами кожу на предплечье, потому что он ощущает высокие вибрации своего голоса, они уже здесь, застряли в глотке и тихими волнами прокатываются по языку. Но он мужик и пищать не станет. Нурлан шлёпает раз, второй, третий залпом, и Лёша среди тяжёлого дыхания теряет один тихий-тихий звук. Нурлан всё слышит. — Цвет? — Зелёный. Пальцы выходят с влажным звуком. Прежде чем продолжить, Нур скидывает футболку и приспускает штаны — в комнате вдруг слишком жарко, — и лишь потом он хватает Лёшу за бёдра и тянет наверх, вынуждая прогнуться. «Ёбаный эстет», — думает как бы раздражённо Лёша, но прогибается, позволяя увидеть изгиб спины. Ему не нужно говорить, что произойдёт дальше, но Нур всё равно предупреждает, что сейчас войдёт. «Давай уже». О, Нур даёт. Вначале он всегда входит быстро, но аккуратно, позволяя моментально привыкнуть, так что Лёше остаётся только выдохнуть напряжение. Вообще-то, у Лёши ушло полмесяца, чтобы простить себя за удовольствие от… такого вот секса. Следующие полмесяца он решался разрешить Нуру взять его сзади. Теперь в этой позе ему нравится возможность спрятать лицо, когда Нур начинает хорошенько трахать и комнату заливают всполохи звуков, самых вульгарных, кожа об кожу. Чем сильнее Нур берёт его, чем сильнее сжимает пальцы на бёдрах, тем сильнее Лёша закусывает кожу. Он позволяет себе лишь мычать, хоть и знает, что Нур мечтает выбить из него громкие стоны. К несчастью для его парня, у Лёши ещё осталась капелька мужского достоинства. Правда, с каждой секундой и её всё меньше — простата твердеет и становится чувствительной. Чёрт, это его любимая часть. У Нурлана эта часть тоже любимая: ему нравится смотреть, как края дырочки тянутся за его членом и свободно принимают обратно. Он не удерживается — шлёпает Лёшу ещё раз. Ему бы подождать с этим, но смуглая кожа наливается таким необычным оттенком красного, а Лёша так дрожит… Нур жёстко задвигает до основания и замирает. — Садись, — командует он и сам ведёт бёдра, следя, чтобы они сели правильно: Нурлан на свои колени, Лёша на колени Нурлана, член внутри. — Дай мне руки. — И всё равно сам заводит Лёшины руки ему за спину. Оказывается, кожаные ободочки с тумбочки — это очень удобные наручники, которые не натирают ему и даже не давят, но держат крепко. Сердце вдруг снова заходится. Ему не страшно, это же Нурлан, он доверяет ему безоговорочно, но сердце всё равно стучит, как бешеное, стоит подумать о собственной беззащитности. Страх ли это? — Открой рот. Лёша по-прежнему слушается, не роняя ни слова — Нурлан ужасно им доволен, и, признаться, грудь распирает от гордости. Он находит пальцами его язык и, наклоняясь, заглядывает в лицо. Лёша хмурится, не понимает. Пальцы правой руки зажимают язык, ладонь левой — ложится на лоб и прижимает к груди сзади. Дрожь. «Почему я дрожу?» Нурлан мокро целует его в плечо и толкается глубже. У Лёши стоит колом, а изнутри о простату трётся член его парня — лучше этого может быть только это и огромная ладонь Нурлана на его члене. Сначала Лёша не понимает, зачем его обездвижили и держат за язык — он, как собака, просто быстро дышит ртом, принимая движения Нурлана. Ему даже отражать удары и держать равновесие не надо — Нур делает за него абсолютно всё. Использует. Постепенно слюны во рту становится слишком много, и она позорно стекает ему на губы, ползёт дальше, на подбородок. Лёше стыдно, а Нур смотрит, и стыд в нём кипит сильнее. Почему Лёше стыдно? Почему от этого он течёт? — Умница, — выговаривает где-то сверху Нурлан, тяжело дыша, — чувствуешь, как глубоко? «О, блять, да, пожалуйста». Он и раньше любил поболтать в постели, только Лёша обычно злится на него за все честные пошлости, которые он говорит. Злится и затыкает. А потом с нетерпением ждёт новые. Но сейчас заткнуть он не сможет, и Нур этим пользуется, рыча: — Такой тесный, блять. Если бы я не был первым… «Возмутительно!» Лёша таким ни с кем бы в жизнь не занялся! Если бы не Нурлан. — Я бы себе этого не простил. Нур насаживает его всё быстрее, достигая бешеного ритма, и держит крепко, умудряясь продолжать говорить, пока неспособный закрыть рот Лёша стонет: громко и высоко — слишком вульгарно для бывшего спецназовца. Член течёт всё сильнее. Нур ебёт так сильно, кажется, до синяков на бёдрах, и Лёше кажется, что он может кончить без рук в этот самый момент. — Я же говорил, что… — Он переводит дыхание, но Лёше похуй, ему бы ещё немного этого