— Погоди, давай только зайдём ко мне чтобы маму предупредить, хорошо? — такой родной голос прозвучал настолько мягко, что отказывать не было сил, да и желания если честно тоже. Хотя его мать я ненавижу всем сердцем. Она последняя алкашка, которая ходит на работу только ради денег на очередную бутылку, и я даже пытался убедить в этом и его самого, на что получал лишь: «Да ты просто ревнуешь, признайся, солнышко». И мы опять начинали ссориться, ведь сколько раз я просил не называть меня подобным образом, но нет, надо же показать кто здесь управляет ситуацией и диктует правила. Но да, признаюсь, мне это нравилось.
— Хорошо, зайдём, но если она опять спросит кто я, потому что от алкоголя у неё поплыл мозг и она не может запомнить единственного друга её сына, который так часто заходит, то, клянусь богом, я её ударю, — серьёзно, каждый раз, когда на пороге появляемся мы, по дороге к двери она обязательно кричит: «Дорогой, кто с тобой опять пришёл?». А когда уже подойдёт, то сделает такое выражение лица, что можно подумать будто её сын привёл домой не своего друга детства, да и вообще всей своей жизни, а подзаборную шалаву, которую нашёл на подходе к дому. И все это действо обязательно сопровождается фразой «Ну что, ты собираешься знакомить меня со своим новым другом?». Какой новый друг, ало, женщина, вам пора в психушку, ведь я исправно прихожу сюда два раза в неделю, а вы до сих пор не можете меня запомнить.
— Да ладно тебе, не сердись, ты же знаешь что она много работает, сол… — я посмотрел на него таким взглядом, что даже настолько тупоголовый кретин как он догадался бы, что фразу договаривать не стоит, но нет, не догадался, ведь из его грязного-грязного рта вырвалось — нышко…
Оставшийся путь до его дома мы преодолели очень быстро, потому что этот придурок убегал от меня со словами «ПРОСТИ ПРОСТИ ПРОСТИ», а я в свою очередь кричал «СКОЛЬКО РАЗ Я ПРОСИЛ МЕНЯ ТАК НЕ НАЗЫВАТЬ». Хотя когда мы уже подходили к забору, он остановился, взял меня за руку, и я вмиг стал серьёзным, ведь понимал, что это значит. Да, его мама была забывчивой алкашкой, и это могло даже показать забавным, но вот что точно не было весёлым, так это его отец.
Шизанутый на всю голову психопат, который убил его четырёхлетнюю сестру за отказ трахаться с ним. Хотя это даже за отказ нельзя было считать, она просто пыталась убежать когда этот ублюдок стягивал с неё трусики и пытался запихнуть свой вставший член между её ног. Пока маленькая Нэнси кричала «Папа, пожалуйста, хватит!», плакала и пыталась отбиваться своими маленькими ручками, он дрочил себе и смеялся. Смеялся, прижимая её к кровати, и похоже получая наслаждение от того, насколько беззащитным выглядел ребёнок, от того, что никто не сможет ей помочь и от того, что теперь она полностью в его власти. Да, никакие крики в ту ночь не могли спасти её от изнасилования, но маленькая ножка, так удачно прилетевшая именно в пах отца, могла. После такого у него пропал весь настрой на сношение, зато появился мотив для убийства. И для этого ему даже не нужно было идти на кухню за ножом, ведь для тридцатилетнего мужчины под амфетаминами нет ничего проще, чем сломать маленьком девочке две её хрупкие ножки, а потом избить до смерти. Что в это время делали соседи? Валялись в отключке, ведь до этого приняли убойную дозу мефедрона. А про ребёнка никто так и не спросил, ведь она ни в садик не ходила, ни в больнице на учёте не стояла, кажется, будто никто о ней не знал.
Это выглядело просто омерзительно и ужасно, хотя гораздо хуже было то, что в другом углу комнаты лежала его избитая жена, а в шкафу прятался ещё маленький мальчик, который потом станет моим лучшим другом, и расскажет про это ужасное зрелище под наркотой и алкоголем, потому что трезвым такое не рассказывают. И каждый раз, когда он это вспоминает, каждый чёртов раз, он винит себя. Говорит что мог бы выйти и принять удар на себя, ведь он захотел бы убивать сразу двоих. Но правда в том, что если бы я не познакомился с ним, то вскрылся бы сам. Потому что он буквально лучшее, что со мной случалось за всю жизнь.
Душа компании, шутник и незатыкающийся рот, весельчак — вот так говорят про него люди. А ведь никто не знает что происходит у него дома. Никто, кроме меня. Ведь что уж говорить о других, когда даже он сам предпочитает забывать обо всем этом, выходя на улицу. Но я, каждый раз, смотря на него, когда он смеётся, разговаривает на разные темы, творит всякую херню, понимаю, что он невероятно сильный. И что он мне нужен. И я уже давно себе признался в этом. Признался в том, что я его люблю. Окончательно и бесповоротно.
