Спасение Гаспара Хаузера

Бой гремел в окрестностях Кабула, Ночь сияла всплесками огня. Не сломало нас и не согнуло, Видно, люди крепче, чем броня. Дипломаты мы не по призванию, Нам милей, братишка, автомат, Чёткие команды-приказания И в кармане парочка гранат. группа «Каскад»

Звучала молитва-воззвание на латыни, блистали мечи и пики, сверкал, будто бы собственным светом, простой серебряный крест. Речитатив, подхваченный присутствующими, завораживал, даря ощущение мощи и силы. В какой-то момент защита мерзопакостного колдуна помутнела, явив себя людям, и вот тогда они одновременно ударили мечами и крестом в нее, вызвав небольшое землетрясение. Проявившийся в полном объеме купол, закрывающий остров, помутнел, покрылся трещинами и, жалобно зазвенев, осыпался вниз. Первыми на песок вступили паладины, готовые атаковать богопротивных колдунов, но пляж казался пустынным и тихим. Один из паладинов поднял вверх руку, и из нее, подобно утренней звезде, вырвался огонек, взбираясь все выше в небеса. В тот же миг десантные корабли резво двинули к берегу, готовясь высадить десант из людей и магов. Высадка началась. *** За тот раз, когда они с новым… другом… Гарри, который оказался сыном высшего, Лиру очень сильно наказали, да так, что почти две недели она совсем не могла двигаться. Гарри, наверное, просто не захотел взять ее под свою защиту, тогда просто закричал и убежал. Наверное, это оттого, что она низшая. Староста деревеньки посчитал, что она оскорбила Гарри и… вот. Когда Лира смогла двигаться и начала ходить, она пыталась найти Гарри так, чтобы никто не видел, но почему-то не могла, что ее очень расстроило. Сегодня, прямо с утра, к ним в дом пришел тот высший и хотел забрать Лиру с собой, но что-то почувствовавшая мама не дала. Она встала на пути высшего, собой защищая своего ребенка и… Девочка никогда-никогда не сможет забыть медленно стекленеющий взгляд мамы, плавно падающей на пол. Этот страшный разрез, наливающийся алым, будет преследовать ее всегда. Но высший схватил ее, содрав платье, и… все померкло перед глазами. *** Отец, ничего не объясняя, схватил Гарри за волосы и куда-то потащил. Тогда Гарри так и не смог сделать выбор между папой и Лирой, отчего очень мучился все это время. Было очень больно, он кричал и сопротивлялся, но добился только злобного «заткнись, отродье!» Это его так испугало, что он горько заплакал. Но его никто не хотел слушать. Держа его на весу и обдирая одежду, как кожуру с экзотического фрукта, отец тащил его куда-то, шепча что-то. Когда Гарри смог прислушаться, он услышал что-то вроде: «…раздавлю ублюдка…» Неужели это было о нем? Нет! Такого не может быть! Когда его внесли в какую-то залу и бросили на холодный каменный пол, он услышал: — Господин, ублюдок тут! — Хорошо, готовь его, не будем откладывать, — услышал он в ответ странно знакомый голос. «Неужели все возвращается?» — думал Гарри. Он никак не мог поверить в то, что папа, папочка оказался… Что его опять предали и продали… Что он все-таки никому не нужен… *** На берегу кипел бой. Паладины и десант в необычных круглых шлемах сражались со странными волками. Волки были величиной чуть ли не с человека, их не брали пули, и было их много, очень много. Маги подумали над тактическими шлемами и перед десантом, выбиваясь из сил, зачаровали все, поэтому десант мог видеть лучи заклинаний, прилетавших из леса. Против волков не спасали ни молитвы, ни автоматы, зато хорошо помогали русские «шмели»* и гранатометы. То тут, то там падали, сраженные заклинаниями и страшными челюстями, люди. Применение артиллерии кораблей считалось абсолютно невозможным, из-за боязни зацепить людей. Как только пала защита, спутники «срисовали» поселок и людей, которых держали практически в заложниках. Постепенно бой смещался в сторону «зелёнки»**, оставляя позади воронки, кровь и тела погибших. Колдуны, засевшие на деревьях, смогли проредить первую волну атакующих, но дальше удача изменила им. Неизвестно откуда появившиеся ранцевые огнеметы времен Второй Мировой войны очистили души продавшихся Врагу Рода Людского. Войска медленно двигались в сторону обнаруженной деревни… *** Гарри обнаружил себя в большом зале, на нем была длинная, как платье, рубаха. Вокруг — только камень, какие-то письмена и… В такой же рубахе стоял, покачиваясь, старик, в котором угадывался директор Хогвартса. И чуть поодаль, держа в руке большой черный нож… отец. Гарри непонимающе посмотрел на него и попытался что-то сказать, но