Обеты дорнийца

Кварлтон Челстед был человеком, хорошо знающим, когда следует промолчать. К примеру, он не стал выказывать свое мнение относительно приезда принца Рейгара. С одной стороны, возвращение потерянного принца было недостаточно празднично, чтобы отвлечь народ Королевской Гавани от слухов об угрожающей армии на Севере, с другой стороны, оно не было тайным, чтобы дать возможность вернувшемуся наследнику оценить обстановку в относительном спокойствии. Оценить было что. Кварлтон подозревал, что принц Рейгар не совсем понимал, как Совет отнесется к его пропаже длиной в полгода, но даже он сам не был готов к столь неприкрытой неприязни со стороны отдельных членов Совета. Люцерис Веларион, мастер над кораблями, владетель Дрифтмарка, открыто считал Рейгара врагом покойного короля Эйриса и даже не явился на холм Эйгона, чтобы приветствовать принца и, как все полагали, будущего короля. Освелл Уэнт, рыцарь Королевской Гвардии, прибывший с Рейгаром, не преминул этот факт отметить, спросив, не соизволил ли мастер над кораблями наконец-то заняться делом и отплыть на запад, к неспокойному Пайку. Слова эти для надменного Велариона, в последние годы постоянно бывшему при Эйрисе, были неприятны. Наверняка ему передали и то, что принц Рейгар не сделал попытки заткнуть не в меру говорливого рыцаря. Саймонд Стонтон, мастер над законами и близкий друг Кварлтона, больше беспокоился о запертом в темнице Рикарде Старке. Он содержался в верхнем ярусе, его не ограничивали в хорошей еде, вине и свете, но Север застыл в ожидании. Насколько знал Челстед, старший сын Рикарда, Брандон Старк, отправился на юг, в сторону Дорна, и сгинул там. Принц Рейгар и его рыцари утверждали, что не сталкивались с ним, и молва приписывала Брандону смерть от марочников. У Кварлтона было свое мнение на этот счет, но и его не следовало озвучивать. Дочь Старка, которую привез ко двору Рейгар, разместили в недрах Красного замка и только что заперли не в подземелье. Она принца не обвиняла в убийстве и, более того, называла себя его женой, хотя сам Рейгар этого не комментировал. Саймонда девица интересовала мало, из-за нее никто военные действия разворачивать не будет. Какими бы громкими словами не раскидывался Роберт Баратеон, его укротит железная рука Джона Аррена. А Джон Аррен — должник Кварлтона Челстеда. Даже думать об этом было страшно. Страшно при мысли, что Хранитель Востока обязан ему, мелкому лордику из Королевских земель. Слишком велика длань, которая вытащила Элберта Аррена, наследника Орлиного Гнезда, из страшной огненной ямы, куда он стремительно падал, и Кварлтон в ней — лишь один из перстов… Маленький грош, складываемый раз за разом, непременно приведет к серебряному оленю, а уж тот — к золотому дракону. Люди считали Кварлтона Челстеда человеком, совершенно не способным к управлению государством, но он как раз таки был тем самым грошиком, без которого не сложится ценность золотой монеты. Только бы не всплыла его роль и роль его драгоценного Отиса! Уж сира Эртура Дейна и принца Ливена Мартелла Рейгар не тронет, один ему друг, другой — родственник по браку, а бедный несчастный Кварлтон останется крайним… Он ведь только хотел как лучше. Кто будет слушать невзрачного мастера над монетой, без громкой родословной и фактической власти? А его глупый Отис, в голове которого вместо полезных мыслей одна рыцарская чепуха, что с ним будет? Сын умершего брата, любимый им как родное дитя, сначала прибился к свите принца Рейгара, который исчез из Речных Земель с рыцарями Дейном и Уэнтом и северянкой. А потом, уже оруженосцем сира Эртура Дейна, тайно вернулся с поручением от последнего в Королевскую Гавань. Эртур велел Отису просить о помощи