Я покажу

      Нур играет с ним уже час, если не вечность: ведёт ладонью от запястья до локтя, когда достаточно лишь позвать Лёшу, словно на автомате щупает его бёдра, пока листает ленту, и пить ему хочется, только когда Лёша стоит у раковины и его надо окружить, чтобы достать стакан. Всё это пахнет наёбкой, это Лёша понимает. Но он не против — это понимает Нурлан.       С тех пор, как Нурлан показал Лёше БДСМ, он изменился. Лёша, конечно, изменился тоже, ведь его коже пришлось растягиваться под новые грани, но Нурлан… Если бы кто спросил Лёшу, что фактически переменилось, он бы не смог ответить — это надо ощутить. Просьбы чуть строже, забота чуть агрессивней, позы чуть тяжелее. И Лёша всегда чуть пьянее. На людях всё по-старому, всё спокойно. Но за закрытой дверью он словно всегда одной ногой в сабспейсе. И ему нравится.       Он, блять, обожает это.       Будучи далёким от бога, он чувствует себя благословлённым.       И поэтому он не мешает играм Нурлана, а ждёт. «Послушно», как любит повторять Нурик.       Впрочем, ожидание у Лёши тоже лёшинское: он читает свои наброски разными голосами, стоит на руках, проверяя Ютуб носом, кричит на телевизор. Когда он глубоким вечером перекидывается через спинку дивана, в его голове нет представления о собственной сексуальности. Впрочем, как и всегда. Поэтому, ощутив огромную ладонь на голой пояснице, Лёша вздрагивает. — Нурик, ты… В новое мгновение шорты слетают с Лёши вместе с трусами. Лёша охает — он простой человек, желающий уткнуться лицом в подушку, развести ноги и отдаться своему… дому. Быстро, слишком быстро длинные пальцы разводят смуглые половинки и щедрая нить слюны опускается на его вход. Нурлан стал так бесстыже нетерпелив. — Иди сюда, — он тянет бёдра Лёши, пока тот не опирается на ноги, и его член ложится между половинками. Когда он раздеться-то успел?! Цвета Нур больше не спрашивает — с тех пор, как они обсудили кинки и запреты, им достаточно стоп-слова. Правда, Лёша до сих пор ни разу не произнёс своё — «харе». Нурлан до неприличия правилен в этом неправильном увлечении: знает, как правильно согнуть стержень Лёши, чтобы не сломать, видит, от чего тихонько едет крыша, знает, что Лёшины пределы лежат дальше, чем ему кажется. Когда смазанный член касается Лёшиного бедра, он по привычке предлагает себя, придвигаясь к Нурлану, потому что следом, и ребёнку понятно, будут пальцы, а Нурлан такой дотошный, что проверяет Лёшу пальцами и после двух раз за день. Но пальцы не следуют. У Нурлана как всегда свои планы. Член между нежной кожи бёдер двигается дальше, пока Лёша не чувствует мошонку. Ладони сжимают его, будто это реальный секс, и Нурлан «выходит» аккуратно, будто это реальный секс. И «входит» вновь — резче, со шлепком. Но это не секс! Лёша не понимает, и ощущения от этого странные, словно его используют. Это слишком откровенное чувство, чтобы проанализировать его на ходу, и пока Лёша не готов понять своё горько-сладкое удовольствие.       Всё в порядке — Нурлан уже знает всё вместо него, поэтому его движения становятся быстрее и жёстче, мошонка снова и снова шлёпается о бёдра, одна рука задирает серую футболку ради линии спины, другая — крепко удерживает на месте.       — Так хорошо? — спрашивает Нурлан ровным голосом.       В ответ Лёша пыхтит.       — Кончишь так?       Нур знает, что нет, и улыбается, стоит Лёше покачать головой. С тех пор, как он показал Лёше свою коробочку, ему не бывает достаточно. Пробка с хвостом, вибратор, стек, кляп — ничего из этого не вошло в список Лёшиных кинков, но и в запреты не попало. Жизнь Нурлана сузилась до вереницы возбуждения и сессий, на которых он проверяет Лёшу, открывает ему новые возможности и смотрит, с каким стыдом и жадностью тот их принимает.       Но иногда, как сейчас, ему нравится изводить Лёшу намёками, а затем — сексом.       — Почему? — спрашивает он, даже не притворяясь дурачком. Он любит разговоры, и Лёша это знает.       — Так… мало, — шепчет Лёша сквозь толчки, и в тот же миг бёдра пустеют, а головка толкается в его дырочку. Она достаточно растраханная, но недостаточно скользкая, и Нурлан заставляет Лёшу принять его, наслаждаясь давлением стенок, изломом спины, твёрдым членом между скользкими бёдрами — Лёшей.       Трахаться хочется как умалишённому, хочется засадить посильнее, заломать, обездвижить и вытрахать из Лёши оргазм, но Нурлан ждёт, пока тот не подастся бёдрами сам. Лёшин комфорт для него на первом месте, только потом — выебать всю дурь с такой силой, что звук кожи о кожу звенит в ушах, а у Лёши не получается даже зубы стиснуть, чтобы скрыть свои позорные стоны. Любимые стоны Нура. Он позволяет себе вцепиться в Лёшины ладони и натянуть его, позволяет образу ослабевшего под ним сильного мужчины впитаться в кожу и сплюнуть туда, где его член долбит маленькое красное отверстие.       Лёша подозревает: что-то не так. Нур слишком быстрый, темп беспрерывный, толчки сильные, и… И Нур кончает в него, рычит, наполняет тугими нитями спермы. Но Лёша ещё даже не близко.       «Ладно, подождём», — думает Лёша. Секунды выливаются в минуту, затем в следующую, а Нур как был в нём до упора, так и остаётся.       — Нурик, — зовёт Лёша и немного двигает бёдрами, за что получает мгновенный шлепок и от неожиданности стонет.       — Постой так для меня, будь послушным, — мягко приказывает Нурлан.       — Но я тоже хочу.       — Ты кончишь, обещаю, — отвечает Нур и гладит сильную спину. Лёша пока не подозревает, что его вводят в кокворминг.       Поглаживания переходят в лёгкий массаж, ладони переходят к члену Лёши, лёгкими дразнящими касаниями поддерживая его твёрдым. Подушечки пальцев обводят головку, и Лёша не видит, но по звуку догадывается, что Нурлан слизывает его смазку.       — Такой влажный, — низко урчит он. — Ты всегда так хорошо течёшь. Будь ты девушкой, ты бы уже давно залетел от меня.       В это невозможно поверить.       Лёша вокруг него вздрагивает, и голова упирается в руки чуть сильнее.       Этого не может быть.       Нурлан трогает Лёшин живот, и точно — его дыхание учащается.       Лёше нравится.       Лёшу цепляет фантазия о собственной беременности.       Нурлану кажется, он в шаге от обморока. Никто из парней ещё ни разу не разделял с ним этот кинк, потому что никто не может быть таким идеальным, но вот он Лёша, перекинутый через спинку дивана, возбуждается от мысли о беременности и… загоняется, судя по напряжённой спине. Нур проводит ладонями по ней, разминает ягодицы и трогает пальцем его дырочку, прижимая стеночку к своему члену. Ощущение всё ещё острое, и Нурлан шипит, но он уже наполовину твёрд от фантазии. Сквозь дискомфорт он двигается назад и входит в Лёшу, с удовольствием наблюдая, как без лишних мыслей тот подаётся на его член.       — Осторожней, — предупреждает Нур, когда Лёша нетерпеливо насаживается. От протяжных движений сперма оказывается снаружи, собираясь там, где они соединены, и вот теперь Нурлан абсолютно точно твёрд.       — Не надо было кончать, — выстанывает Лёша, потому что трахают его теперь размашисто, как он и заслужил.       — Это называется кокворминг, — улыбается Нур, хватая Лёшу за отросшие волосы, и урчит ему на ухо: — Однажды я заставлю тебя сидеть на моём члене не меньше часа и не дам кончить, пока не захочу. А пока…       Нурлан выпрямляется, отпуская бёдра Лёши, и одним сильным толчком сбивает его с ног. Прижиматься членом к спинке дивана не очень приятно, но это хоть какое-то трение, к тому же, простата Лёши уже твёрдая и сверхчувствительная — ему остаётся расслабиться, насладиться Нурланом и даже позволить себе высоко стонать под жёсткими ударами.       Тот, кажется, тоже расслабляется, хоть и дерёт его как животное. Просто у Нурлана расслабление другое. Оно выражается рычанием и откровенностью, беспощадной откровенностью.       — Ты бы хотел этого, да?       Сквозь марево возбуждения Лёша не успевает за Нуром.       — Чтобы я оплодотворил тебя.       Ох. «Что?»       — Чувствуешь? — Спрашивает Нурлан и трогает его животик. — Я прямо здесь.       «Что? Нет-нет-нет, что с тобой не так?»       — Я бы держал тебя в постели и кончал опять и опять, так много, что ты не смог бы встать, не смог бы свести ноги, не смог бы ничего — только лежать здесь и принимать мой член.       «Перестань, это глупо!»       — И я бы не отпустил тебя, пока не убедился, что ты носишь моего ребёнка.       «Заткнись, заткнись!»       — Все бы знали, кому ты принадлежишь. Что это я так хорошо тебя трахаю, что ты забеременел.       Внезапная сила ощущения оставляет его беззащитным, и следующее, что Лёша понимает — он кончает на спинку дивана и обмякает, пока Нурлан накачивает его второй порцией и падает лбом меж его лопаток. Через какие-то долгие, кажется, часы посторгазма его целуют — трогательно, заботливо, одними губами. Затем его медленно выпрямляют, двумя аккуратными движениями расправляют плечи и ведут уложить в кровать.       — Ты такой молодец, — шепчет ему Нурик. Потому что это была даже не сессия, и Лёша не должен был словить сабспейс, пускай и такой лёгкий, но вот он — лежит в прострации и с глупым обожанием смотрит на Нурлана. Нурлан возвращает этот взгляд. — Хочешь пить?       Лёша ничего не отвечает, что значит «нет». Горло у него не болит: во-первых, никто сегодня не заталкивал хуй ему в глотку, во-вторых, он стыдливо скулил от разговоров, а не стонал.       — Хочешь одеяло?       Лёша молчит. Нурлан гладит.       — Может, хочешь пробку? — спрашивает он не надеясь.       И вдруг Лёша кивает. Его сонному мозгу так дорога фантазия Нура, что он обращает её в идею: чем дольше сперма в нём, тем больше шансов. На что именно, мозг ему не озвучивает, сохраняя негу.       Нурлан ложится большой ложечкой за Лёшу, медленно вставляет пробку в припухшую дырочку, вытирает Лёшину сперму его же трусами и обнимает его достаточно легко, чтобы было комфортно, но достаточно сильно, чтобы не дать упасть с края.       — Ты тёплый, Лёшенька. — шепчет Нурлан в затылок и темноту. — Мягенький. — И без того расслабленный Лёша теперь и вовсе растекается в его руках, ощущая всю теплоту и мягкость своего тела. — Устал?       Лёша лениво кивает.       — Тогда спи.       И правда: вместо того, чтобы прийти в себя и запаниковать из-за нового откровения, Лёшу затягивают тёплые, мохнатые щупальца сна.       А Нурлан ещё долго смотрит в окно их спальни и не смеет Лёшеньку отпустить.