Винстон на подоконнике

После того случая, Генри и правда пришлось посадить в какое-то исправительное учреждение для проблемных подростков в Массачусетсе, хотя должны были вообще упрятать его в тюрьму. Хуже всего было то, что той девочке, Джессике Блэк, пришлось уехать из города. Насовсем. Тогда в Дерри очень часто говорили об этом, теперь почти на каждом углу были предусмотрительно развешаны плакаты с «номерами доверия», которые все равно не работали. Вот только никто и думать не хотел о том, каково это — пережить изнасилование. Ведь у нас очень маленький город, и его размер прямо пропорционален размеру мозгов его жителей. Джессика стала изгоем. Каждый раз, когда она выходила из дома, кто-то показывал на неё пальцем, шептался за спиной или просто смотрел взглядом, полным пренебрежения, будто она гребаная проститутка. Затем полетели уже открытые действия, вроде закидывания её дома яйцами или просто надписями «шлюха» на стенах. А знаете сколько раз я слышал упоминания о Генри и о том, какой он мудак? Сколько раз я видел надписи, вроде «Бауэрс — ублюдок»? Ноль. Всем плевать на то, что такие как он до сих пор живут в нашем городе, ведь гораздо легче обвинять во всем Джессику, которая просто зашла занести учебники в библиотеку. Просто. Зашла. В школу. Думаю теперь мне не надо объяснять почему я так хочу свалить из этого поганого города. Каждый здесь пропитан гнилью и отвращением к любым человеческим ценностям. Да, меня нельзя было назвать святым, я курил, отпускал пошлые шуточки и иногда меня мало заботили чувства других людей. Но я хоть не оправдываю насильника. Хотя в тот вечер после нашей встречи с Бауэрсом, думал я далеко не о нем… Эти глаза, именно те, которые смотрели на меня, пока я постепенно терял связь с окружающим миром, они не давали мне покоя. Весь вечер я пытался максимально отвлечься от этого, и у меня получилось. В конце концов я просто веселился с друзьями и как обычно травил свои шуточки. Летом ситуация стала, по моему мнению, только лучше. Каспбрак все-таки выиграл в этом конкурсе эссе и поехал в свою Канаду. Трепался правда об этом потом каждые три секунды, рассказывая какая же у нас разная культура и тому подобное. Я в такие моменты обычно лениво выкуриваю парочку сигарет, чтобы скоротать время, ведь половину из произнесённых Эдди слов я просто не мог понять. Темперамент, библиография, примитивизм… Не сказать, что я часто пользовался этим в повседневной жизни. Было просто приятно залипать на губы Каспбрака во время его рассказов. Сначала это немного пугало меня, сначала глаза, потом губы, а дальше что? На член буду смотреть? Хотя потом я понял, что мне было настолько чертовски скучно, что мой мозг искал хоть что-то движущееся, чтобы зацепиться за это глазами. Именно этим и оказались губы Эдди. Вообще я решил что тогда, ночью у школы, у меня просто был шок и небольшая паника, именно поэтому я и придавал глазам своего лучшего другастолько значения. Если бы мы спасали эссе Стена, Билла, Беверли или кого угодно другого из нашей компании, я вёл бы себя абсолютно также. Наверное. А между тем дни текли и текли, как тягучая сосновая смола, ведь было лето и мы с Неудачниками гуляли каждый день, хотя чаще всего это были просто посиделки в нашем убежище в лесу, ведь на улице практически всегда стояла невыносимая жара. Чтение всякой фигни, громкое пение птиц и палящее солнце, от которого мы удачно скрывались, ведь фактически находились в чёртово погребе. Я не любитель всей этой фигни про красоту момента, но... Это было действительно круто. Кстати, миссис Кей стала реже выпускать Эдса, ведь «Восьмой класс это уже практически старшая школа, и ему надо серьёзно подготовиться, а не с тобой гулять, Ричард. Тебе бы тоже не мешало взяться за ум». И хлоп! — дверь закрывается прямо перед моим носом. Я уже говорил, что часто курил из-за этого? Сначала было обидно. Одно очень странное ощущение, ощущение что чего-то важного не хватает, преследовало меня первый месяц. Весь июнь. Наверное, это было из-за того, что в учебное