Ну, а пока мы стоим, сцепив ладони, в абсолютной тишине, которую нарушают лишь неподалёку поющие птицы, единственный плюс жизни на окраине Дерри.
— Пошли, — я понимаю, что между нами как будто заключён негласный договор о том, что главный он, но сейчас я должен первым разрушить эту паузу.
— Хорошо. Я надеюсь что он опять ушёл к своим друзьям, — его голос стал немного дрожащим. Стало ли мне от этого страшнее? Да. Показал ли я это? Нет.
— Поверь, я тоже очень сильно на это надеюсь, — он даже не представляет насколько. До встречи с Генри осталось не так много времени, а нам ещё надо успеть найти в холодильнике хоть что-нибудь съедобное, ведь мы возможно уйдём на всю ночь.
Его отца вживую я видел лишь один раз, и, уж поверьте, мне хватило. Как раз после того случая мы проверяем дома ли он перед тем, как зайти.
После тусовки с друзьями нам надо было зайти к нему домой, потому что он обблевал всю свою футболку и вообще еле держался на ногах, так что холодный душ ему бы точно не помешал. К тому же, это был и шанс для меня. Пьяным он не понимает вообще ничего, и мою руки всегда начинают блуждать по его телу. Туда-сюда, исследуя каждый миллиметр и запоминая расположение каждой родинки. Сначала это получалось как-то неосознанно, и я около полугода пытался убедить себя, что просто нёс пьяного друга домой.
Но потом мне пришлось признаться себе, что я получаю от этого неимоверное удовольствие, потому что это начало меня возбуждать. Если раньше вечером я доставал папины журналы, брал салфетки и вазелин, то теперь журналы я заменил мыслями о том, что я касался его там, где не касались другие.
Стоит ли говорить о том, что уроки физкультуры в бассейне были для меня просто адским испытанием? Поверьте, это очень сложно — прятать стояк в узких плавках, и пытаться не смотреть, на то, как твой «друг» нагибается, чтобы прыгнуть в воду. Ладно хоть тогда он стоит в плавках. А вот в раздевалке после урока… Ну как можно просто ходить абсолютно голым, болтая со всеми подряд целых пять минут? Мне кажется что у меня скоро и правда появятся мозоли на руках, потому что так часто заниматься тем, что я делаю в школьном туалете ненормально.
В общем в тот вечер, когда я очередной раз тащил его домой и касался там, где не должен был, его отец вернулся с работы пораньше. Тогда он пытался пристрелить меня, истошно орал о том, что его сын педиком не будет и даже захотел зарезать свою жену. Ну, очевидно просто для профилактики. Слава богу, что он был пьяным (как и всегда), и не попал в меня, но исход мог быть весьма печальным, если бы я вовремя не успел подхватить набухавшегося друга на руки и унести. Обычно я подкалываю его насчёт того, что он такой тощий, но сейчас это буквально спасло нам жизни.
В ту ночь мы пошли ко мне. Дома никого не было, ведь моя мама уехала к бабушке, оставив перед этим на столе записку «уезжаю на три дня» и десять долларов. Спасибо мама, что хоть так, а то в прошлый раз она просто написала смс о том, что её не будет неделю, а мой вопрос о том, что мне есть просто проигнорировала.
Этот самый человек лежал сейчас на моей кровати только в трусах, и, вероятно, очень крепко спал. Потому что если бы он не был мертвецки пьян в ту ночь, заметил бы, чем я занимаюсь. Услышал бы хлюпающие звуки, которые стояли в этой комнате около часа, и уж точно обратил бы внимание на то, что на его груди красовалось гигантское белое пятно непонятного происхождения. Эту ночь я по праву считаю лучшей ночью в своей жизни. Ведь даже поцелуй в губы, пусть и маленький, совсем невесомый, но такой приятный и горячий для меня, не смог разбудить моего дорогого «друга».
Да, это было очень приятное окончание встречи с его отцом.
Но сейчас мы заходим к нему домой не боясь очередного припадка пьяного мудака, потому что я предварительно заглянул во все окна и проверил есть ли он там. К счастью, не оказалось.
— Слушай, а ты можешь сказать что зашёл один, я правда не выдержу очередного расспроса от неё на тему того, кто я и как познакомился с ее сыном, — смешно звучит конечно, но ситуация на самом деле очень грустная.
— Хах, хорошо. Я тоже не настроен на вопросы, у меня есть очень важный разговор перед встречей с Генри, — ещё одно его качество, которое иногда меня раздражает. Умение заинтриговать. И ведь постоянно получается, сучёнок.
