Сон в зимнюю ночь

– Катюша, просыпайтесь, мы приехали! – услышала Катя голос Виктора Владимировича. Она потерла глаза, и огляделась. Машина стояла во дворе ее дома. – Укачало, Катюша? – спросил мужчина сочувственно. Катя помотала головой и ответила хрипловатым со сна голосом: – Мне приснился очень плохой сон, страшный… и вы там тоже были. Виктор Владимирович чуть вскинул брови и мягко улыбнулся: – «Всю ночь какая-то гадость снилась – то вы, маменька, то вы, папенька»? Что ж, рассказывайте, разберемся с вашим… – он тихо хмыкнул, – кошмаром. Ваши родители не знают точного часа, когда вы должны приехать, так что не волнуйтесь, время у нас есть. Катя выдавила подобие улыбки. Наверное, самое разумное сейчас все рассказать, проговорить обо всем вместе с умным и понимающим собеседником, чтобы избавиться от липкого мерзкого ощущения, оставшегося после этого сна. И как только Виктору Владимировичу не жалко тратить на нее столько времени! – Мне снилось, что задремала, когда мы отъехали от стоянки, вы повели машину дворами, чтобы срезать путь, а потом вдруг остановились у какого-то здания. Мы туда вошли, а там… Катя запнулась, собираясь с духом. Виктор Владимирович молчал, не торопил и не подталкивал, ждал, пока она решится начать. – Там был Андрей. И тот его друг, Малиновский, – продолжила Катя тихо и снова надолго замолчала. – Они сделали вам что-то плохое, а я не смог вам помочь? – осторожно спросил Виктор Владимирович. Катя замотала головой. – Нет, наоборот. В смысле, там я… Там был как бы суд, только очень странный. Мы вошли в помещение, больше похожее на клуб, только кроме нас с вами и Андрея с Романом там был только один человек, одетый во все черное. И больше никого. Странное и страшное место. Тусклый свет от свечей… Может, если бы там происходило что-то другое, я бы назвала это место романтичным, но по сумме это было как в фильме ужасов, понимаете? Виктор Владимирович кивнул, подбадривая. – Мы с вами сели в кресла, а Андрей остался в центре зала, рядом с человеком в черном. На Андрее не было ни пальто, ни даже рубашки, он стоял босиком, в одних брюках, и мне стало от этого очень не по себе. Потом неестественный, какой-то неживой голос стал зачитывать обвинение, как на суде, а Андрей стоял и слушал. Его обвиняли в том, что он решил мной воспользоваться для своих целей, соблазнил и обманул. И, что самое странное, его обвиняли в том, что он полюбил, но струсил – предал любовь. А потом этот голос присудил ему двадцать девять ударов плетью – по числу дней, когда он следовал инструкции. Я не удержалась и машинально сказала вам, что дней было на самом деле тридцать, я их считала… Я не хотела быть мелочной и делать Андрею хуже, я тогда вообще о наказании не подумала, я думала о цифрах!.. Я те дни, до своей свободы от вынужденной лжи, весь тот период считала. Как когда-то считала часы до встречи с ним после отпуска или когда он был в отъезде… Вы тут же объявили, что ударов должно быть тридцать, с учетом дня того злосчастного Совета Директоров. И Андрей согласился с этим уточнением. Катя судорожно вздохнула и продолжила, опустив глаза на стиснутые руки: – У него тогда такое лицо было… как когда я находила глупую и опасную ошибку в его расчетах, он всегда именно так и хмурился. Но тогда у него лицо сразу словно разглаживалось, и он радовался, что благодаря мне мы избежали серьезных проблем, а сейчас… он словно погас. Понимаете, он всегда был как огонь – яркий, горячий. А в этом сне, словно приглушенный, тусклый, а после этого уточнения и вовсе погасший. Понимаете? – Понимаю, Катюша, продолжайте. – Малиновский произнес «свидетельствую». Он ничего не делал, просто стоял за металлическим ограждением как наблюдатель, а черный человек оказался палачом. Потом все началось, и я окончательно поняла, что это – сон. Знаете, из тех самых, где очень четко понимаешь, что все происходящее не реально, но проснуться никак не выходит и ноги не идут… Я вспомнила ваши слова, что такие сны тоже полезны, чтобы разобраться в себе, отпустить свои страхи и боль. И я стала просто наблюдать, как за страшным фильмом. В этом сне я могла остановить палача, но решила, что раз уж это сон, я буду просто наблюдать. И я наблюдала… Видела, как беззвучно вздрагивает Андрей от каждого удара, видела, как с каждым ударом на его спине появляется багровая воспаленная полоса. Мне в этом сне казалось, что я чувствую, насколько ему плохо… как на том Совете, только хуже. А на двадцать седьмом ударе плеть прошлась по его руке, рассекая кожу до крови – он до этого держался за металлические шесты в центре зала, но одна из рук