время мы с Эдди гуляли днями напролёт и я очень к нему привязался. Ну знаете, вся эта забота и поясная сумка с медикаментами, к этому привыкаешь. И когда падаешь с велосипеда, ты уже хочешь сказать что-то вроде «Эдди, не кричи так громко, это всего лишь ушиб». Ну, а получалось так, что Каспбрак сидел у себя дома и зубрил школьную программу, пока я лежал как придурок на асфальте. И да, падать все-таки довольно неприятно, если рядом нет кого-нибудь, кто тебе поможет. А потом наступил июль, которого я возможно и ждал, ведь мы с родителями как обычно поехали в Нейплс, штат Флорида к моей тёте, которая сдавала там пентхаус. Знаете, это маленький городок на побережье, и говорят что там самые чистые песчаные пляжи во всей Америке, поэтому в это время года там было много туристов. Да и я был не против лишний раз позагорать, учитывая что природа наградила меня мертвецки бледной кожей, на фоне которой чёрные кудри казались чем-то неземным. Может быть поэтому мне никто и не давал. Именно в Нейплсе все и закрутилось. Начну с того, что когда я только приехал, тётя сказала что-то вроде «Ого, как Ричи вымахал!», и мне было все равно на это, потому что она говорила так из года в год. Но когда я как обычно валялся на пляже и читал комиксы, то услышал какие-то странные звуки неподалёку. Уже приготовившись выслушивать насмешки, я обернулся и увидел двух девочек-подростков, которые о чем-то болтали, смеялись и показывали на меня пальцем. Но это было не как в Дерри, они смотрели на меня с какой-то заинтересованностью. Не отвращением как обычно, не с желанием оскорбить, а с заинтересованностью. И вот лежу я на пляже, смотрю на них в ответ, а эти две так же хихикают и начинают… Краснеть? Да, они и правда покраснели. Это было самое натуральное смущение, которое я видел только на лице Эдди, когда шутил про его мамку. Хотя там скорее был гнев. В этот момент мой мозг просто переклинило. Конечно я помнил как мои шлюховатые одноклассницы краснели, когда смотрели на наших повзрослевших уголовников, пытаясь их впечатлить, но о том, что я окажусь «по ту сторону изгороди» у меня ни возникало ни единой мысли. Именно из-за этого лучшим решением в этой ситуации я выбрал лежать дальше, не обращая на это внимания. А вот когда одна из них подошла ко мне и сказала «Привет, а это ведь ты Ричи Тозиер?», я уже не мог просто их игнорировать. Да и зачем? Эти девочки хоть и не были моделями, но и я не идеал красоты. В общем да, мы о чем-то поговорили, хотя этот разговор на 90 процентов состоял из её смеха и моего недоумения. Зато я узнал о том, что она Шарлотта, а там её подруга Вики, им обоим по 14 (хотя выглядят они лет на 30) и они тоже не местные. А потом Шарлотта позвала меня в кафе сегодня вечером, где будут они вдвоём и их друзья. И я согласился. Скорее из-за вечной скуки в нашем доме, а не из-за желания. Там я узнал, что по вечерам, оказывается, на этом пляже местные недо-рок-группы собираются и играют. Это было неожиданно, потому что за все семь лет, что я сюда приезжаю, никто мне ни разу не говорил о таком. Ну или тётя просто не хотела, чтобы я испортился, ходя на эти концерты. Как же много обо мне она не знает. А ещё я, оказывается, своеобразная звезда того пляжа. Это мне сказал Итан, пацан из той компании в кафе. Все дело в том, что я постоянно прихожу на этот пляж и просто лежу, читая что-то. Не купаюсь, не пытаюсь с кем-нибудь заговорить, как это обычно делают приезжие подростки, а просто лежу. Это что, правда так странно выглядит со стороны? Ну не люблю я воду. И незнакомых людей тоже не особо люблю. Наверное это только в своём городе я такой смелый, могу заговорить с кем угодно и когда угодно, потому что все знают, что я — Ричи Тозиер и постоянно несу какую-то хрень. Но вот совсем другое дело искать себе знакомых в новом, незнакомом городе. Когда мы первый раз приехали в Нейплс, я был маленьким и просто стеснялся знакомиться с другими детьми. А потом, когда уже немного подрос, то понял, что мне и одному в принципе не плохо, да и желания