— Ладно, убедил. Только давай быстрее, нам надо ещё биты забрать из гаража, — говорю я и ловлю не понимающий взгляд. В драках я практически никогда не участвую, потому что не было пока что такой необходимости. Да и не особо люблю оружие если честно.
— Да какие тебе биты, — отвечает он и треплет меня по волосам. Конечно я обожаю такие минуты, но мне же надо показать что я обижаюсь на это и все такое, поэтому я откланяюсь и делаю недовольное лицо. Хотя в моих фантазиях его руки вытворяют со мной вещи и похуже. — ладно, понял, понял. Пойдём уже.
Успешно избежав преграды в виде его матери, которая залипла на очередное тв-шоу, мы направились прямиком в его комнату. Странно, обычно она реагирует на открывающуюся дверь, но похоже сегодня у нас праздник. Я даже пошутил про то, надо ли нам подойти и проверить её, на что он только покачал головой.
Но как только я переступить порог его комнаты ноги подкосились, а воздух встал комом в горле. Стол, стул, плакаты на стенах, все вроде на своих местах. Хотя нет, а черту, ничего не было на своих местах. ГДЕ горы мусора? ГДЕ куча пустых банок из-под пива в углу? ГДЕ заваленный вещами стул? ПОЧЕМУ ТУТ ЧИСТО? Именно это я ему и высказал, даже не обращая внимания на то, как сильно он покраснел.
— ТЫ СЕРЬЁЗНО УБРАЛСЯ? ПОГОДИ, ТУТ ЧТО, ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ СТОЯЛ ДИВАН? — я даже сам не заметил, как перешёл на крик, потому что, скажу точно, это один из самых шокирующие моментов в моей жизни. Постоянно когда я сюда приходил у него был полный бардак. И я даже пытался убираться по началу, но потом забил, потому что мусор и грязные вещи росли просто в геометрической прогрессии,
— Погоди, ты… Ты только это заметил?
Уже немного отойдя от шока, я решил оглядеться по сторонам. Единственным предметом, который привлекал моё внимание, оказался конверт на его столе. Чистом, мать его, столе!
А вот Патрик немного занервничал, видя, как я подхожу к столу и открываю бумажку. В ней оказался только… Шоколад с малиной? Да, мой любимый шоколад. Я ему это сам когда-то говорил. Но что за повод?
— Крис, послушай. Помнишь вчера мы как обычно были на тусовке с Генри? Ну, где он ещё чуть не застрелил собаку?
— Да, конечно помню, — вчера мы и правда опять пошли гулять, ну или как это называет Генри «патрулировать город». Да, иногда он бывает очень странным и агрессивным, но у нас просто нет выбора. Если бы не он, именно над нами бы все смеялись, а так все происходит в точности наоборот.
— Ты же опять тащил меня пьяного домой, да? — после этой фразы я стал чувствовать что-то неладное. Да, тащил. И делал то, что делаю обычно в таких ситуациях. То, что на утро ты точно не вспомнишь.
— Ну да, как и всегда, именно я дотащил твою задницу сюда, — говоря эти слова, я очень сильно надеюсь, что мой голос не дрожит. Хотя скорее всего так и есть.
— Хорошо. Хорошо… — мне очень не нравится этот тон и такая пауза, слишком сильно не нравится. — А теперь пообещал мне что не будешь перебивать и дослушаешь до конца, ладно?
— Л-ладно, — вот теперь мой голос точно стал как у этого стремного Билла из нашей школы, только я не могу понять почему. Патрик ведь мой лучший друг и с ним я никогда не волнуюсь. Хотя кого я обманываю, для меня он уже успел стать чем-то большим.
— Ты не пугайся, но где-то месяц назад я стал только изображать из себя чересчур пьяного, хотя на самом деле больше двух бутылок не выпивал, поэтому помню все, что со мной происходило, когда ты дотаскивал меня сюда. Я помню твои руки, Крис. Я помню твои губы. Честно, когда это произошло в первый раз я очень хотел тебя ударить. Прям взять и втащить, ведь я не пидор какой-то. Но что-то внутри меня… Оно сломалось, понимаешь. Всю жизнь я понимал, что у нас с тобой особенные отношения, что я могу доверять тебе абсолютно все, но не мог понять, почему с другими так не получается. Не мог понять почему вместо того, чтоб поехать к той Джессике, которая уже три раза практически открытым текстом говорила чтоб я её трахнул, я ехал к тебе пить. И я сам до конца не знаю как такое могло произойти, но с каждым разом, когда ты кидал на кровать якобы пьяного меня со словами «отсыпайся, дорогой», а потом своими ручками начинал водить по моему телу, с каждым чёртовы разом, желание вжать тебя в эту кровать и поцеловать только усиливалось. Я знаю, что ты не педик, да и я тоже, но… Я не понимаю, честно, не понимаю.