Ливена Мартелла, но только кто же пустит в Красный замок сбежавшего с Рейгаром юношу? Эйрис велит допросить Отиса, а допросы Эйриса хорошим не заканчивались… Быть может, Кварлтон не так умен как великий мейстер Пицель, но он-то всем нутром чуял, что тайные шпионы Вариса, которых тот называл «пташками», неусыпно следят за каждым в замке. Рыцари Королевской Гвардии вроде как сами короля охраняют, но только последний дурак думает, что у их собственных покоев стража не стоит. Отису хоть хватило ума обратиться к дяде, и только всевидящая Старица ведает, откуда у Кварлтона нашлась смелость просить дорнийского принца о помощи… стать посыльным между ним и его непутевым племянником. Кварлтон Челстед видел Брандона Старка на Харренхолльском турнире. Молодой лорд, хозяин жизни, дикий, как все варвары-северяне, с буйным нравом и пользовавшийся успехом у женщин. Малому Совету доложили, что именно он с другими молодыми людьми держит путь в Королевскую Гавань. Кварлтон хорошо знал, что такие люди как Старк или Аррен в жизни не послушают Отиса Челстеда, он для них как пыль в сравнении с их собственным золотым блеском. Эртур Дейн знал об этом не меньше него, но ещё знал нечто такое, что сподвигло его предотвратить появление Брандона в Королевской Гавани. Уж что такого Ливен Мартелл сказал Старку, перехватив его, Кварлтон не знал. Сам он, как лицо должностное, велел арестовать спутников Старка, Элберта Аррена, Кайла Ройса и Джеффри Маллистера по обвинению в хранении монет с ликом Дэймона Блэкфайра, а «путаница» разрешилась лишь после спешного отъезда Брандона Старка с его оруженосцем прочь из города. Кварлтон хорошо знал, что расточительство ведет к разорению. Расточительство человеческими жизнями приведет к разорению всей страны. Может зря Отис считал его занудным стариком, и в его жизни еще есть место настоящему подвигу? Через две ночи король велел вызвать к себе Кварлтона Челстеда. Тот был уверен, что за скорую отправку из столицы Элберта Аррена без ведома короля, мастеру над монетой жить недольше. Он шел в Тронный Зал как на казнь. Эйрис восседал на груде железа, и остановившийся в дверях Кварлтон не мог заставить себя сделать даже шаг вперед. Гвардейцев не было, и стража дворца, силком поставившая Кварлтона у подножия трона, тоже ушла. Эйрис был худ, и болтавшийся на нем балахон лишь еще более подчеркивал это. Лица его не было видно в полумраке, да и испортивший зрение Кварлтон не разглядел бы его и при свете, но зато тяжелый взгляд ощущался во всем теле. Кварлтон никак не мог решить, стоит ли ему падать на колени и молить о прощении или же лучше отрицать все до последнего слова. В первом случае король наверное даже не разозлится. Его лающий смех эхом отдастся от стен и ужасом застынет в ушах Кварлтона. А потом его отдадут палачам. Говорят, в темницах Мейгора творят жуткие вещи… Накажут и Саймонда Стонтона, ведь именно он настоял на кандидатуре Кварлтона после того, как Оуэн Мерривезер, прежний мастер над монетой, стал десницей. Пусть Матерь смилостивится над ними обоими и дарует им быструю смерть. Быстрой смерти Эйрис не удостаивал тех, кого считал предателями. А во втором случае? Скрипучий голос Эйриса будет стараться стать ласковым, и от одного представления Кварлтону поплохело. Он не желал смерти от Эйриса, смерти уродливой и жестокой. Внешность короля была лишь отражением его сущности. Кварлтон упорно смотрел в пол, но слабое покашливание заставило его поднять голову. Он глядел на короля снизу вверх, стоя где-то там, внизу, у подножия этого жуткого королевского седалища. От трона отделилась тень, и Кварлтон узнал Россарта, пироманта, которого Эйрис приблизил к себе в свои последние дни. Увидев мастера