голоса, этих толчков, он вот-вот, уже где-то рядом. — Что заставлю тебя стонать. Большой, мужественный, а такой маленький в моих руках. Если бы Лёша мог говорить, он бы сказал: «Да, пожалуйста, не останавливайся, так хорошо, так…» Нурлан вбивается в него одним мощным движением, внезапно отпуская, и Лёша падает в подушки. Ему не дают передышки — тут же переворачивают на спину. Он наконец видит своего Нурика: мокрый, взлохмаченный, тяжело дышащий ртом. Это тот же Нурлан, с которого Лёша снимал кроссовки, он узнаёт его. Какой же он пиздецки сексуальный, боже, и только его. Лёша успевает разве что проглотить в конце концов собственную слюну, когда Нурлан раздвигает его ноги и вставляет вновь. Часто в миссионерской он поворачивает голову вбок, чтобы не встречаться с Нуром глазами, пока не войдёт в предоргазменную эйфорию, а Нуру всё время приходится хватать его за лицо и поворачивать обратно, жёстко удерживая. Теперь Лёша не помнит, что такое стыдно. Он смотрит вверх, взгляд доверчивый, подбородок в слюне, брови жалобно изломаны, руки так и зафиксированы за спиной. За один только его взгляд снизу вверх Нурлан готов уничтожить весь мир — его ведёт, когда быдловатый Лёха обращается покорным Лёшенькой. Его, блять, ведёт сейчас. И Лёша ещё не знает, но он уже в лёгком сабспейсе. Втрахивая в кровать, Нур наклоняется и хорошенько целует его. Он чувствует, как пьянеет от власти, от поцелуя, от Лёши, и ничего не может с собой поделать. Но что делать с Лёшей, он знает. О, за неделю ожидания он выучил этот сценарий наизусть. — Сейчас я сожму твою шею, — говорит Нурлан, замирая, и смотрит сквозь упавшие пряди твёрдым взглядом. — Я ограничу тебя в кислороде, но не полностью. Какой цвет? И с огромным шоком для себя Лёша шепчет: — Зелёный. Он хочет. Нур вставляет ему до самого основания, правая ладонь сжимает член, а левая сжимает горло по бокам, в самом деле выдавливая из него воздух. Лёша скулит, и не дай бог это заставит Нурлана остановиться, пожалеть его или… — Наконец-то, — вырывается у Нура. Он смотрит хищником. У Лёши никогда такого не было — так хорошо, что глаза закатываются, и сделать ничего не получается, не хочется, мыслей совсем нет. — Я знал, что тебе это нужно. Хороший член и немного похвалы, да, Лёша? «Дадададад…» Ладонь на шее сжимается сильнее. — Думаешь, я не знаю, что тебе нравится, когда кончают внутрь? Лёша скулит из последних сил. — Вот так, маленький, поскули для меня ещё. Лёша не понимает, что происходит, от дефицита кислорода голова не варит, от потери контроля у него стоит, и он уже не знает, что скулит, знает только, что он полностью во власти Нурлана, и его толстый член, сильные руки, широкие плечи — это всё, о чём Лёша не умел мечтать, а ещё этот острый взгляд, хищное лицо, опасность и одновременно с тем защита, которую он излучает… — Я так сильно тебя люблю, — звучит полушёпотом, и Нурлан отпускает горло. Лёша кончает с тонким ломанным звуком, сжимаясь в комочек, бёдра двигаются на члене по жадной инерции, а сам он вдыхает жадно, после чего оргазм захлёстывает новой волной, и он стонет ещё, и это кажется ему бесконечным. Он не знает, что происходит, но ему не хочется терять эту высоту. Нельзя останавливаться. Нурлан перекладывает Лёшу на край кровати, кладёт обратно на живот и ставит на колени. Они разъезжаются, но это только раздувает его эго. Видеть Лёшу таким после своего члена — самая сладкая пилюля для самооценки. Нурлан опускается на колени рядом с постелью и возвращает левую руку на горло Лёши, поднимая его. Это должно вызвать новую волну головокружения. И, наконец, он замахивается правой ладонью, слабо ударяя правую половинку. Второй тоже достаётся немного, и только спустя четыре удара Нурлан вкладывает чуть больше силы. Он наращивает мощность шлепков постепенно — во-первых, Лёше нужно было время отойти от сильного оргазма, во-вторых, так у него больше времени понять свои чувства, ведь если Нурлан сразу отшлёпает его как следует, Лёша просто испугается и выпадет из сабспейса. В-третьих, он наслаждается. Ему нравится смотреть, как наливается кровью именно эта задница, подтянутая и круглая. А всего полчаса назад он впервые и в конце концов вылизал её. Боже, он самый счастливый мужчина. И самый терпеливый, потому что до сих пор у него стоит так, что впору выть. Но воет, к счастью, Лёша, дёргаясь от шлепков. — Ты так хорошо себя вёл. Когда Нур бьёт со всей силой, он перекладывает