Безмолвие

Лютик был непривычно тих и бледен. Прижимал к груди свою лютню и только губами шевелил, почти не моргал да расфокусированным взглядом смотрел себе под ноги. — Осторожнее, — предостерёг Геральт, хватая его за локоть, когда Лютик спотыкается об очередной камень. Лютик никак не отреагировал на его голос, только продолжил идти по этой пыльной дороге, всё так же погружённый полностью в себя. Ему уже было всё равно, если Ведьмак вскочет на лошадь и оставит его далеко позади. Ему было всё равно, что случится с ним после того, как он останется совсем один, авось повезёт, и чудище какое нападёт, избавит его от бремени жалкого существования. — Лезь на Плотву, Лютик. Но Лютик не слышал Геральта. Он просто шёл, беспомощно прижимая к груди свою лютню. — Лютик! — не выдержал Ведьмак, разворачивая барда к себе лицом и заглядывая в его пустые, лишённые разума глаза. — Лезь на Плотву, — повторил он как можно жёстче. И Лютик послушался, чтобы просто не участвовать в конфликте, который не сможет вывести. Он покорно сел на гнедую кобылку и словно потерялся на ней. Геральт изредка поглядывал на безмолвного барда и думал, как же теперь снять с него проклятье тишины. Он уже знал, что придётся идти в Ринд и там просить помощи у колдуна или чародейки. — Я всё исправлю, Лютик, это моя работа. «Ну, да, — подумал бард с горечью. — Просто работа.» А взглядом буквально вцепился в ведьмачьи лопатки, внимательно наблюдая за его походкой, как развеваются от ветра его посеребренные волосы, как ступает он мягко, будто кошка, по пыльной дороге, почти не оставляя следов. Лютик бы обязательно спел песню о необыкновенной, нечеловеческой красоте Геральта из Ривии, но у него нет голоса, а значит — ничего нет.

***

Они остановились в старом трактире, сняли одну на двоих пыльную комнатку со скрипучими половицами, из щелей которых лезли мелкие паучки. В любой другой день Лютик бы отказался ночевать в таком убогом месте, но выбора не было, да и спорить ему было нечем, для этого необходимо было произносить звуки, а он и этого не мог. — Ты ляжешь на кровати, а я посплю на полу. Лютик пожал плечами: «Мог бы и присоединиться ко мне, я не против.» — промелькнула в его голове ехидная мысль. Геральт сел на пол и, положив мечи перед собой, скрестил руки на груди в попытке хоть немного вздремнуть. А вот Лютику совсем спать не хотелось, он просто смотрел в потолок, разглядывая трещины на старых досках, и думал, что так много ещё в своей жизни не произнесли его уста, так много песен было им не спето. Зато болтал так, что рот не закрывался. Ерунду всякую нёс. А теперь что? «Ничего… Мой музыкальный дар был моим ремеслом, делом всей жизни. Да я же ничего, кроме как петь да играть, не умею. Очень скоро и Ведьмаку стану не нужен, зачем ему такая обуза? Да и обременять его неправильно, нечестно.» Лютик взглянул на Геральта и заметил, что тот задремал, уперевшись затылком в стену, чуть склонив голову вбок, а пряди мышиных волос стекали по шее жидким серебром. Ведьмак действительно был хорош собой. Лютик улыбнулся: «Как же я рад, что встретил тебя.» И закрыл глаза, засыпая под запах можжевельника и полежавших в сырой траве прогорклых яблок.

***

Местная таверна пахла специями, грогом и подсолнечным мёдом. Лютик подумал, что Ведьмак выбрал достаточно приличное место. Люди уже косятся с тревогой и вызовом, провожая ведьмачью спину неприязненными взглядами. «А мы ведь просто зашли перекусить.» — Добро пожаловать, Геральт, занесла тебя нелёгкая сюда снова, — улыбнулась им молодая девушка, вытирая влажные после мытья посуды руки о перетянутый вкруг пояса фартук. — Чем я могу помочь? У девушки этой были редкие, светлые, будто лимонная цедра, волосы, собранные в тугой хвост, раскачивающийся в такт её движениям, словно маятник, глаза чистые, лазурные, а ресницы мелкие-мелкие, редкие такие, не разглядишь даже. — Злата, накорми моего товарища, и пусть дождётся меня, я здесь по делу. — О-о, конечно, Геральт, — кивнула она, а потом обратилась к барда: — Вы можете просить у меня что угодно. — Он не говорящий, так что позаботься о нём до моего возвращения. Лютик закатил глаза, замечая, как Злата наливается жалостью: — Не беспокойся, Геральт, я обо всём позабочусь. Ведьмак благодарно отсыпал ей горсть монет и ушёл. Обедать он будет в другом месте, подальше от людей, а потом возьмётся за заказ. — Геральт как-то освободил нашу деревню от Лешего, а я умею быть благодарной, — она подняла недобрый взгляд на своих посетителей. — В отличие от некоторых. Сказав это, Злата вернулась к готовке. Какое-то время спустя Лютик узнал запах бараньих рёбер и овощей. У него аж живот скрутило, да слюна подкатила к горлу. «Хороша, девка, ох, хороша.» Подумал тогда бард и понял, отчего здесь столько народу. — Во-о-т, всё готово, приятного аппетита… Забыла спросить у Геральта Ваше имя, простите, — смутилась она. Лютик отмахнулся, мол, незачем такой красивой девушке вообще обращать внимание на немого. — Знаете, а у Вас глаза красивые, — она облокотилась грудью о стойку и подпёрла лицо ладонями. Лютик едва ли не поперхнулся мясом, почти что вставшим поперёк глотки. Девчонка заигрывала с ним, дураку же очевидно. Взгляд его нырнул в тёмную ложбинку меж двух упругих грудей. Так вот, как она решила позаботиться о нём. «Не, девочка, прости, но я не в настроении.» Осталось ей только тактично об этом намекнуть и дождаться Ведьмака. Лютик надеялся, что он не задержится и вернётся за ним хотя бы до заката. Лютик надеялся.