соскользнула и конец плети попал по тыльной стороне запястья. Андрей коротко вскрикнул, снова взялся за шест повыше, и все продолжилось, а я никак не просыпалась. Похоже, в последний удар палач вложил всю свою силу, Андрей рухнул на колени, мне стало совсем жутко и я отчаянно захотела проснуться, даже зажмурилась и помотала головой… Кажется, мы вышли с вами из зала и снова сели в машину, не уверена… а потом я точно проснулась. На глаза навернулись слезы, и Катя отвернулась к окну машины. – Ну же, Катюша, не переживайте, – услышала она спокойный голос Виктора Владимировича. – Ничего ужасного не произошло, все живы. Давайте сейчас пройдемся по всему этому по шагам, и вам станет легче. Да, это все не слишком приятно, но мне кажется, что для вас это скорее хорошо, чем плохо. – В каком смысле? – удивилась Катя. От неожиданности даже слезы высохли. Как этот кошмар можно назвать «хорошим для нее»?.. – Смотрите сами, Катюша. Вы говорили мне, что Андрей вас обманул и хотел только использовать. С этим не вязалось ни его желание извиниться после Совета, ни то, что на Совете он брал вину на себя, пытаясь вас защищать. Конечно, вы можете сказать, что это была очень умная многоходовка, чтобы уговорить вас надавить на Совет так, чтобы он остался у руля, но… Подумайте сами, разве в таком случае он бы отпустил вас? Ведь в таком случае ему было бы логичнее отмахнуться от Совета, убедить вас поддержать его, а уже потом снова вернуться туда вместе с вами и использовать зависимость Зималетто от НикаМоды как тяжелую артиллерию. Он этого не сделал. Почему? Катя надолго задумалась, глядя в окно машины на искрящийся в свете фонаря снег. – Мне кажется, Андрей тогда не сообразил, что я могу как-то влиять на решения Совета – до тех пор, пока Зималетто под залогом. Я же до этого не додумалась пока вы не сказали, вот и он наверняка не сообразил. Тем более, моя выходка была для него огромным потрясением. Он… когда он просил меня дождаться его и не уходить, он не просил никакой помощи. – Какой ему тогда был смысл пытаться вас удержать и извиниться? Чтобы вы не отняли компанию? – Но я тогда уже подписала доверенность и сказала, что не собираюсь ничего отнимать. Может, он хотел перестраховаться? Или его послали со мной поговорить… – Последнее однозначно отметайте, – отрезал Виктор Владимирович. – Если бы он действовал по указке Совета, скорее всего его бывшая невеста была бы в курсе и не рискнула бы оскорблять вас, тем более, прилюдно. Катюша, я ни в коей мере не пытаюсь оправдать его поступок и ту гаденькую писанину его друга, но мне кажется, что тут не все факты стыкуются друг с другом. Вы и сами это чувствуете, но пытаетесь от этого отмахнуться из-за страхов. Поэтому вы и увидели то, что увидели. И поэтому я считаю, что все это для вас скорее хорошо, чем плохо – вы чувствуете, что он понимает, насколько он виноват перед вами и что он искренне хочет извиниться. И да, Катюша, вы абсолютно правы насчет меня – я считаю, что за те поступки Андрею следовало дать ремня. Более того, я совершенно согласен с тем, если так можно выразиться приговором. И случись эта фантасмагория на самом деле, лично я бы не постеснялся добавить, потому что оставлять такое безнаказанным нельзя. Безусловно, у его поступка было множество смягчающих обстоятельств – начиная с той историей о несостоявшейся взятке, о которой вы мне рассказывали, и заканчивая вашей ошибкой с назначением финансового директора НикаМоды. Но все же простить за пустое «извини» я бы в данном случае смог. Катя поежилась. Невозможно себе представить, чтобы Андрей решился на такое в реальности, но если ей приснилось именно это, значит… значит подсознательно она верит, он раскаивается и… и все-таки любит ее?! Ведь в том приговоре четко говорилось, что он полюбил! Или это все пустые и глупые надежды?.. Как хочется поверить хоть на секунду, что она для него все-таки была желанной женщиной, а не... – Не согласны, Катюша? Катя обхватила себя руками и грустно посмотрела на Виктора Владимировича. – Я много думала об этом. Очень много. Я не хочу мстить Андрею, не хочу таить на него зла. Его с другом план был подлым, они хотели добиться своего любой ценой, но во многом я сама их спровоцировала на такой поступок, – она заметила, как неодобрительно нахмурился мужчина, и заговорила чуть торопливее: – я верю, что Андрей не хотел посмеяться надо мной, как Денис. Он просто хотел спасти свою компанию, ему было плохо и страшно, а я только делала все так, чтобы напугать его еще больше. Мне нужно было поговорить с ним сразу, как только я нашла ту мерзкую записку, я должна была расставить