Будь моим солнцем

— О, да, да! Не останавливайся! Черт… Лайла запрокинула голову. Застонала, позволяя Алексу целовать свою грудь, слегка покусывать cоски. — Да… Прошептала Лайла. — Да, да, да! Она задыхалась в плену сильных мужских рук. На лбу девушки виднелись крупные капли пота. Возможно, их слышали соседи. Плевать. Пусть старые пердуны займутся своей личной жизнью, а не лезут в чужую. Кому какое дело, если шестнадцатилетняя дочь отбила тридцатилетнего накаченного красавчика у матери. Вернее, красавчик трахал и маму, и дочку. Но какое это имеет значение? Может, красавчик еще кого-то трахает. Лайле было наплевать. Главное, она смогла уесть стерву-мать. Ворующую платья и косметику Лайлы, (между прочим, купленные на деньги Лайлы), флиртующую с кавалерами дочери. Девушка хищно оскалилась. Вне сомнения мамочка боится страшной для любой женщины цифры сорок. — Ты продержался дольше, чем в первый раз, — заметила Лайла, продолжая сидеть на партнере. — Ты любимый жеребец моей мамаши. О-о-о, мамуля наверное расстроится, если узнает, что ты залез ко мне под юбку. Юная соблазнительница цокнула языком, игриво качнула бедрами. — Что ж, постараемся не расстроить мамочку, — усмехнулся Алекс, опрокидывая любовницу на мягкую постель. Лайла попыталась что-то недовольно пробурчать, но мужчина заткнул ее поцелуем. Они целовались полностью обнаженные. Лайла прикрыла глаза. Она любила целоваться с закрытыми глазами. Поцелуи с закрытыми глазами позволяли ей лучше расслабиться, получить большое наслаждение. Лайле было хорошо. Особенно хорошо, когда Алекс, оторвавшись от мягких девичьих губ, стал покрывать поцелуями шею и плечи партнерши, слегка прикусил зубами аккуратное девичье ушко, поймав в награду довольный стон. — Твоя мама скоро вернется? — прошептал он. — Боишься, что мамуля отрежет тебе яйца? — хихикнула девушка. — А я думала, укротители медведей ничего не боятся. — Твоя мама опаснее любого медведя, — хмыкнул Алекс. Мужчина действительно немного опасался мать Лайлы. Как ни крути, а рыжеволосые женщины очень темпераментны. По крайней мере, так говорят. В отношении обеих Валесок это суждение было справедливо. И мать, и дочь могли в порыве гнева начать разбивать тарелки, возможно, о голову того, кто рискнул вызвать их гнев. Алексу вызывать ничей гнев не хотелось. Ему вполне будет достаточно гнева жены, если она поймает мужа на измене. А она поймает. Николь — умная женщина. — Значит, ты боишься мою мамочку? — спросила Лайла, потянувшись к лежащей на ночном столике пачке сигарет. — Не боюсь, просто проявляю разумную осторожность. Алекс тоже решил закурить. Он полез в карман брюк за сигаретами, одновременно думая, что хорошо было бы узнать, когда миссис Валеска обычно возвращается с работы. Будет скверно, если она застанет их лежащими на постели, совершенно голыми, вдобавок курящими прямо в доме. На месте матери Лайлы Николь бы давно устроила скандал. Жена Алекса ненавидела запах табака. — Ну-ну, герой. Будь осторожен, — Лайла выдохнула сигаретный дым, довольно хмыкнула, представив перекошенное злобой лицо матери Конечно, «любимая» мамочка будет не в восторге, когда узнает, что ее дочь курит в постели. Хотя существует много вещей, от которых миссис Валеска не будет в восторге. Впрочем, знать подробности жизни дочери ей совершенно необязательно. Ее дочь — взрослая девица, (По крайней мере, она считает себя взрослой), а значит вполне сможет позаботиться о себе сама, без нудных материнских нотаций. — Слушай, а давай сбежим. Например, в цирк. — Ты шутишь, — Алекс выпустил изо рта порцию дыма. Лайла бросила потушенную сигарету на пол, положила голову любовнику на грудь, ласково провела пальчиками по крепкому мужскому запястью. — Меня все равно рано или поздно выгонят из дома, — беспечно призналась она. — Нам с мамулей