левую ладонь с горла на грудь, всё ещё держа своего большого мальчика в своих руках. Грудь под ладонью заходится — дышит, всё в порядке. — Такой послушный, я так тобой горжусь. Шлепок, стон, шлепок, стон. Нурлан мог бы делать это целый день. — Самый хороший, самый красивый… Целый день, если бы это не была первая Лёшина сессия и он сам не был бы на пределе. — Откроешь для меня рот? Без поддержки Лёша валится на кровать, позволяет перевернуть себя ещё разок и сразу открывает рот. Нур думал, раз тот не пьёт, ему никогда не увидеть Лёшу нетрезвым, но этот взгляд самый что ни на есть пьяный. Ох, он очень хорошо погрузил его, для первого раза — рекордно глубоко. Не ругаясь, Лёша даёт вставить головку в рот. Нурлан, заворожённый доверчивой позой, полузакрытыми глазами, цепляющимися за его штаны пальцами, кончает ему в рот, сотрясаясь в сильном оргазме, из последних невиданных сил держась за изголовье, чтобы не свалиться на Лёшу, который глотает его сперму. Впервые. Это добивает Нурлана. Ему требуется несколько секунд, чтобы обрести твёрдость в ногах, ведь с оргазмом сессия не заканчивается, и, возможно, именно поэтому Нур так сильно любит БДСМ. Для него как для доминанта после оргазма наступает новый виток — постзабота. Он выдвигает свою чёрную коробку из-под кровати и достаёт из неё влажные салфетки. Нурлан не трогал её года два точно — с тех пор, как сердце впервые ёкнуло при виде Лёшиной улыбки, ложиться в постель ни с кем не хотелось. Он заботливо вытирает Лёшину сперму с торса и свою — с расслабленных губ. Наверное, позже Лёша даст ему пизды за это, но пока что он, свободный от предрассудков, счастлив быть помеченным. Нур заглядывает в очаровательное расслабленное лицо и замечает, что глаза его парня уже закрыты. — Как ты себя чувствуешь? — тут же спрашивает Нур — сабмиссивам в сабспейсе нельзя давать заснуть. Не так сразу. Лёшины веки дрожат, но сил открыть их не хватает. — Открой глаза, — приказывает Нурлан. И Лёша открывает. «Ох, — благоговейно думает Нур, ощущая, как спадает мрачное доминантное упоение от послушания. — Настоящий сабмиссив». — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, — слабо шепчут в ответ. — Сессия закончена. Лёша кивает, тяжело моргая. Видно, как он старается бороться со сном — Нурлана всё же очень сильно распирает гордостью. Он отыскивает Лёшины трусы на полу, натягивает их на него (Лёша даже старательно приподнимает бёдра), на ноги ему он надевает тёплые носки, а в толстый плед из коробки укутывает. Сейчас тело Лёши начнёт выделять адреналин, кровь прильёт к внутренним органам, и его начнёт морозить, а из-за восстановления энергии упадёт уровень сахара. — Я сделаю тебе какао, — с этими словами Нур берёт его на руки и несёт на кухонный диван. Одного Лёшу он сейчас не оставит. — Пока что не спи, Лёш. — Не сплю, — цветней прежнего отвечает Лёша. Это хороший знак. Включив самый тусклый из светильников, он говорит с ним ни о чём, возясь за столешницей. Ему вдруг так тепло, как бывало очень редко, даже с любимым Лёшей. Он уж и забыл, что его голова воспринимает как настоящую романтику. Ресторан и прогулка под луной? Нет. Уход за сабмиссивом, полностью зависящим от него? Да, пожалуйста, и почаще. — Сильная эйфория, — объясняет Нурлан, ставя какао перед Лёшей, — может продолжаться пару часов, остаточная лёгкая — ещё несколько дней. У тебя, думаю, средний сабспейс — это значит, что через час ты почувствуешь себя трезвее. — Не хочу. Нур слышал рассказы своих сабов о том, как ощущается сабспейс: видишь и чувствуешь только доминанта и жадничаешь до каждого его движения, боишься упустить хоть что-то, даже память обостряется. Неудивительно, что его Лёша не хочет покидать это состояние. — Тогда не надо, — говорит он, как ребёнку, — а я буду рядом. Он садится рядом и затаскивает Лёшу на колени, а затем вручает какао, следя, чтобы не пролил. Всё же это его первый сабспейс. Нурлан сам не ожидал, что сумеет так глубоко погрузить новичка Лёшу, ещё и после такого длительного времени без сессий. Просто всё дело в их химии. — Хорошо, — тихонько повторяет Лёша и укладывается Нуру на плечо. Всё в нём звенит от счастья. «Романтика».***
— И всё же, — слышит Нурлан, зайдя в комнату. По кровати раскидано содержимое его коробки, а в центре этого бедлама, конечно же, сидит Лёша. — Что вот это такое? Лёша показывает ему анальную пробку. Нурлан улыбается, закатывая рукава. — Я покажу.