огня, Кварлтон дрогнул, словно раскаленные клешни уже коснулись его тела. — Как может король рассчитывать на своих подданных, если даже его ближайшие из слуг оказываются подлыми заговорщиками? — тихо спросил Россарт. Голос его, далекий от мертвого тембра Эйриса, вернул Кварлтона к жизни. — Я не сделал ни намека на поступок, что опорочил бы меня в глазах короля, — ответил он, глядя на Эйриса. Голос его дрожал и напоминал пламя свечи на сквозняке, но говорил он правду. В Тронном зале стояла гробовая тишина. Огромный череп Балериона Черного ужаса отражал свет факелов, что плясал на его желтой кости. Пустые глазницы источали холод. Холод — это хорошо, это лучше, чем пламя дракона, лучше чем дикий огонь Россарта. — Мой сын предал меня. — Эйрис не спрашивал — он всего лишь говорил то, что считал правдой. Кварлтон не был уверен, что ему следует отвечать. — Тебя переманил на его сторону Ливен Мартелл? Эта дорнийская змея? — Эйрис покачал головой, и его длинные волосы скользнули по топорщащимся лезвиям. Мастер над монетой — должность не сказать, что особо привилегированная. Мастер над законами отображает собой правосудие, мастер над кораблями — доблесть королевского флота, лорд-главнокомандующий — образец отваги и силы, а великий мейстер — мудрости и учености. Разве что мастер над шептунами может сравниться с казначеем в необходимости быстро подстраиваться под обстоятельства, изыскивать средства из ничего и становиться главным злом в глазах народа. Король решил выстроить новый замок? Мастер над монетой вводит налог на посетителей таверны. Все восхищаются заморским архитектором и поносят сборщиков налогов. Но Кварлтон Челстед справлялся, он изыскивал любые способы, только бы не связываться с Железным Банком. Долг перед ним рушил королевства, а все, чего хотел Кварлтон Челстед, — это мир, стабильность, порядок. Убьет король его — завтра должность получит новый лорд. А вот убьет принца Рейгара — и как бы сам не лишился своей должности. И отчего-то в способности короля убить сына он не сомневался. — Принц Рейгар действительно предал близкого человека, но не вас, мой король, — осторожно сказал он. Главное, чтобы дело до допроса с пристрастием не дошло. — Принц оставил супругу ради дочери лорда Старка. Король поднял руку и поманил пальцем Кварлтона. Тот мельком взглянул на Россарта, ему показалось, что он увидел ухмылку. — Варис говорил мне о том, что девица Старк была похищена в Речных землях, — медленно сказал Эйрис. — Рейгар желает союза с Севером? Хочет настроить их против меня? Зачем тогда привез Элию сюда, если мог оставить опостылевшую жену на Драконьем Камне — там бы она издохла от морского дыхания. — Нет, Ваше Величество. — Кварлтон поймал себя на том, что пытается разглядеть лезвия мечей сквозь волосы Эйриса. Сможет ли он сам перерезать себе глотку перед тем, как его схватят пыточных дел мастера? Липкий ужас вытеснялся подступавшей паникой. — Принцу Рейгару просто понравилась девушка, и он увез ее без намерения извести жену. Напротив, он доставил принцессу и детей под опеку великого мейстера. Принц не искал союзников… Он их потерял. Спросите прин… сира Ливена. Эйрис молчал. Россарт наклонился, чтобы сказать ему что-то, но король жестом велел ему умолкнуть. — Эта та, которую он наградил венком в Харренхоле? — Дождавшись кивка, Эйрис подался вперед. — Принц использовал венок в качестве сигнала для своих сообщников? Лицо короля попало под свет факела. Кварлтон задержал дыхание: уж слишком оно походило на морду дракона, такого, каким его изображают в детских страшных сказках. Все фантазии из-за слабых глаз и игры коварного пламени! Ему бы быстрым жестом вытащить кинжал и покончить с собой прежде, чем Эйрис велит