тесно на одной территории. Единственная причина, почему я живу здесь — мое несовершеннолетие. В цирке весело. Мы с отцом любили ходить в цирк. Мне нравились его представления, танцы со змеями. Потом мой отец скончался от инсульта, — девушка резко мотнула головой, желая отогнать неприятные воспоминания, ее губы приблизились к уху Алекса. — Тебе же хочется поменять свою судьбу? Или ты хочешь всю жизнь прожить с истеричной сукой-женой? Прожить всю жизнь с женой Алекс не хотел. Не для него это все. Женитьба, семья, дети. Иногда Алекс жалел, что не придумали машину времени. Было бы здорово сгонять в прошлое, дать в прошлом подзатыльник пьяному, безмозглому сопляку двадцати лет, в порыве любовной страсти забывшему надеть презерватив. Они с Николь поженились по залету. Второй ребенок также вышел незапланированным. Молодая пара слишком поздно заметила, что их презерватив порвался. Теперь у Алекса двое сыновей, жена. И черт возьми, как же он иногда устает от всего этого. — Я не могу никуда сбежать. Мне семью кормить надо. — Поэтому ты к нам ходишь? Ради семьи? Алекс вздохнул. Ему не нравилось отвечать на подобные каверзные вопросы, напряженно думать, молчать, подбирая подходящие слова. Гораздо лучше сжимать рыжую девчонку в объятиях, целовать ее губы, заниматься сексом без лишних сложностей в виде моральных вопросов. — Ревнуешь? — прямо спросил он. Лайла в ответ пренебрежительно хмыкнула. — Еще чего. Я слишком люблю себя, чтобы ревновать. Ревность унижает. Девушка поднялась с кровати. Стройная, гибкая, пахнувшая цветочными духами. Она стояла прямо, гордо расправив плечи. Не стесняясь наготы. Наоборот, гордясь ею. Гордясь стройной фигуркой, аккуратной грудью, тонкой талией. Лайла знала, что она красива. Знали и ее непутевые одноклассники, безуспешно пытавшиеся пригласить надменную красотку на свидание. Только Лайле уже лет с четырнадцати начали нравиться зрелые мужчины. Поэтому неловкие попытки сверстников ухаживать за нею Лайлу лишь забавляли. — Вот черт, — ругнулась девушка, услышав звук открывшейся двери. Мать пришла не вовремя. — Одевайся быстро, — прошипела Лайла, бросая в Алекса его футболку с оскалившейся мордой волка. К сожалению поздно. Пока Лайла возилась с завязками хлопкового, персикового халата, бросив на кровать лежащий на тумбочке глянцевый журнал, пока Алекс поспешно натягивал штаны, женщина успела войти в комнату. Миссис Валеска холодно смотрела лежавшую на животе в постели дочь, с наигранной небрежностью листающую страницы глянцевого журнала. Смотрела на кубики пресса бывшего любовника, (Алекс не успел натянуть футболку) изменившего ей с ее же дочерью. Эти двое предали ее. Церемониться нельзя. Предательства миссис Валеска никому не прощала. — Убирайтесь отсюда оба, — произнесла она хриплым голосом. — Я не желаю больше никого из вас видеть.   В спальне повисла гнетущая тишина. Алекс вздрогнул, чувствуя жуткое смущение. Застигнутый врасплох мужчина всем видом напоминал побитую собаку. Зато Лайла не испытывала никакого смущения. — Охотно, — дочь послала матери одну из своих самых ядовитых улыбок. — Желаю тебе, мамуля, поскорее состариться. Лайла с ненавистью смотрела на мать. Как же она ненавидела эту молодившуюся, похотливую суку, умудрявшуюся считать дочь распутницей, но при этом активно собирающую мужиков, не стеснявшуюся принимать дорогие подарки или просить деньги у очередного любовника. Девушка усмехнулась. Теперь она может на законном основании свалить из дома, куда ей захочется. Хотя, по правде говоря, свалить из этой дыры следовало раньше. Хорошо, отец научил дочку танцевать со змеями. Теперь у нее точно есть одна дорога. В цирк. Благо, Лайла с детства любила цирк. А у отца в цирке «Хэйли» остались друзья и знакомые, которые, возможно, помогут его дочери устроиться на работу.

