Day/Night

      Ночами Савельева часто вспоминает свою первую любовь Григория Куриленко. Они были так счастливы вместе до того момента, пока она не стащила то чёртово кольцо у него. Угрозы, пытки и его взгляд, полный ненависти по отношению к ней.       Днём Савельева даже не смотрит на какого-то там Куриленко. Её цель — Андрей Авдеев. Женя первая вступает с ним в диалог, первая подсаживается к нему за столик в столовой, первая приглашает его на танцы.       — Ну, что там с Авдеевым?       — Он полностью мне доверяет.       — Хорошо, очень хорошо. Неплохо было бы тебе подружиться и с его друзьями.       — Я попробую. Скажите, а вы можете узнать, что там с Гришей?       — Я попробую.       — Но ведь...       — Иди, Савельева, иди. Я занят.       Ночами Савельева перебирает в памяти свои грехи. Что-то было случайностью, что-то было сделано намеренно. Вот только и случайные, и намеренные убийства приносили ей радость. Крики того парня в больничном боксе, которому она ради шутки вколола яд «Ингрид» были музыкой для её ушей, она долго и с интересом рассматривала труп женщины, не прошедшей испытание лекарством, и с удовольствием помогала в изготовлении смертельного вируса. Но самым ярким, самым долгожданным было убийство Старковой. При упоминании этой фамилии Савельева чувствовала что-то странное внутри, вроде, даже жалость. Ведь Старкова погибла просто так, просто Савельевой так захотелось.       Днём Савельева вновь превращается в невинного белокурого ангела. Мило улыбается, смущённо опускает глаза при виде Андрея и с видом величайшей заинтересованности обсуждает с Кузнецовой последнюю тему по биологии.       На вопрос Виктора Николаевича о Даше Женя картинно охает: «Да как вы могли подумать обо мне такое, Виктор Николаевич! Мы дружили с Дашей, и я бы ни за что её не убила!» — и, опустив голову, Савельева быстро уходит, чтобы Поляков не заметил безумной радостной улыбки.       Вся жизнь Савельевой искусственная, пропитанная ложью, ядом и презрением к окружающему миру. Но Жене такая жизнь по душе, она с детства помнит наказ бабушки: «Борись, деточка, борись за счастливую жизнь». Вот только теперешнюю жизнь Савельевой назвать счастливой очень трудно.