сгноить его в чане с плавленным золотом. — Принц Рейгар, конечно, поступил опрометчиво, но разве дракону не дозволено взять понравившуюся ему женщину? — выкрикнул Кварлтон. Он бы что угодно кричал, только бы оттянуть время. Холодный пот стекал по спине, пальцы онемели, но тут мастер над монетой услышал странный скрипящий звук — так, словно две монеты трутся друг об друга. Кварлтон быстро оглядел залу, отчего-то ожидая полчища крыс, и только через минуту сообразил, что звук этот издавал король — не иначе скрипел зубами, а гулкое эхо исказило этот звук так же, как неровный свет огня лицо короля до этого. — Что же, мой верный слуга, — тем страшным ласковым голосом, которого так боялся Кварлтон, заговорил Эйрис. — Раз ты такой верный поверенный, то пусть Малый Совет отправит Рикарду Старку требование явиться ко мне, одному. Долг отца — помочь своему сыну, разве сможет теперь его сердце принять то, что девица Старк ляжет в постель к лорду Баратеону? Все-таки Кварлтон Челстед стоял далеко от короля и не мог судить о том, что именно выражало лицо Эйриса. Над кем это была издевка? Над ним, Кварлтоном, над принцем Рейгаром, чьи цели понятны были мало кому, или над рушащимся знаковым союзом Севера и Штормовых Земель? Мысли эти занимали его разум, но встретил он утро не в каменном мешке, а в собственной опочивальне. А потом король умер. Челстеду было стыдно признаваться, но он был так рад, что готов был даже простить долги перед королевской казной. Он остался жив. Он ждал Отиса. Похороны короля были скромными — таково его собственное решение, озвученное десницей на собрании Малого Совета. Но это было его не единственное решение в завещании, внесшем раскол среди коллегиального регента. Прошло уже немало дней, куда больше положенного срока для номинального безвластия в стране. И все же хрупкий мир, уравновешенный вдохнувшим полной грудью Малым Советом, ожидавшими новых событий Тиреллами с Простора, таинственным дорнийским югом, с его на удивление неоднозначной реакцией, и Джоном Арреном, державшим при себе Роберта Баратеона и Эддарда Старка, стал невозможным в тот миг, когда принц Рейгар вернулся в столицу. Кварлтон не был его ярым сторонником, но им был его племянник, и, как бы Кварлтон не злился на Отиса, он шел ему навстречу, принц Ливен Мартелл тому свидетель. И в данный момент, ожидая принца в башне десницы, Кварлтон задумался о том, стало ли принцу известно, какую цепь событий за его спиной запустил Эртур Дейн. Мастер над монетой мало соприкасался с жизнью за стенами Красного замка, ровно также мало он соприкасался с той особенной жизнью при дворе, которая привлекала к нему любителей веселья и интриг. Неудивительно, что Кварлтона считали живыми счетами при монетных дворах. Башня десницы впервые душила его. Высокие окна были завешаны в знак траура, и зал освещался парой дюжин свечей. Это не помогало прогнать угнетающую темноту высоких потолков, и Кварлтону все это казалось каким-то местом заговоров. Не то чтобы ему не нравился лорд Мерривезер, про которого меж обличенных властью людей порой проскальзывала шутка. Совет уже давно жил отдельной от Эйриса жизнью, буквально предоставляя тому возможность делать все, что угодно. Наоборот это не работало. Кварлтон мог по-любому относиться к деснице Мерривезеру, но именно тот ранним утром, бледный, шел в Тронный зал, чтобы встать перед Железным троном и говорить с тем обросшим, одетым в лохмотья человеком, что был их королем. Когда Кварлтон ступил на службу под покровительством Саймонда Стонтона, Эйрис уже не был тем юным, подающим такие радужные надежды королем. Говорили о его жестокости и подозрительности, но он все же был господином, и для этого стоило лишь