не смог. Почему-то у него не было рта. От осознания этого факта он чуть было не лишился чувств, но что-то удержало его в сознании. — Волей своей главы Рода, — речитативом начал говорить отец, который уже не был папой, — приказываю тебе повиноваться! И тут что-то случилось, Гарри почувствовал, что не может шевелиться. — Подними руку! Ногу! Опусти! — командовал Джеймс Поттер, с удовлетворением наблюдая за тем, как тот, кого он даже в мыслях брезговал назвать сыном, сломанной куклой выполняет его приказы. — Внести жертвы! Ужас обуял Гарри — на полу появилась связанная Лира и еще одна незнакомая девочка. Внезапно глаза Лиры широко распахнулись, в них появилась боль. Их взгляды встретились, и эту отчаянную боль маленькой девочки почувствовали оба. Она будто сорвала какой-то покров с души мальчика, и он вновь обрел контроль над телом. Не в силах сдерживать чего-то, что ожило в нем, он собрал все свои силы, посмотрел в глаза Джеймсу и прошептал внезапно появившимся ртом: «Отрекаюсь». В этот миг какая-то сила ударила Джеймса, впечатывая того в стенку зала. Мальчик уже бросился к Лире, но услышал «Империо». Какая-то сила погрузила его в приятный туман, захотелось делать все, чтобы этот туман не пропадал. — Сопляк, — услышал он. — Ты еще пожалеешь, ублюдок. *** Лира пришла в сознание внезапно, ударившись о каменный пол. Рядом с ней упала какая-то незнакомая девочка, на которой, как и на Лире, не было ни клочка ткани. Что-то заставило ее распрямиться и замереть на полу, раскинув руки и ноги. Она не могла ни закрыться, ни закричать… Что-то будто приклеило ее руки и ноги к камню. Это было очень страшно. Она вспомнила, как падала мамочка, как жизнь уходила из ее глаз, и слезы покатились по щекам. Заплаканные глаза встретились с глазами Гарри, который был похож на марионетку: ничего не выражающие глаза и жесты безвольно висящих конечностей. В какой-то момент между ними как будто зажегся свет, протянувшийся лучиком от зеленых глаз к Лире, мальчик вздрогнул, в глазах появилась жизнь. Он медленно повернул голову к высшему и что-то прошептал, отчего тот улетел спиной вперед. Она видела, как Гарри буквально прыгнул к ней, но сзади прилетел хорошо знакомый луч проклятья, и глаза мальчика снова стали неживыми. Мальчик застыл на месте, и высший, внезапно оказавшийся рядом с ним, начал с нечленораздельными криками бить его. Гарри не защищался, а просто улыбался так, как будто ему доставляет неземное наслаждение это избиение. Высший вдруг остановился, что-то крикнул и бросил перед Гарри нож, показывая на Лиру. Неужели он хочет?.. Лира закричала про себя, стараясь передать Гарри пожелание бороться с неведомым, но тот вдруг взял в руки черный нож и механически шагнул к ней. Шаг за шагом, с видимым трудом… Тишину разорвал речитатив, как странная песня на неизвестном языке. Вокруг потемнело, воздух завихрился, и появились мертвенно-голубые линии. Что-то как будто коснулось Лиры изнутри головы, изрядно перепугав и так напуганную девочку, а мальчик все шел. Наконец последний шаг, и нож поднялся вверх. Стало очень-очень страшно… *** «Нет! Не надо! Не хочу!» — кричал Гарри в розовый сладостный туман, как только понял, что он сейчас сделает. Нож в руке задрожал, по миллиметру опускаясь вниз, будто самостоятельно желая пронзить маленькое тельце невинной девочки. Каким-то страшным усилием Гарри сумел повернуть нож и, не в силах больше сопротивляться, опустил руку. Его рука коснулась бархатной кожи, и нож внезапно пропал из руки. Песня, звучавшая в зале, внезапно прервалась, и мальчик упал на девочку, желая закрыть ее от яростного взгляда Джеймса. В следующее мгновение Гарри ощутил себя летящим от сильного удара, потом же удары, перемежающиеся криками и руганью, полились бесконечно, сознание покинуло мальчика. Когда он очнулся, то почувствовал себя так, как будто его и не били, — ничего не болело. У него была цель — он должен был принести в жертву этих червей на полу, и тогда наступит счастье. Радостно кивнув, мальчик схватил нож и целеустремленно пошел к девчонке, которая дергалась, связанная чарами приклеивания. Необходимо было вонзить нож и аккуратно разрезать снизу доверху, чтобы низшая умерла не сразу, а дала свою кровь и боль ритуалу. Мальчик уже примеривался, куда вонзить нож, намечая разрез, как посмотрел в глаза низшей, желая насладиться ее страхом и болью. Ведь это такое наслаждение — смотреть в глаза умирающей от твоих рук жертве. Но в миг, когда их глаза