особого не было. А тогда, сидя в кафе с незнакомой мне компанией, я вдруг ощутил нехватку какого-то важного компонента в своей жизни. Вот все сидят и смеются, но чего-то же не хватает, правда? Я тогда так и не понял чего, а принялся узнавать подробности про фестивали на пляже, когда они пройдут и кто вообще там будет выступать. И теперь я могу с уверенностью сказать, что это лето изменило мою жизнь. Не добившись разрешения сходить на первый концерт, я подумал, что правильным решением будет просто уйти из дома, никому не сказав. А когда я вернулся, было даже немного обидно, что никто не заметил моего отсутствия. Всю ночь. Ну и плевать на них. Именно там я встретился с Марком, с которым потом отрывался весь июль, и познакомился с его компанией, где были пацаны лет от 17 до 23 лет. С ними я чувствовал себя взрослее, но не сказать, что чувствовал себя собой. Это круто, месяц потусить по старшими, но все-таки я привык быть самым отбитым в своей компании Неудачников. А Фэррис, который один раз напился и захотел поджечь свою руку, уж явно подурней меня будет. Но там были ещё и девчонки. Ох уж эти повзрослевшие нежеланные дети, которые стараются выделиться яркой косметикой и короткими юбками. Кстати да, я солгал всем, сказав, что мне скоро исполнится 19, и они даже поверили. Скорее всего из-за роста. Ещё меня очень удивило то, что какую бы хрень я не сморозил, эти девочки смеялись. Странный способ кого-то впечатлить, если честно. Я не запомнил даже половины имён, хотя их всего штук 10. Но некоторые особо выделялись. Одной из таких была Трейси. О, Трейси. Кусочек нарощенных блондинистых волос, носящих сетчатые колготки. Именно её я и уломал на минет в туалете в самом конце июля. Это было в разы круче, чем дрочка, но и какого-то особого взрыва эмоций я не испытал. На самом деле она и не особо-то понравилась мне, но была однозначно лучше всех остальных. Во-первых, потому что я случайно видел её паспорт, где был указан возраст 18, а за приставания к другим я мог получить статью. А во-вторых, потому что Трейси не смеялась над моими неудачными шутками. Критерий фальшивости для меня. Хотя в последний день я все равно даже не зашёл к ней, чтобы попрощаться. Зато с Мерелин я просто обязан был поговорить перед отъездом. Это единственная девочка, которой я оставил свой номер, в надежде что хотя бы раз в месяц она будет звонить мне из телефонных будок. Вот по кому я точно буду скучать. Она была абсолютно не похожа на остальных, и с ней, в отличие от других, мы познакомились не в кафе или на концерте. Одним днем, когда я слишком устал от всей этой суеты вокруг, я как обычно приволокся на пляж, где хотел просто полежать и почитать какую-то книжку, которую Эдди всучил мне перед отъездом. «Не строй из себя идиота, Ричи, тебе же должно быть интересно хоть что-то кроме комиксов и твоего Кинга» — его голос даже зазвучал в моей голове. И именно тогда я увидел Мерелин. Она сидела совсем неподалёку от воды и смотрела вдаль. Черт знает зачем, но я решил к ней подойти. Просто почему-то мне показалось, что с ней точно не будет этой наигранности, которую я и так получаю каждый день в тройном размере. И оказался прав. Сначала все равно было неловко, но потом я почувствовал что-то, чего мне так не хватало. Мы обсуждали наши любимые фильмы и, на удивление, некоторые даже совпали, я рассказывал ей про Дерри, Неудачников и то, как мы спасали эссе Каспбрака. После этого рассказа она замолкла, а потом сказала, что тоже знает Эдварда Каспбрака. Оказалось, что и она писала эссе, на которое возлагали большие надежды, но в конце узнала, что её обскакал какой-то мальчик из богом забытого городка. Мерелин сказала, что она все равно заняла второе место, и её семье выплатили маленький грант на обучение. «Я даже обрадовалась, Ричи! Нам гораздо нужнее деньги, поверь. Я ещё успею посмотреть на Канаду» – почему-то в этих словах я разглядел Бев. С тех пор мы встречались на пляже каждое утро, болтали о всяком, и с каждым разом я понимал, чего мне так не хватало. Хотя нельзя