взглянуть на него, услышать его голос. Ростки безумия были в нем, но они как-то слишком резко превратились в горечь для всего Красного Замка. Тяжело было сказать конкретно, когда жестокосердие короля стало оборачиваться этим самым безумием. Деспотичный господин для своих слуг? Безжалостный супруг? Нетерпимый отец? Короли бывали разные. Когда Мейгора стали называть Жестоким? Еще Кварлтону подумалось, что в минуты этого ожидания каждый из присутствующих мог предаться мечтам о том, чем ознаменуется освобождение от подозрительных тисков умершего безумного короля. Лорд-главнокомандующий Хайтауэр сидел понурый, погруженный в свои мысли, и Кварлтон отметил эту совсем недавнюю для него привычку. Герольда он знал как человека вспыльчивого, того, что крепость будет брать не измором, а нахрапом. Возраст уже брал свое, и Белого Быка можно было уже звать Седым, хотя у самого Кварлтона, в отличии от Освелла Уэнта, духу бы не хватило высказать подобную шутку. Не было в зале Барристана Селми, что крайне удивило Кварлтона. Селми король благоволил, и рыцарь всегда присутствовал на заседаниях Малого Совета подле своего лорда-главнокомандующего. Не было для него запрета и сейчас… Королева Рейла, строгая, сохранившая красоту и грациозность женщина, тихо переговаривалась с десницей. К тому моменту, когда Кварлтон приблизился к близкому окружению Таргариенов, она уже явно остыла и к мужу, и к его многочисленным любовницам. Слухи, переносимые служанками, правда говорили, что к возможности появления бастардов она относилась настороженно, но подобные мысли, особенно в отношении благородной королевы, заставляли Кварлтона краснеть. Принца Визериса, теперь жившего рядом с покоями королевы, не оставляли одного ни на миг. В этот момент с ним, должно быть, Джейме Ланнистер. Он был добрым малым среди своих, но Челстеды к этому кругу не относились, и Кварлтон знал, что его племянника Отиса Джейме невзлюбил. Саймонд Стонтон, мастер над законами, склонный к справедливости, умеренному веселью и полноте, в черном одеянии, в собеседники для себя выбрал Люцериса Велариона. Мастер над кораблями, разменявший четвертый десяток, был красив и силен. Он хорошо раскрылся как не лишенный дара к лидерству человек после того, как Тайвин Ланнистер покинул столицу. При одной мысли о Льве Кастерли Кварлтон почувствовал, как мурашки побежали по спине. Тайвина здесь не было. Пицель и Варис сидели по разным углам стола, подчеркнуто не видя друг друга. Они никогда не враждовали, и каждый в комнате об этом, несомненно, знал. Рейгар Таргариен вошел совершенно незаметно для членов Малого Совета. Освелл Уэнт и Эртур Дейн, стоящие позади него, остались у дверей. Принц выглядел собранно, каждое движение его говорило об уверенности в себе и своих действиях. Кварлтон скользнул взглядом по Эртуру Дейну когда усаживался после приветствия принца. Высокий, широкоплечий, сочетающий в себе как огромную физическую силу, так и хищную гибкость, он стоял так, как подобает личному гвардейцу короля — чуть в стороне, с холодным, но не надменным выражением лица, выражая одновременно спокойствие и внимательность к происходящему. Про таких говорят, что они не слушают, но слышат. Кварлтон не питал иллюзий относительно особенностей службы в Королевской Гвардии. Рыцарское искусство для этого было вторично, куда важнее — умение держать язык за зубами, а уши и глаза напротив, направлять во все стороны разом. Еще Кварлтон знал, что верность Эртура была вопросом сложным, обусловленным не слепой верой, но сочетанием крайне важных вещей. Разве сам Кварлтон не был человеком, преданным не королю или принцу, а государству? Эртур тоже знал, что верность Кварлтона прошла испытание его совестью.