***

Этот сон к взрослой Ребекке Эссен приходил постоянно, заставляя просыпаться среди ночи, включить свет. После жуткого сна молодая женщина долго опасалась сомкнуть веки. День нападения банды Джерома на полицейский участок. Бекки стояла на самой верхней площадке, рядом с настенными часами. Так лучше обзор, есть возможность предупредить людей об опасности. Она должна была спасти хоть кого-нибудь из погибших во время теракта. Должна была спасти Стива. Этот смелый, влюбленный в нее мальчик не должен умереть. Бекки ждала появления Тома. Том всегда появлялся если случалось что-то нехорошее. Возможно, у парня появился шанс не попасть в преисподнюю. Там наверху разрешили искупить ему вину, присматривать за девочкой, отца которой он много лет назад застрелил из пистолета. — Как я выгляжу? — выглядела Барбара потрясающе, приковывая к себе внимание не только Джима Гордона, но нескольких других мужчин полицейских. Конечно, блондинка способна покорить сердца очень многих. Барбара красива и знает: красота женщины легко может стать оружием. Мисс Кин похожа на ангела с милым кукольным личиком и невинными голубыми глазами. Она кажется воплощением невинности. Однако сегодня Барбара не собиралась играть в невинность. Блондинка напоминала дьяволицу в красных перчатках. Красный цвет крови. Прольется кровь. Много крови. Рядом с блондинкой появился Том, никто не видел его, кроме Бекки. Том смотрел на Эссен холодным неживым взглядом тусклых глаз. Выглядел юный террорист ужасно: половина его лица в крови, волосы раньше темные, теперь грязно-бурые, в прядях волос комочки земли, по вязаному свитеру ползают черви, много червей. От Тома воняло смертью, запахом разлагающегося тела. Бекки едва не стошнило. Однако ей было нужно бежать к матери. Это главное. Быть рядом с ней в последний момент. Целительница облокотилась о перила, как тогда, много лет назад, повторяя в слово слово слова двадцатитрехлетней напуганной девчонки, пытающейся предотвратить катастрофу. — Опасность, опасность. Враг здесь. «Маньяки» пришли. Бекки быстро спустилась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Бежала, не разбирая дороги. Ей любой ценой нужно помешать Джерому захватить в плен комиссара. К доктору Томпкинс бежать бесполезно. Ли не поможет помочь, она носит под сердцем ребенка от Гордона. Срок совсем маленький, вероятно, молодая женщина не знает, что беременна. Нельзя, чтобы «Маньяки» поймали будущую мать. Нельзя, чтобы Бекки поймали. Возможно, тогда Стив будет жить. Этот мальчик из-за нее погиб, из-за нее, когда решил ценой жизни вырвать любимую девушку из лап Гринвуда. Бедный, славный Стив погиб напрасно. А Эссен, между прочим, не любила этого мальчика, относилась к нему хорошо, но не любила. Зато любила другого. Носившего очки фармацевта, человека, бывавшего в иные моменты гораздо опасней целой толпы психов, сбежавших из Аркхема. — Мама, тебе нужно уходить отсюда, — Бекки влетела в кабинет комиссара, сердце ее бешено колотилось. Она успела, она успела… — Джером Валеска идет сюда. Он убьет тебя, мама! — Ты уже убила меня. — Нет, послушай… Сара стояла у письменного стола, лицом к закрытому шторами жалюзи окну. Новость, принесенная дочерью, не произвела на женщину никакого впечатления. Сара Эссен напоминала статую. Холодную, мраморную статую. Голос ее был чужим, непривычно холодным, безжизненным, без привычного тепла. Бекки Эссен стояла, растерянная, не зная, как поступить, не зная, что делать. Мама стала другой. Прежняя Сара Эссен точно бы стала действовать, не ожидать спокойно убийцу. Прежняя Сара Эссен не допустила бы бойни, зная: враг рядом. — Посмотри на меня. Бекки опустила глаза. Страшно, слишком страшно заметить изменения, произошедшие в матери. Изменения произошедшие по вине Бекки. Нет, она не сможет посмотреть на нее, не сможет. Слишком страшно, слишком больно. — Я сказала: смотри на меня. — Мамочка… С губ целительницы сорвался стон. Она упала перед матерью на колени. Теплые слезы побежали по щекам. Бекки выполнила