было назвать её душкой, она часто отпускала шутки в мою сторону или могла даже ударить, если я заходил слишком далеко. В записке с моим номером, которую я просунул ей под дверь в последний день, были пятьдесят баксов. Не особо много, но это все, что я смог сэкономить. «Мерелин, я приеду следующим летом. Обещаю». И к ней приехать я точно собирался. Но не скажу, что я сильно грустил, когда уезжал из Нейплса. Все-таки впереди ещё целый месяц лета, который обещал быть просто прекрасным. У этих разговоров, посиделок в убежище и тонны съеденного мороженого была своя атмосфера. И она мне нравилась точно не меньше, чем атмосфера запойных вечеринок. А ещё моя дорогая мама сходила к миссис Кей, чтобы Эдди подтянул меня по некоторым предметам, потому что у всех подруг в её клубе по вязанию были прилежные и воспитанные сыновья, которые отлично учились. Одним словом задроты, те, которых Генри Бауэрс ел на завтрак. А меня теперь тоже завтраком кормили, кстати. Ведь один из самых лучших учеников школы Дерри теперь приходил к нам домой каждое утро, и надо было делать вид прилежной семьи. Только вот родители уходили на работу очень рано, часов в шесть утра, а приходили, если повезёт, в десять вечера. Они никогда не говорили где работают, а когда я спрашивал, лишь отвечали что-то вроде «Ричи, дорогой, мы очень устали, иди в свою комнату». Нашу семью нельзя было назвать идеальной. Иногда мне казалось, что ее даже нельзя назвать семьёй. Ну, а весь август по утрам я вставал в девять (подумать только, как рано!) утра, чтобы сварить овсяную кашу, которую так любит наш Эдди. Вот честно, если бы он меня об этом попросил, а не мама, я вставал бы намного охотнее. «Тозиер, уберись. Тозиер, ты меня вообще слушаешь? РИЧИ, ХВАТИТ ПРОСТО ПЯЛИТЬСЯ В ОКНО, Я ТУТ РАССКАЗЫВАЮ ВООБЩЕ-ТО!» — вот что было каждое утро августа. Зато когда наши лица обдувал прохладный ветер и мы мчались на великах хрен знает куда, я рассказывал Биллу о Нейплсе и о том, что у меня была куча девчонок. «Р-ричи, ты к-кажется бредишь» - вот что прилетало мне в ответ. Удивительно, но в Дерри я до сих пор оставался лузером. Ну и плевать, зато здесь у меня есть настоящие друзья. Когда мы были в убежище, то я постоянно болтал с Майком о том волшебном пляже. Только тогда ко мне пришло осознание насколько же я везучий, ведь Хэнлон не видел моря ни разу в жизни, а наша семья моталась туда каждый год. Надеюсь, что смог словами передать ему атмосферу солёного ветра, крика чаек и той пресловутый кафешки у самого края песка. Ну а с Беверли я уже устал говорить о фестивалях. Вся эта атмосфера, спонтанные знакомства, бутылка из под дешёвого пива, которую ты случайно нашёл и выпил залпом, потому что все, чего ты действительно хочешь - это свобода. Да, бунтующий подростковый дух и прочая херня - вот что было у меня внутри, и я знал, что у Марш внутри то же самое. Именно из-за этого мы и не могли быть парой, кстати. Когда она только начала дружить с Биллом, потом с Беном, а затем уже узнала всех остальных, я естественно пытался к ней подкатить. Но она слишком похожа, я же как в зеркало смотрюсь, поэтому ту тупую идею отбросил сразу. Хотя ладно, кого я обманываю, она меня отшила. Во время рассказов про концерты, я один раз нечаянно обронил фразу, такую, которую Бев бы не хотела услышать. «Слушай, тебе надо обязательно сходить. Просто там такая энергетика, ты не представляешь, тебе точно понравится!» - а в ответ я услышал лишь тяжёлый вздох. Её иногда погулять не выпускают, Ричи. Какие нахер концерты. Врезать Элвину Маршу - отцу Беверли, определённо входит в мой список желаний. А теперь опять август и беззаботность. Я до сих пор помню, как на одной из ночевок у Билла, которые стали практически регулярными, мы уговорили его покрасить волосы в зеленый цвет. Безумие конечно, но когда даже Эдди пообещал ему дать списывать домашку по английскому, Денбро сдался. Быстро найдя зеленку, мы сделали это и... Ничего не произошло. Черт, у него же не осветленные волосы. Но давать списывать домашки все