В моей голове было слишком много мыслей. Слишком много для того, чтобы озвучить хоть одну из них, но Патрик закрыл лицо руками, потому что стал смущаться. В такой ситуации любой бы стал смущаться, но от него я такого не ожидал. Знали бы малолетки, до которых мы постоянно докапываемся о том, что мы сейчас обсуждаем. Но действовать надо быстро. Говорить первое, что пришло в голову, я не романтик какой-то чтоб красиво признаться в любви в ответ.
— Ну так… Чего ты ждёшь? — он с удивлением поднял на меня глаза, как будто задавая немой вопрос. — Ты сказал, что хочешь вжать меня в кровать и поцеловать, так… Чего ты ждёшь?
Я конечно знал, что повторять дважды ему никогда не надо, но такого я точно не ожидал. Молниеносно преодолев расстояние между нами, он буквально схватил меня за запястья и всем своим телом навалившись, сделал то, что обещал. И господи, не один сон, после которых я обычно просыпался с пятном на покрывалах не заменит тех чувств, которые я испытал внутри. Такое долгое ожидание дало свои плоды, ведь мы делали это так быстро и грубо, словно были возлюбленными, которых разлучили на несколько лет. Я попал в рай и это лучшее, что со мной случалось за всю мою жизнь, об этом мгновении я буду вспоминать всегда, а сейчас надо просто раствориться в моменте.
Крик. Удар. Вид его матери, стоящей вместе с тяжёлой вазой.
— ДА Я ТЕБЯ В ПСИХУШКУ ЗАСАЖУ, ПЕДИК ТЫ ЕБАНЫЙ! МАЛО ТЕБЯ ОТЕЦ БИЛ, НАДО БЫЛО И МНЕ ДОБАВЛЯТЬ, ДА?! ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ПОЗОРИШЬ НАШУ ФАМИЛИЮ, А, ЩЕНОК? Я УЖЕ ПОЗВОНИЛА ТВОЕМУ ОТЦУ, ОН СКОРО БУДЕТ ЗДЕСЬ, ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЕБЯ ЖДЁТ?!
Дверь в дом с грохотом открылась, и я услышал шаги в сторону комнаты, в которой мы стояли. Думать о чем-то сейчас бесполезно, но если это его отец — то о хорошем конце мне можно и не думать. Какой же ты молодец Крис, что признался своему другу. Просто умница, не мог быть, как все нормальные шкеты и любить девочек, тебе надо было выбрать именно лучшего друга. Но теперь уже поздно. Ведь в дверях стоит тот, встречи с кем я боюсь больше смерти. И он молчит. Молчит целую минуту, в течение которой я успеваю прокрутить у себя в голове все свою жизнь. И все моменты, связанные с Патриком, который в данную минуту стоит рядом со мной, с абсолютно безэмоциональным лицом. Он уже понимает, что произойдёт дальше. И я понимаю.
— Этих сраных пидоров в моем доме больше не будет! ЭТИХ ЕБАНЫХ ПЕТУХОВ В ЭТОМ ГОРОДЕ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ! — он срывается на крик.
Удар. Ещё один. Я слышу приглушенные крики Патрика и его матери, и даже не чувствую боли, по крайней мере физической.
Просыпаюсь уже в помещении с белыми стенами. Да вообще все вокруг белое. Издалека доносится какие-то вопли. То, что я сделал — самая большая ошибка в моей жизни. Я поплатился за те минуты блаженства, причём поплатился сполна.
***
Солнце уже давно зашло, и к школе подъехал старый разбитый автомобиль, из которого вышел чем-то недовольный Генри Бауэрс.
— Ну сколько можно ждать этих придурков, почему я должен звонить им по сто раз, договаривались же! — от злости он даже пнул колесо своей машины.
— Ладно, и без них справлюсь, но блять, попались они мне на глаза…
В этот момент Генри точно не мог знать, что его лучшие друзья сейчас были на приёме у психиатра, где им доходчивым языком, а именно с помощью шоковой терапии и двадцать пятого кадра, объясняли, что гомосексуализм это плохо.
***
— Так, до одиннадцати осталось полчаса, нам уже надо выходить. Все помнят, что им делать? — я сказал это так, будто мы собирались как минимум ограбить банк в Нью-Йорке, а не придумали план, как избежать нападок местного гопника.
— Ну, а ты, Эдди? Помнишь, что от тебя требуется? — я даже специально повернулся к нему, потому что очень сильно волновался, ведь, как говорила его мама — «Эдди — очень хрупкий мальчик».
— Да, Ричи, помню, отвали уже, — не знаю почему он так агрессивно отвечает, я спрашиваю всего лишь пятый раз.
— Ух, какой злой. Ну ладно, Неудачники, выходим.