приказ. Взглянула на мать, заранее зная, кого увидит. Не Сара Эссен говорила с дочерью, с целительницей говорил зверь Сары Эссен, захвативший тело несчастной женщины. Зверь, почуявший свободу, зверь, следы, которого отчетливо виднелись во внешности комиссара. Виднелись в ярко-желтых глазах с вертикальными зрачками, в заостренных клыках, в неестественно длинных ногтях, ноздрях, жадно втягивающих воздух, чуявших желанную кровь. Кровь Бекки. — По твоей вине я стала такой, — зверь зарычал, Сара села на корточки, резко прыгнула вперед, придавила дочь к полу, упершись руками ей в грудь. Зубы женщины приблизились с опасной близостью к горлу целительницы. Еще чуть-чуть и из перегрызенной сонной артерий толчками польется кровь. — Ты превратила меня в монстра. Твоя вина. — Моя, — согласилась Бекки. Смерти целительница не боялась. Думала, что не боялась. Смерть, прежде всего, покой. — Прости меня, мамочка. Пожалуйста. Я люблю тебя. Бекки знала: будет больно. Совсем скоро она станет очень громко кричать. Сложно не кричать, когда острые зубы вонзаются ей в шею, а одуревший от запаха крови зверь с наслаждением ломает ребра, стремясь вырвать из грудной клетки жертвы горячее, пульсирующее сердце. Матери больше нет. Мать исчезла. Лицо Бекки оказалось перед мордой волчицы, из пасти волчицы капала слюна. Эссен попыталась отстраниться, вырваться. Молодая ведьма хотела жить. Однако зверю не понравилось сопротивление жертвы. Животное глухо зарычало, показав зубы. Пощады ждать не следует. — Похоже, у вас весело, — услышала Бекки Эссен бодрый голос Джерома. Засранец, вероятно, как всегда кривлялся. — Простите, комиссар, но у меня тоже есть права на вашу дочурку. Прогремел выстрел. Волчица, заскулив, упала, смертельно раненая. Пуля попала зверю в лоб. Бекки закричала. Ее мать мертва, мертва… Джером Валеска убил Сару Эссен. Убил не только зверя, но и человека. Нельзя убить кого-то одного, обязательно умрет другой. Сущности зверя и человека неотделимы друг от друга. — Пусти, пусти меня! Бекки забилась в руках Джерома, желая поскорее вырваться на свободу, прижаться к зверю, едва не убившему ее, целовать жесткий мех. Это она виновата, она, она, она… Мама не заслужила такую смерть. Не заслужила быть монстром. — Ты убил мою мать. — Я спас тебя, глупышка, — Джером прижал к себе пленницу. Бекки посмотрела ему в глаза, желая узнать, кто перед ней: жестокий, безумный мальчишка, ради веселья готовый устроить резню или ответственный мужчина, защищающий собственную семью. Перед ней стоял мальчишка. — Пойдем, — прошептал Джером ей на ухо. — Я покажу тебе кое-что интересное. Он взял целительницу за руку, собираясь вывести из кабинета. Эссен не желала уходить, зная: снаружи нет ничего хорошего. Однако Джером все-таки вывел пленницу из кабинета. Они вышли на площадку. Бекки знала, все присутствующие в департаменте, смотрят на нее. За спиной стоял Валеска. Сбежать не получится. — Знаешь, в чем секрет этой комедии? Бекки помотала головой. Не зная, не желая знать. Правда, вероятно, слишком ужасна. К сожалению, Джером привел ее сюда не для того, чтобы молчать. — Вокруг тебя одни мертвецы. Эссен испуганно отшатнулась от Джерома. Слова его обожгли Бекки ужасом. Кругом действительно находились одни мертвецы. Сара Эссен с порванным горлом, держащая на руках Джона — младенца, не успевшего появиться на свет. Мисс Крингл с крупными синяками на шее, хмурый Стив, получивший в лоб пулю. Ухмыляющийся Хуан с расплывающимся на белой футболке багровым пятном в области живота. Парень, участвовавший в атаке на полицейский участок, в порванной одежде, с отсутствующей ногой, кровавым месивом вместо лица, превратившийся из охотника в жертву. В департаменте находилось много людей, в том числе незнакомых Бекки. От каждого из них воняло смертью. *** — Un, deux, trois.