встретились, что-то хрустнуло, ломаясь, и горячая волна ярости затопила Гарри. В этот миг исчез забитый наивный мальчик, исчез непонятно как появившийся холодный садист, все наносное исчезло, и перед волшебниками появился дикий зверь, защищающий СВОЕ. Джеймс даже не успел поднять палочку, когда ярость смела его, прижимая и прибивая руку к стене тем самым ножом. Отродье неожиданно преобразилось, в нем появились хищные черты прадеда, ярость прапрадеда и боль матери. Глаза засияли яркими звездами, волосы начали удлиняться, а на руках появились когти, сейчас медленно проникавшие в его живот. Страшная боль затопила Джеймса. *** Несмотря на то, что Джеймса воспитывали в приличной семье, о многом он предпочитал не помнить. И о том, что на самом-то деле главой рода не был — не принял Род предателя крови. И о том, что в роду держался только благодаря сыну, считавшего его близким, что и изменилось в тот самый момент, когда прозвучало слово, оформленное волей последнего в Роду. О многом предпочел не помнить Джеймс недо-Поттер. Правда, и Дамблдор этого знать не желал, и пока ему везло, до сегодняшнего дня. И о том, чем грозит убийство детей, и о том, что бывает с теми, кто принуждением влияет во время любого ритуала Магии. Эти двое считали древние правила, традиции и ритуалы лишь инструментом, а Магию — бездушной силой. А в силу любви они не верили, ибо не знали ее. И вот теперь, видя, как наследие меняет забитого мальчика, как его когти приносят ритуальную жертву, о которой Гарри никак не мог знать, Дамблдор понял, что во многом ошибался. Но было поздно — и магия покидала тело старика, лишая его возможности манипулировать и наносить благо. Он становился просто человеком, даже ниже низших по его же классификации. Магглов он вообще не считал за разумных существ. В ужасе уже бывший Великий Светлый смотрел на то, как медленно входит рука совершенно озверевшего мальчика в тело его родича, предавшего свою кровь, как на свет появляется еще бьющееся сердце и как растворяется черная душа Джеймса, не обретя посмертие. В этот миг зверь, сидевший в мальчике, обратил внимание ребенка на еще одного врага, и доедавший с утробным рычанием сердце врага Гарри медленно повернулся в сторону Дамблдора. Взглянув в глаза своей смерти, Альбус почувствовал, что обмочился. *** Огонь, взрывы, крики раненых — все то, что может описать ночной бой, властвовало на острове. Яркие росчерки трассирующих пуль, падающие с неба горящие машины, короткие, иногда матерные, команды — это была работа. Просто работа солдата. Встретив врага, они давили его изо всех сил, всеми своими возможностями, потому что там, вдали, были люди, нуждавшиеся в них. Война — это не праздничные салюты и бравые солдаты. Война — это боль и кровь, грязь и копоть… И смерть, смерть, смерть… Ворвавшись в деревню, солдаты и паладины рассредоточились, уничтожая очаги сопротивления, вытаскивая и отправляя в тыл ничего не понимающих людей, которых только что готовили к страшной участи. Женщины со слезами на глазах обнимали солдат и врачей, не переставая плакать. Но нужно было двигаться дальше. От освобожденных заложников офицеры-особисты узнали, где находятся остальные и где живет тот, за кем они и пришли. Подавив последнее сопротивление, они гнали оставшихся магов перед собой, выжигая огнем все подозрительные места. Наконец показалось величественное сооружение, в которое немедленно полетели гранаты. Раненый в бою за деревню, Северус лишь наскоро перевязался и продолжил рваться вперед. Он будто превратился в берсерка, ведь там тот, кого он в мыслях уже называл «мой малыш». Последний оплот колдуна сопротивлялся отчаянно, когда внезапно пала защита, и озверевшие от потерь солдаты влились внутрь. Коридоры, комнаты, в которые сначала летела «заря»***, а уж потом заходили люди. И вот, наконец, этот зал, который они не забудут никогда: распятые на полу девочки, лежащий без чувств мальчик и бешено воющий старик, которого немедленно связали, заткнув рот прикладом автомата. Почему-то Северус знал, что не должен разлучать бессознательного Гарри и девочку, что неотрывно смотрела на него. Упали прогоревшие двери замка или храма, и на пороге показался Северус Снейп. В почерневшей от копоти форме, с автоматом, висящим за плечом, он улыбался. В его руках устроились девочка, завернутая в одеяло, и мальчик в какой-то несуразной рубахе. Каска съехала на ухо, шлем где-то потерялся. А вокруг дикой канонадой гремели выстрелы поднятого вверх оружия. Победа.