равно придётся. Потом мы решили устроить небольшую перестановку в убежище, подвигать некоторые вещи. А ещё всё пространство было завалено бежево-жёлтыми коробками от пиццы. Складывалось ощущение, что Эдди вообще не было здесь за время моего отъезда, но на гамаке - его любимом месте, слоя пыли не было. Очень странно. По словам Стэна он приходил сюда один - два раза в неделю почитать какие-то книги по литературе или "Кэрри" Стивена Кинга, которую я так заботливо ему всучил. Ну а что, обменялись опытом. Правда Стен так же сказал, что Каспбрак почти не разговаривал. Потом Эдди объяснил им, что Соня стала слишком помешана на учёбе и уборке, поэтому он и приходил в убежище просто отдохнуть. От всего. А меня рядом не было. Херовый я друг, получается. Стэн, кстати, немного изменился, и не в самую лучшую сторону. Он стал каким-то отстранённым и чересчур мрачным. Я попросил Билла с ним поговорить, почему-то у этих двоих своя особая связь. Мне остаётся лишь надеяться, что это не связано с его отцом. Да, Урис доставал меня, а иногда даже шутил надо мной в ответ, но он был частью клуба. Неудачники должны держаться вместе. А ещё Бев нашла где-то три банки с краской на заброшенной свалке, и мы решили покрасить несколько досок в убежище, но не подумали о том, что теперь там будет жутко вонять. Хотя как сказать, это поняли все, кроме меня, ведь лишь у меня хватило мозгов спуститься туда через час после покраски просто ради того, чтоб полежать в гамаке. Полежал, блин. Эдди чуть сам от приступа не умер, откачивая меня всеми средствами, которые можно найти у него в сумке. Даже своим ингалятором мне давал дышать. Новым, конечно, он потом его выкинул, и ещё неделю капал мне на мозги, что из-за меня ему теперь придётся покупать другой. Именно в тот момент что-то у меня в голове щёлкнуло. Я надышался краской и лежал на мокрой от росы траве, а Каспбрак – тот самый милый мальчик, который боится пыли – сидел рядом на коленях и пытался привести меня в чувство, потому что это единственный из нашей компании, кто хоть немного разбирался в чёртовой медицине. Единственный плюс от Сони Каспбрак. Но внутри меня теперь был какой-то странный счётчик, цифры на котором иногда увеличивались. Звучит как бред сумасшедшего, возможно так и есть, ведь я был где-то между обмороком и реальным миром, но теперь это... Часть меня? Я даже не мог понять что это за штука и к чему она вообще привязана. Возможно к удовольствию? Хотя нет, орущего Эдди вряд ли можно было назвать чем-то приятным. Мне кажется, как будто он был со мной уже очень давно, но понял я это только сейчас. Это определённо самая странная вещь в моей жизни. Также я хорошо помню день, когда поцеловал Эдди. По крайней мере, Беверли это так называет, и каждый раз, когда она это делает, я начинаю беситься. Я ведь просто дурачился на улице как обычно, запнулся об камень и упал прямо на Каспбрака. Кто ж знал, что он там окажется. А точнее, его щека (хорошо хоть не губы, тогда мне бы из города пришлось уехать от стыда). Хотя, не мне жаловаться, упасть на него было в тысячу раз приятнее, чем на землю. И в этот момент я тоже почувствовал, что цифры подросли. Знаете, это как такая полоска, где ты из зелёной зоны постепенно переходишь в красную когда набирается достаточно. А может я просто перерешал уравнений? Кстати, Эдди не очень понравилось это падение, потому что он вскочил, начал пшыкать везде санитайзером и судорожно махать руками. И да, у него было что-то вроде страшного смертельного ушиба, хотя как по мне обычный синяк, которых на мне штук пятнадцать. Но мы с ним вдвоём все равно пошли в тот день в больницу, и, разумеется, он весь путь на меня орал. Я не могу сказать, что это был лучший август в моей жизни но, Господи, это было очень круто. Поймите, я не одна из тех девочек, которые делают эстетичные снимки, а потом собирают их в коллажи, но этим летом мне захотелось такую штуку. Все было слишком расслабленно и беззаботно. Слишком. Ведь теперь я стоял перед школой, окаменевший, как и Эдди, который сжимал