* Бекки шла с бумажным пакетом, очень гордясь собой. Она действительно стала почти взрослой. Ходила в магазин, покупала продукты. А теперь уже считать по-французски научилась. Мама учила ее понемногу готовить. В шесть лет Бекки научилась делать яичницу. К сожалению, пока единственное блюдо, которое Бекки умела делать. Но ничего, Бекки всему сможет научиться со временем. Станет настоящей помощницей матери. Маме трудно. Им обеим трудно. Папа погиб. Его застрелили. А Сара Эссен даже на похороны мужа не смогла попасть. Лежала в больнице. Бекки забрали бабушка с дедушкой. Папины мама с папой. Они, конечно, любили внучку, гуляли с ней, покупали сладости. Только Бекки сладости не ела. Бекки первое время вообще ничего не ела, надеясь: папа с Джоном заберут ее с собой. Папа поймет: Бекки по нему скучает, очень-очень сильно. Некоторое время девочка держала под подушкой фото отца. На фото Ричард был одет в полицейскую форму, на плечах его сидела Бекки. Волосы малышки скрывала полицейская фуражка, съехавшая ей на лоб. В одной руке малышка держала самый настоящий пистолет. Наверняка маленькая Эссен была невероятно горда собой. Как же Бекки доверили подержать в руках самое настоящее огнестрельное оружие. Ричард улыбался, показывал зубы, махал камере рукой. Не зная: совсем скоро он навсегда покинет жену с дочерью. — Quatre, cinq, six.** Бекки шла по бордюру. Считала по-французски вслух. Сегодня среда — середина рабочей недели. В доме снова будет пусто. Отвратительно пусто. Мама вернется с работы поздно вечером. Усталая. Эссен вздохнула. Скоро автобус отвезет ее домой. Пожалуй, слишком скоро. Бекки шла из магазина, расположенного в центре города. В центре города находилась и школа Эссен. Их с мамой дом находился на окраине Готэма. В одном из немногих уютных спокойных районов, где люди не убивают, не воруют, не дерутся по-пьяни. Рядом с уютными двухэтажными домами располагаются аккуратные цветочные клумбы. Машин немного. После одиннадцати часов ночи часто становится тихо. Люди, живущие в этом районе, в основном, пожилые, вышедшие на пенсию горожане. Им почти всегда необходимы тишина и покой. Это не молодежь, которая старается по возможности перебраться в центр, где жизнь бьет ключом. — Sept…*** Эй, осторожнее, — возмутилась Бекки, когда ее толкнул незнакомый тощий мальчишка. Пакет выпал из рук девочки — придется подбирать продукты. А все из-за чумазого мальчишки в толстовке с очень длинными рукавами. Из-за этой толстовки мальчишка был похож на Пьеро. Очень голодного Пьеро. Так как чумазый Пьеро быстро поднял с тротуара хлеб, резко отскочил в сторону. Понятно без слов, добычу он не отдаст. Серые глаза смотрели на Бекки решительно, давая понять: их владелец готов драться за хлеб. Одновременно чумазый мальчишка отступал в сторону одного из двухэтажных домов. Возможно, намереваясь попасть во внутренний дворик, а там по пожарной лестнице забраться на крышу. — Воровать плохо, — только и могла сказать Бекки. На детей никто не обращал внимания. Большинство людей в это время работало или училось. Да даже если бы кто-то увидел малолетнего воришку, наверняка бы этот мифический кто-то просто не обратил на него внимания. В Готэме случаются преступления гораздо страшнее украденного хлеба. — Сохраняй бдительность, если не хочешь, чтобы тебя обворовывали, мелкая. — Вообще-то меня Бекки зовут. Бекки Эссен. — Эссен обиженно поджала губы. Кому понравится прозвище «Мелкая»? Мальчишка пожал плечами. Он стоял в подворотне, с накинутым на голову капюшоном. Тощий, мрачный и наверняка очень несчастный. Счастливые люди не едят так жадно хлеб. Бедняга, наверное, голодал. — Хочешь молока? — спросила Бекки. — Моя мама всегда говорит, когда я ем один хлеб, что я могу заработать гастрит. Ты же не хочешь испортить желудок? Мальчишка тряхнул головой. — Какая разница? — усмехнулся он. В вопросе его прозвучала горечь. — Моему папаше на меня наплевать. Моя мама далеко, — голос мальчишки дрогнул. — Очень далеко. — Значит, тебе нужен друг, — Бекки, смахнув со лба кудрявую прядь, дружелюбно улыбнулась. — Как тебя зовут? Тебе нравится песочное печенье? Я могу поделиться едой. Некоторое время мальчишка молчал, вероятно, обдумывая варианты. Все-таки