все точки над i. А мне было стыдно признаться, что я влезла в тот пакет, а потом страшно начинать тот разговор. Если бы я была смелее, я бы не мучала ни его, ни себя. Мы бы все обсудили, он бы успокоился… Виктор Владимирович, чем больше я думаю, тем больше уверена, что Андрей хотел извиниться передо мной просто потому, что ему было действительно стыдно за то, что он сделал вместе с другом! Поэтому простить я его, наверное, уже простила. Да и… Я ведь ему уже отомстила и тем своим поступком на Совете, и всеми этими выходками вместе с Колей. Можно сказать, что квиты, – Катя извиняюще улыбнулась в ответ на скептическую усмешку собеседника и продолжила уже гораздо менее уверенным тоном: – А вот насчет того, что Андрей мог меня и вправду полюбить, вот это уже точно игра моего воображения. Мне бы очень хотелось, чтобы это оказалось правдой, но это правдой быть не может просто по определению. А сон лишь показывает, что я до сих пор цепляюсь за нелепую надежду и никак не могу выкинуть все эти глупые мысли о том, как же он мог лгать с таким искренним видом. Мне казалось, что я почти что физически чувствую его настроение, его состояние, его чувства. Теперь-то я понимаю, что ошибалась, но тогда… – Не хочу спорить на счет того, что вы уже тогда были квиты, хоть и согласиться с вами не могу. Но интересует меня сейчас другое: значит, простить вы простили и так, без его извинений, а вот поверить ему уже не можете? – уточнил Виктор Владимирович с живым интересом. – Выходит, что так. – А если бы он сделал что-то вроде того, что вы видели сегодня в вашем, так сказать, кошмаре? Это бы что-то изменило? – Это абсурд! – выпалила Катя. – Андрей бы никогда такого не сделал, он слишком… наверное, плохо сказать, что он для этого слишком себя любит, но я не могу наяву представить себе Андрея в такой ситуации. Тем более, чтобы что-то там доказать мне. И для него, и для его друга я всего лишь страшила. Урод, которого невозможно полюбить и которого нельзя даже поцеловать с трезвых глаз, а тем более – прилюдно. Андрею могло быть стыдно за то, что он делал, но его любовь ко мне – это из разряда Тардиса, совы из Хогвартса или безмолвной речи. Виктор Владимирович иронично улыбнулся и приподнял бровь: – Катюша, а поясните-ка мне один момент. Вы сами считаете себя уродом, которого невозможно полюбить, или полагаете, что это он так считает? Катя уже собралась было сказать, что это одно и то же, потому что она предельно некрасива, но замерла, вспомнив удачный опыт в салоне при санатории. Виктор Владимирович явно понял, о чем она думает. Он молча повернул к Кате зеркало заднего вида, снял с ее головы берет и легким движением взлохматил прибившиеся беретом волосы. С новой прической она не выглядела прежней страшилой, наоборот. Из зеркала на нее смотрела довольно-таки симпатичная девушка. И, наверное, прав Виктор Владимирович, что ей нужно сменить очки, да и весь гардероб… Нет, она далеко не урод. Но как он это понял? Как Виктор Владимирович смог разглядеть это в ней прежней? Но ведь он это увидел! Увидел… А мог ли увидеть Андрей? Андрей говорил ей столько красивых слов, которые потом казались полной ложью, а что если ложью было не все? Что, если Андрей не был согласен со злыми словами Малиновского? Но он же смеялся вместе с ним, когда они обсуждали инструкцию… Катя поняла, что она окончательно запуталась и ничего внятного сейчас ответить не сможет. Она тяжело вздохнула и виновато улыбнулась: – Я не знаю, что он на самом деле считает. – Вот именно. Очень рад, что вы это осознаете. Равно как и перестали спорить в духе «я и прилагательное «красивый» – понятия несочетаемые», – Виктор Владимирович удовлетворенно кивнул и поправил зеркало заднего вида в исходную позицию. – Мой вам совет, Катюша, если вы завтра с ним встретитесь – а я практически уверен, что Андрей придёт на ту встречу вместе с отцом – дайте ему шанс объясниться, не убегайте сразу. Возможно, сейчас самое время для вас попробовать многое начать с начала – и работу, и отношения. И не забудьте про визитку стилиста, которую я вам дал. Вам нужно сменить одежду. Даже если ваш стиль вам очень нравится, он на самом деле не ваш. Он вас уничтожает. Убивает в вас и женщину, и личность. Сейчас вы возвращаетесь с новыми силами, и я надеюсь, что теперь вы сумеете за себя постоять и в обиду себя уже не дадите. Поэтому я и думаю, что вам не стоит прятаться в раковину – идите вперед. Да, не все новое бывает приятным, но рисковать нужно, иначе это не жизнь. Подумайте об этом, Катюша, как следует. Как говорят немцы, поспите над этим сегодня. Я уверен, все у вас будет хорошо.