мою руку так, будто от этого зависела его жизнь. Чёртов Бауэрс не должен был выйти из тюряги для малолетних преступников сейчас. Не мог. Не имел права. Всё получалось не так, как я хотел. Неосознанно. Интуитивно. Как будто механически. Я выхожу на шаг вперёд перед Каспбраком, а сам рукой увожу его за себя. Потом объяснюсь, сейчас точно не самое подходящее время. И место. И люди рядом, а точнее — один конкретный человек. Через очки я отлично вижу все детали, например росу на листьях деревьев, грязные разводы на лужах, и то, как Генри хищно улыбается, смотря на нас через всю парковку. У меня в голове что-то нереальное, Бауэрс теперь стремительно движется к нам, а все мысли просто испарились, улетели из головы. Так, Ричи, сосредоточься. Сколько минут пройдёт до того, как прибежит кто-нибудь из учителей? Все уже давно в школе, он успеет избить тебя до кровавых соплёй, и выбьет зуб, если не повезёт, прежде, чем кто-то вообще заметит нас. Ближе и ближе. Сердце просто сходит с ума, ведь в июне у нас хотя бы был чёткий план действий, но даже тогда я чуть не упал в обморок от волнения. Господи, если сейчас мне померить давление, то я уверен, меня бы положили в больницу. А теперь Генри стоит в одном шаге от меня. И делает его. — Посмотрите-ка, — он все так же хищно улыбается, — наконец-то пришёл. А я уже и не надеялся на это, но вспомнил, что ты должен привести свою принцессу в школу. — Е-если ты собираешься м-меня бить, — мой голос дрожал, дрожал сильнее, чем когда-либо, как будто я чёртов Билл. А в ответ я услышал лишь… Смех? — Воу, воу, расслабься. Я пришёл с хорошими новостями. Для вас, — он на секунду замолчал, но потом усмехнулся и продолжил, — В течение года я не могу нарушать никакие законы, даже если машину не туда поставлю, меня могут снова посадить. Такая вот расплата за досрочку. Я бы расслабился, я бы рассмеялся ему в лицо, но это был не конец разговора. Что-то мне подсказывало, что этот ублюдок ещё не договорил. Все произошло слишком резко. Слишком резко Генри схватил меня за волосы и буквально зашипел на ухо: — Но что будет в конце этого года, Тозиер… Ты даже не представляешь. А затем он бросил меня на землю, настолько сильно, что, кажется, локти начали кровоточить, быстро развернулся и ушёл, бросив лишь: — Ты бы присмотрел за своим парнем, Тозиер. Вон как трясётся, — клянусь, я услышал смех Бауэрса даже тогда. Но мне уже было плевать на него. Плевать на прозвеневший звонок и плевать на всё остальное, ведь я буквально кинулся к Эдди. Если бы я застал его в таком состоянии дома, то подумал бы, что у него умер хомяк. Красные глаза, ноги подкашиваются, а руки беспощадно терзают полы когда-то идеально выглаженной рубашки. Надо сделать, надо что-нибудь сделать, но у меня просто плывёт мозг. — Эй, Эдс, Эдди, Эдди, — он закрывает лицо руками и я не могу понять, почему он так расстроен. Ведь он не мог слышать последнюю фразу, Генри буквально прошептал её, а все остальное только идёт нам на пользу. — Ты ведь слышал, что сказал Генри, это ведь хорошие новости, так? Он больше не будет докапываться до нас, мы сможем жить обычной школьной жизнью без хулиганов целый год… То есть, всегда, Бауэрсу ведь теперь нельзя к нам прикасаться, так? Ну что случилось, что не так? — я просто отчаянно пытался узнать причину всего этого, ведь почему-то это отражалось и на мне. Когда он радовался и я хотел радоваться. Когда он плакал и я хотел плакать (правда когда он злился я хотел смеяться, но не суть). И наконец он смог мне ответить. — Ричи, я… Понимаешь, я так испугался за тебя. Все хорошо? Ты… Ты цел? Знаете, я не боялся воды, ведь в детстве меня научил плавать отец, просто выкину из лодки посреди озера. Но теперь я не плавал. Я тонул. У человека вообще могут быть настолько широкие зрачки? Это ведь не признак чего-то плохого, так? Плевать. Плевать на все. Сейчас я сижу на асфальте вместе с Эдвардом Каспбраком и цифры на моем счётчике просто летят вверх. Я не знаю, что это. Но уверен, это точно не будет чем-то плохим. Почему-то уверен.