ему хотелось есть. Наверное, сильно хотелось. Однако осторожность подсказывала, что в этом чертовом городе никому нельзя доверять. Даже мелкой девчонке. Любая мелкая девчонка способна вызвать копов. А копы отдают маленьких бездомных бродяжек в приют. Попасть в приют мальчишка боялся. Тем не менее голод победил осторожность. — Я Эрик. Эрик Браун. — Мальчуган сделал решительный шаг вперед. — Приятно познакомиться, Бекки Эссен. *** — Вкуснотища, — пробубнил Эрик, с наслаждением жуя хлеб. — Я два дня не жрал. Они сидели на лавочке в городском парке. Эрик ломал руками хлеб, поспешно ел, торопясь наесться. Бекки жалела уличного воришку. Интересно, почему за ним не смотрят родители? Куда пропала его мама? Дети не должны быть такими голодными. Под глазом Эрика красовался синяк, верхняя губа распухла. — Твоя мама не говорила тебе, что драться нехорошо? — спросила девочка. Эрик скривил губы в насмешливой улыбке. Расстегнул толстовку, повесил ее на спинку скамейки. Теперь мальчуган оставался в футболке, рукава футболки доходили ему до середины плеч. Бекки ахнула. Руки Эрика покрывали крупные синяки: багрово-красные, синие, зеленоватые. — Говоришь, драться плохо, — Эрик хмыкнул. — Ну-ну… — Кто тебя так? Эссен поспешно отвела взгляд. Оторвала от хлеба небольшой кусочек, бросила мякиш голубю. Птица неторопливо подобрала кусок с земли. Отлетела немного в сторонку. Подальше от других птиц. Птица наверняка не голодала. В парке всегда есть желающие покормить голубей. Матери с колясками, влюбленные парочки. Да мало ли… В крупных городах по-любому найдутся любители природы. — Мистер Свин, — Эрик вздохнул. — Точнее, мой папаша. Я называю его мистером Свином, потому что эта пьяная, небритая свинья не заслуживает, чтобы его называли отцом. — Почему твоя мама за тебя не заступится? Не вызовет полицию? Эрик расхохотался. Громко. Запрокинув голову назад, мальчишка продолжал хохотать. Будто бы Бекки сказала что-то смешное. Девочке даже захотелось толкнуть локтем его в бок, чтобы чумазый бродяжка прекратил смеяться. — Ну ты даешь… — Эрик схватился за живот. — Копы, полиция… Запомни, мелкая: все копы — козлы. — Неправда, — возмутилась Бекки. — Моя мама хорошая. — Моя мама тоже была хорошей, — Эрик снова вздохнул. — Любила меня, заботилась обо мне. Пока не умерла. Прежняя веселость пропала. Пришла печаль. Мальчуган опустил голову, стараясь, чтобы в глазах не появилась живущая в сердце боль от потери самого близкого на свете человека. Конечно, уже прошел год. Душевные раны частично затянулись. Однако боль не успела уйти полностью, становясь по ночам особо сильной. — Мне жаль, — только смогла произнести Эссен. Она почувствовала неловкость. Вот бы ей хоть чем-то помочь Эрику, хоть как-то утешить, подобрать подходящие слова. Увы, подходящие слова не находились. Повисло неловкое молчание. Удивительно, как легко порой любые слова превращаются в бессвязный набор звуков. — Ты испачкался, — Бекки неловко коснулась чистым носовым платком грязной щеки воришки. — Здесь. А еще в уголках губ следы от молока. — Спасибо, — Эрик взял из рук девочки платок, вытер уголки губ, стал тереть щеку. — Знаешь, мне пора. Не думаю, что мы сможем стать друзьями. Мой мир не для таких домашних девочек, как ты. Лучше держись от него подальше. И береги свою маму. Мальчик неторопливо поднялся, собираясь уйти. Бекки хотела удержать его, однако не стала. Почему-то девочка была уверена: они встретятся с Эриком. Быть может не совсем скоро, но обязательно встретятся. Оба они одиноки по-своему. Конечно, у Бекки есть мама. Мама ее любит. К сожалению, мама много работает. Кто знает, вдруг Сара Эссен повторит судьбу мужа. Бекки пнула маленький, находящийся близко к скамейке камешек, вздохнула, мысленно спросила, глядя в спину удаляющегося Эрика: Мы же встретимся, правда? Мы же встретимся? Мальчуган не ответил. Он не мог читать чужие мысли, а если бы мог, все равно бы не знал точно. Люди не знают будущего, а жизнь, между прочим, очень непредсказуемая штука…