Безмолвие

Стрекотание сверчков в высокой траве, лунный диск, мерцающий на своде неба, зловещий шёпот камышей и волчья песень были голосом самой природы, которая могла разговаривать, кричать, петь, передавать свои эмоции с помощью этого изящного голоса, которого Лютик насильно был лишён. В его глотке всё ещё клокотали какие-то фразы, которые он не мог озвучить, и это мучило его. Он слышал треск костра, журчание близ лежащего ручья и, казалось, мир пытается заговорить с ним, а он не мог ему ответить. В тот день, Геральт благополучно вернулся с задания, обдал приятную таверну запахом болот, гниющей плоти и лесных ягод. Своим появлением, он не обрадовал деревенских, те только морщились да кривились, носы свои зажимая. И лишь Златка угостила Ведьмака пивом, ничуть не брезгуя им, а обсыпая любезностями и благодарностью за его благородное дело. Лютик тогда понял, что не в каждом человеке живёт зло и отвращение, есть и иные чувства, которые люди ещё могут испытывать к существам, которые могут быть столь же разумны и самостоятельны, как и они. Лютик был рад видеть Геральта относительно невредимым и получившим капельку тепла от этой очаровательной девицы. Игнорируя презрение окружающих, Геральт сконцентрировался на положительной и тёплой Злате, а Лютик… Лютик тоже концентрировался, только далеко не на Златке, а на Ведьмаке. Он хотел заговорить с ним, спеть балладу, дабы смягчить толпу мрачных людей, но он не мог, потому был вынужден косить глаза, лишь бы видеть Геральта. Такого умиротворённого среди тучных человечков. Лютик тоже хотел бы чувствовать это. — Нам пора. Лютик выполз из-под корки своего сознания и покорно кивнул. — Уже уходите? Какая жалость, — раздосадованно покачала головой Злата. — Что ж, удачи вам обоим, господа. — Благодарю за гостеприимство. Попрощавшись с хозяйкой таверны, они ушли, и тогда-то Геральт предложил переночевать под открытым небом, ссылаясь на прекрасный, тёплый вечер, насквозь пропитанный росой и хвоей. Ведьмаки не знали холода и болезней, потому земля не морозила его тело, а ветер не щипал кожу. А Лютик, сидящий у костра, всё равно чувствовал, как замерзают его руки, и ничего не мог с этим сделать. — Прости, я должен был догадаться сам, — тяжёлый плащ падает на плечи барда. Лютик благодарно кивает и утыкается лбом в колени. Геральт так добр… Но этого было так мало. — Сильно замёрз? Лютик не реагирует. — Голоден? Бард поднимает глаза и думает, каким же будет новое предложение Геральта, а ещё, просто хотелось слышать его голос. — Хотя бы кивни, если голоден. Лютик остался неподвижен. Он просто смотрел в кошачьи глаза Ведьмака и ждал, что тот прочитает его чувства, ведь сердце Лютика так открыто. Но молчание в его горле не позволяло Геральту ни разглядеть, ни расслышать, по ком так сильно бьётся о грудную клеть сердце музыканта. — Лютик, мне важно знать, что тебе нужно. Я не могу тут сидеть и угадывать, не видя никакой реакции, знаю, что тебе тяжело и я постараюсь сделать всё, чтобы исправить это. Твой голос вернётся к тебе, доверься мне. И Лютик верил. Ему ничего не было нужно. Он просто хотел, чтобы Геральт говорил. Говорил так, будто между ними диалог, будто они совсем друг другу не чужие. Лютик не хотел быть ему чужим. Он хотел Геральта и стал понемногу его получать. Этой ночью, земля остыла и потемнела. Небо заволокло тучами и луна, вместе со звёздами, спряталась во тьме. Вот тогда, Лютику стало не то чтобы холодно, но ещё и страшно. Он спал спиной к костру, грея колючие лопатки и думал, что на них могут напасть. Когда Геральт почувствовал запах липкого человеческого страха, он приблизился к барду и улёгся рядом с ним, заслоняя своей широкой грудью вид на строгий, мрачный лес. — Так лучше? И Лютик впервые за вечер отреагировал так, как надо. Ведьмак, наконец, смог успокоиться, прогнать тревогу и лечь спать. Но Лютик так и не смог уснуть: он наблюдал, как серебро длинных волос струится по земле молочными реками, а в нос бил запах пепла и можжевельника. Эйфория от близости стучала в висках. Барду казалось, что в мире не спето ни одной песни, способной передать всё то, что он сейчас чувствует. Эмоции кипели в нём вместе с кровью, обратившейся в раскалённую лаву. И лишь утром, когда солнце выглянуло из-за линии горизонта, Лютик признался себе в том, что так глупо влюбился в Ведьмака. Увяз в нём, будто в болоте. По самое горло увяз.